Дояр Пауков
Поэма с комментариями доктора Жореса Претулло
Алексею Самойлову [1]
I. МЕЧТА
Независим от пут и оков,
И активности солнечных пятен,
Это пишет Дояр Пауков [2]
И мечтает, что будет понятен.
[1] Алексей Петрович Самойлов в год написания поэмы -1976-й - заведовал отделом публицистики в ленинградском журнале 'Аврора'. Был членом ВТО и Союза журналистов (позже стал членом Союза писателей Санкт-Петербурга). Поэма была написана к 40-летию Алексея Петровича и преподнесена ему в качестве дара.
[2]
Вопрос о том, кто 'пишет' поэму, отнюдь не так прост, как может показаться на первый взгляд.Поэма написана от имени и, несомненно, со слов главного ее героя - Дояра Устиновича Паукова (1936-98), в прошлом зоолога-арахноведа, а в последние годы художника-иллюстратора и инвалида, до недавней поры жившего в Петербурге.
С другой стороны известно, что текст поэмы был записан рукой Александра Матвеевича Шарымова и был вручен А. П. Самойлову 19 октября 1976 года.
После этого в 90-е годы поэма была утеряна при пожаре Дома писателей, где она находилась в процессе попытки прозаика Николая Прохоровича Крыщука опубликовать ее в новооткрывшемся было журнале 'Ленинград', и ныне восстановлена автором комментариев по остаткам черновой рукописи (с добавлением отдельных сведений о последних двух с лишним десятилетиях жизни Д. У. Паукова).
Интересно, что уже в первой строфе поэмы (она же - первая ее глава) появляется тема независимости и свободолюбия главного героя, ранее автором комментариев незамеченная.
II. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ВОСТОКОВЕДА
Под воздействием некиих чар,
О двусмыслице даже не чая,
Мне присвоили [3] имя 'Дояр':
'Две любимых' оно означает [4]:
Помню я душанбинский вокзал,
Где, над именем всласть прослезившись,
Перевод мне его подсказал
Ленинградец по имени Лившиц.
'Две любимых! - вскричал он.- Каков!
Но, однако, не в имени дело.
Что с фамилией вы, Пауков,
Со своею намерены делать?
Без причин не ссужает Аллах
Именами сынов своих сирых. -
И улыбка легла на губах
И скептическом лике факира.-
Без причин не спрядается нить
И имен не дают человеку.
Приготовьтесь, голубчик, доить
Пауков до скончания века'.
Лил из глаз он насмешливый свет,
Как веселая злая гиена [5].
Из кармана виднелся билет
'Палестинского общества' [6] члена.
'Две любимых! - он вновь повторил.-
Что ж, примите мое пожеланье
Не растратить с любимыми сил,
Не усердствовать в лишнем старанье:'
И крепки были тело и дух
Ленинградского востоковеда.
Было видно: готов он и двух,
Да и больше любимых отведать.
Как из чьих-то стихов Серафим,
Он меня заразил, шестикрылый [7],
Жизнелюбием жарким своим
И - увы, не духовною - силой:
Если ты в состоянии мочь -
Выход дай накопившейся силе.
....................................................
Мне двоих заменила в ту ночь
Душанбинская девушка Лиля [8]:
Что любовь вытворяет с людьми!
О судьба моя с ликом урода,
Эти дни без возврата возьми
И сотри эти страшные годы -
И ущербов души лабиринт,
И обетов фальшивую звонкость,
И хватательный этот инстинкт,
И постыдную чувства нетонкость:
Что с людьми вытворяет любовь!
Чуть окончив слова и движенья,
Ненасытной неясытью вновь
Начинает желанье круженье.
Вроде, время отстать и остыть,
Но опять обречен ты (навеки?)
Видеть пульса биенье [9] сквозь стыд,
Через полусмеженные веки.
И плененный пряданием ног,
В жалкой страсти слепой и свирепый,
Я забыл про туманный намек
О фамилии нашей нелепой.
Я не знал, что, смеша дураков
(Но на них не тая укоризны),
Скоро будет Дояр Пауков
Отдавать свою дань буквализму.
Я не знал, что подобно авто,
Бензобаки под пробку заливши,
Все на деле проделаю, что
Предсказал мне скептический Лившиц.
Я все жил. Я чего-то искал.
Был врачом [10], циркачом [11], инженером [12].
Я по жизни летел и скакал
Скакуном, косачом, зензивером,
Как летел, задыхаясь, рысак
С разметавшейся гривою, в мыле,
Круглым глазом кося на косяк
С фотографии в комнате Лили [13].
Нашим встречам ничто не могло
Помешать в продолжении года:
Ни друзья, ни враги, ни погода -
Ни дожди, ни метель, ни тепло.
Как тоннель, уходящий в туман,
С окончаньем, не видным в тумане,
Длился тягостный этот роман
С непроглядным своим окончаньем:
Он окончился. Рак просвистал,
Изменив мой униженный статус -
И судьбой моей страшною стал
Аранэус Битуберкулатус [14].
