Заметки переводчика, касающиеся шейха Нефзауи

Имя шейха Нефзауи стало знакомо потомству именно как имя автора предлагаемой работы — единственной приписываемой ему. Она создана была между 1394 и 1433 годами^[1].

Место рождения автора может считаться само собою разумеющимся, ибо арабы обычно делали его имя своим собственным. Таким образом, автор родился в Нефзауе (ныне Нафте) — городе, основанном в районе того же названия на берегу озера Себха Мелрир на юге королевства Тунис.

Город Нефзауя окружен стеной, сложенной из камней и кирпичей. В нем — шесть ворот, одна мечеть, бани и рынок. В окрестностях — много колодцев и садов.

В районе Нефзауи — множество деревень, расположенных на равнине и окруженных пальмами, с большими годными резервуарами посреди них. Пилигримы говорили, что земля эта названа так потому, что здесь находятся тысячи «зауй» — молелен, в которых похоронены марабуты — мусульманские отшельники. Утверждают также, что имя это было раньше другим — Эль Афун Зауйя, впоследствии сократившимся до Нефзауи. Однако эта изустная этимология неверна, ибо арабские историки доказали, что первоначальные географические имена старше той поры, когда тут внедрился ислам.

Шейх Нефзауи сам засвидетельствовал, что жил в Тунисе. Именно здесь, вероятно, и написана его книга. В соответствии с традицией в ее основу положены реальные события, изложенные в его незамысловатых рассказах.

Одна из версий так говорит о рождении этой книги. Бей Туниса прослышал о знаниях шейха в области законов, литературы и медицины. Посему он решил призвать шейха к себе на службу в качестве кади — духовного лица, исполняющего обязанности судьи. Шейх, однако, и не помышлял связывать себя какими бы то ни было служебными обязанностями: Но, не желая дать бею повод для неудовольствия, он отправил властителю короткое послание, заявив, что должен закончить работу, над которой сейчас трудится. Дабы подтвердить сие, он и засел за трактат, со временем овладевший всеми его мыслями. Когда он был завершен и стал известен людям, он приковал такое скандальное внимание к автору, что исполнять обязанности кади стало ему совершенно невозможно.

Версия эта, однако, не поддерживается должными доказательствами. Во-первых, трактат, написанный тогда и названный шейхом «Факел Вселенной», был лишь небольшим предшественником того труда, что представляет здесь читателю (автор упоминает о нем в первой главе настоящей книги).

Во-вторых, версия эта представляет шейха как человека малопочтенной морали — и прежде всего поэтому вряд ли может быть принята всерьез. Достаточно одного взгляда на сей труд, чтобы понять: автор его вдохновлялся намерениями вполне похвальными — и уже за одно это заслужил благодарность человечества, служению которому он посвятил себя.

Все это — несмотря на существенные недостатки книги. В чем они?

Прежде всего в том, что она, вне арабских традиций, не содержит комментариев. Причина этого, вероятно, — в самом предмете, который она серьезно, на научном уровне, изучает. Объяснить же это можно либо некими опасениями автора, либо его необязательностью. Я бы подчеркнул — необязательностью. Ведь эта книга, по идее, более чем какая-либо другая нуждалась бы в серьезных комментариях. Ибо посвящена она вопросам достаточно темным, изучение которых создает обширное поле для поисков и размышлений. А что может быть более важным для философски скроенного ума, нежели изучение принципов, на которых покоится счастье мужчин и женщин — изучение их взаимоотношений, самих по себе зависящих от их характеров, здоровья, темперамента и конституции! Вспомним мысль Пьера Луи Моро де Мопертюи из его «Эссе по философии морали» (Берлин, 1749): «Мы не должны бояться сопоставлять чувственное удовольствие с удовольствием интеллектуальным. Не будем поддаваться иллюзии, будто существуют естественные удовольствия двух сортов: одни — более низкие, нежели другие. Величайшими удовольствиями являются самые прекрасные».

Я постараюсь исправить эту оплошность автора в примечаниях, сколь ни поверхностных, однако служащих дополнением к руководству шейха Нефзауи. В сомнительных или трудных случаях, когда идеи автора не могут быть прояснены достаточно полно, я, не колеблясь, прибегаю к помощи просвещенности ученых самых различных конфессий — и отдаю должное этой помощи.

Книга шейха Нефзауи создавалась в одно время с «Супружеской жизнью» Пьетро Аретино, знаменитого итальянского писателя эпохи Возрождения (1492–1556), и трудами Франсуа Рабле, французского писателя-гуманиста (1494–1553). Сходство с последними иной раз у Нефзауи настолько поразительно, что я не мог удержаться от цитирования аналогичных пассажей.

Что делает трактат Нефзауи уникальным среди книг такого рода, это серьезность, с которой автор преподносит нам свой материал. Очевидно, что он убежден в важности излагаемого предмета и что желание быть полезным современникам — ведущий мотив его усилий. Для придания наибольшего веса своим рекомендациям, он, не колеблясь, обильно уснащает их религиозными отрывками, часто прибегая к авторитету Корана — самой священной книги мусульман. По всему по этому ни один из авторов, работавших над данным предметом, не может быть поставлен в один ряд с шейхом Нефзауи.

Можно при этом заметить, что, не будучи, конечно, абсолютно компилятивной, книга эта не полностью принадлежит гению шейха Нефзауи. Некоторые ее части заимствованы из трудов индийских и арабских писателей.

Весь рассказ о Мукалиме и Чедже взят из работы Абу Джафара Мохаммеда бен Джерира эль-Табери. Описание различных поз для соития, равно как и пригодных для них движений, заимствованы из индийских работ. Наконец, книга «Птицы и цветы» Азэддина эль-Мокадекки, судя по всему, была источником интерпретации снов. Однако автора, конечно, следует только похвалить за то, что он окружил себя юпитерами мыслей былых авторов. Неблагодарно не представлять выгод, которые принесла эта книга людям, все еще по-детски неосведомленным в искусстве любви.

Можно только посожалеть, что книга шейха, столь совершенная во многих отношениях, несовершенна в том, что мало говорит о принципах воспитания молодежи. Древние греки и римляне, к примеру, оставили нам много свидетельств того предпочтения, которое они отдавали юношам — и даже мальчикам — перед женщинами, девушками. Они немало писали о специфических удовольствиях, доставляемых юношеству женщинами, именуемыми «трибадами». Нефзауи об этом молчит — так же, как и о скотоложестве. У него, правда, находим два рассказа, в одном из которых описывается любовь двух женщин, а в другом — женщина, побуждающая к любви своего осла. Это доказывает, что шейх знаком с подобными материями. И потому малоизвинительно, что он не говорит о них более подробно. Должны ли мы отнести этот случай к сплетне о презрении, которое мусульманин, якобы, испытывает к женщине, обладая которой, он будто бы полагает ниже своего мужского достоинства допущение ласк, выходящих за пределы законов природы? Или автор, скажем, избегал рассмотрения подобных материй из опасения, что его могут заподозрить во вкусах, которые многие считают развратными? Тем не менее книга эта содержит множество полезной информации и забавных историй.

Я предпринял ее перевод потому, что согласен со словами, которые визирь говорит шейху в предисловии: «Я клянусь Богом, что знание этой книги необходимо. Лишь бесстыдный грубиян, враг всех наук, может не прочесть или осмеять ее».

Александр Шарымов

[1] На Руси это было время княжения сына Дмитрия Донского — Василия Дмитриевича; в Литве — князя Витовта. (Здесь и далее прим. переводчика.)