[3] Точнее: не 'присвоили', а 'присвоила'. Имя 'Дояр' дала герою поэмы его мать, Бибиханым Козульфикарова (1918-98), уроженка памирского села, жители которого славились красотой необычайно больших глаз. Сына Бибиханым родила уже после смерти мужа, Устина Паукова, и воспитала мальчика в Душанбе (тогда - Сталинабаде) сама, впрочем, оставшись до недавней смерти неученой, полуграмотной таджичкой-горянкой.
[4] Всемирно известный востоковед Владимир Аронович Лившиц - между прочим, тоже один из героев поэмы, сыгравший в жизни ее главного героя немаловажную роль, - говорил нам, однако, что 'дояр' - не вполне точно соответствует персидскому словосочетанию 'две возлюбленные'. Тут вернее было бы: 'ду-яр'.
Однако Бибиханым назвала сына именно так; в силу чего - сейчас уже трудно установить (может быть, это - особенность произношения в ее высокогорном селе?).
[5] Замечу, что, по нашим наблюдениям, и герой поэмы, и ее составитель, и ее адресат за все время знакомства с В. А. Лившицем относились к нему весьма по-дружески, если не сказать - любовно. Так что все негативно выглядящие выражения, относящиеся к нему (типа: 'как веселая злая гиена'), есть лишь поэтические вольности, но отнюдь не слова осуждения.
[6] Точнее, 'Русско-палестинского общества' (основано на рубеже веков в Петербурге, закрыто после 1917-го и воссоздано в середине нашего столетия).
[7] Речь, видимо, идет о 'Пророке' А. С. Пушкина:
:И ангел с крыльями шестью
На перекрестке появился:
[8] Как В. А. Лившиц, так и его супруга, видный российский астрофизик Наталья Григорьевна Птицына, настоятельно просили не путать героиню поэмы Лилю с Лилей Датхаевой, жительницей Душанбе как раз в пору пребывания там Дояра Паукова, но в настоящее время вполне респектабельной обитательницей Британских островов миссис Пэйн.
[9] Пульсацию какого именно и чьего именно органа тела имел в виду автор поэмы, установить не удалось.
[10] Неточность: не врачом: а санитаром, медбратом в Центральной Душанбинской офтальмологической больнице.
[11] Неточность: не вообще 'циркачом', а униформистом.
[12] Неточность: не 'инженером', а, скажем так, 'инженером человеческих душ', то есть журналистом, газетчиком: автором восемнадцати подписанных лишь инициалами 'Д. П.' информаций в газете 'Коммунист Таджикистана'.
[13] Мы видели эту фотографию. На ней запечатлена бегущая среди берез белая кобыла.
[14] Araneus Bituberculatus - одна из разновидностей пауков-крестовиков с желтым крестом на большом брюшке.
III. ПОБЕГ ОТ ПЕРВОЙ ЛЮБИМОЙ
Я о многом забыл. Но пока
Помню четко - и присно, и ныне -
Свой уход. Свой побег: к паукам -
От людей. От пустыни - в пустыню.
И сейчас, по прошествии лет
Вспоминая начало побега,
Вижу солнца немыслимый свет;
В окнах - горы с чалмами из снега;
Под окном - шелестенье листвы
И живое арыка журчанье;
В зоопарке рычащие львы -
Лейтмотивом немого свиданья;
Этой комнаты милый хаос;
Гладкий отблеск обоев зеленых;
Фотоснимок коня средь берез;
На трюмо - многоцветье флаконов [15].
В растворенное наше окно
Льется паста горячего света:
Мы - в его подчиненье давно,
Лишь его дуновеньем одеты.
Кожа Лили в ладонях скользит,
Увлажненная потом, - и все же
Эта кожа - как странный магнит,
Так едина и так непохожа:
Тут - гладка, тут - покрыта пушком,
Там сверкает, там матово светит,
Здесь - в морщинах, здесь - с острым душком,
Тут - нежней не бывает на свете:
Я запомнил, как начал побег.
Долгий взгляд она бросила в муке
Из-под полуопущенных век,
Заломив драматически руки.
Как она, я увидел в трюмо
Наших слившихся тел напряженье -
И тотчас же явилось само
В недрах памяти изображенье,
На котором - в какой-то из книг
Из собранья покойного папы [16] -
Паучок к паучихе приник,
Заломившей трагически лапы [17].
Что я вспомнил тогда? Да почти
Ничего. Только - книжки страничку:
Это нынче мне легче вести
Разговор о паучьих привычках:
Паучок (но не каждый подряд),
Тягой к тайне соитья снедаем [18],
Совершает свой брачный обряд -
И бывает за это съедаем.
Не подряд. Не любой. Но среди
Двадцати с лишним тысяч подвидов [19]
Есть и те, кого ждет впереди
От подруги большая обида.
И вот этот-то вот паучок,
Постигающий секса пучины [20],
Начинает плести гамачок
Из особой своей паутины.
А сплетя и провидя (бедняк!)
Отвратительной гибели ужас [21],
Каплю семени в этот гамак
Из себя выжимает, натужась.
А потом, отдохнувши, паук,
О любви себя мыслью лаская,
Эту каплю в подобия рук -
В педипальпы свои [22] - выпускает.
А теперь - головою [23] встряхнуть,
Чтоб забыть о крадущемся лихе [24], -
И пускайся в трагический путь
К беспощадной своей паучихе!
Подползи: Осторожно тряси
Коготками ее паутину:
Имитируя жертву, проси
Из гнезда ее выйти, скотину:
Вот она появилась. Беги
От нее, разъяренной, как львицы
(Только семя свое береги,
Не разбрызгай его - пригодится)!..
А теперь возвращайся - и вновь
Коготками тяни за тенета:
Что за жуткая эта работа!
Что с тобой вытворяет любовь!..
Через час, раскусив, для чего
К ней пришли, паучиха-растяпа
Наконец подпускает его,
Заломив драматически лапы.
Отыскав, как на траверзе Альп,
Под брюшком ее лазик [25] невидный,
Вздутый бульбус [26] своих педипальп
Он в него погружает солидно.
А потом, поднапрягшись, вовне
Свой заветный секрет испускает:
И тогда у него на спине
Насмерть лапы она замыкает [27]:
:Я, наверно, тогда и не знал
Всех подробностей этих кошмарных.
Теплый ветер нас тихо качал,
Усыпляя легко и коварно:
Я очнулся, увидев в трюмо
В нарастающей в сердце тревоге,
Словно свастики белой клеймо -
По-паучьи сплетенные ноги.
Сладкий ужас в тот миг пережив,
Понял я, что спастись я не в силе,
Что сейчас:
Дни промчались. Я жив.
Я забыл о Памире и Лиле [28]:
Помню лишь: к окончанию дня,
Обзвонивши приятелей хмуро,
Я добился, чтоб взяли меня
В экспедицию - прочь от амуров [29]!
А еще через день или два
Я сидел на рассвете в палатке.
Горизонт, заалевший едва,
Разгорался медлительно сладко.
Словно вздумав над миром взлететь,
В паутине запуталась Эос [30] -
Так крепка твоя дивная сеть,
Диадематус мой Аранэус [31]!
[15] В пору нашей давней научной командировки в Сталинабад на конференцию по использованию животных ядов в фармакологии нам удалось побывать в этой комнате: описание Д. У. Паукова, приведенное в поэме, вполне соответствует тогдашней действительности (правда, с поправкой на пол сфотографированной лошади).
[16] Отец героя поэмы - Устин Донатович Пауков (1900-36), зоолог, доктор наук, - трагически погиб в конце февраля 1936 года в авиакатастрофе, когда самолет, в котором он находился, при взлете с аэродрома зацепился колесами за провода и рухнул на землю.
После смерти Устина Донатовича в доме Пауковых в Сталинабаде осталась большая библиотека, переданная теперь в Дом ученых. Маленький Дояр, самостоятельно научившийся читать в четыре года, просмотрел все книги отца и, наезжая в последние два с лишним десятилетия в Душанбе из Петербурга, - всегда часами сидел за этими книгами. Мать Дояра, Бибиханым Паукова, тоже любила рассматривать в них картинки.
Однако о какой именно книге идет речь в этом отрывке, выяснить у Дояра Устиновича нам не удалось.
[17] Это рисунок, изображающий совокупление бразильских пауков-птицеядов Ancularia Metallica.
Однако описание, следующее в поэме ниже, относится не к этому виду, поскольку самец и самка птицеядов сосуществуют друг с другом вполне лояльно и мирно.
Проводимое ниже описание Д. У. Паукова близко к картине, которую мы можем наблюдать, когда свою самку оплодотворяет карликовый самец Cyrtophora Citricola.
[18] Тут - и в дальнейшем - мы встречаемся с обильно используемым автором поэмы приемом элементарного антропоморфизма, когда любезные ему пауки наделяются сугубо человеческими качествами. Разумеется, пауком на деле движет обыкновенный инстинкт, а не 'сознательноe' стремление приобщиться к 'тайнам секса'.
Мы отдаем отчет, что этот антропоморфизм имеет, конечно, сугубо литературный, поэтический, образный характер, а вовсе не намерение автора и составителя поэмы дезинформировать читателя.
Тем не менее нельзя не отметить, что герой поэмы пишет (вернее, диктует) о том периоде своей жизни, когда он, по его словам, 'познал душу' пауков. Однако познал не настолько, чтобы попытаться описать в понятных читателям терминах их, пауков, инстинкты и побуждаемые этими инстинктами действия, но лишь настолько, чтобы описать их - 'чужие'! - поступки в человеческих понятиях и выражениях.
[19] Опять-таки простительная поэтическая неточность: не 'двадцать с лишним тысяч', а, как теперь считают, двадцать семь тысяч (между прочим, в дальнейшем автор демонстрирует cвое знание верной цифры) - и не 'подвидов', а видов.
Разумеется, и тут мы встречаемся с неточностью вынужденной, обусловленной трудностью укладывания строгих фактов и данных, цифр и наименований в поэтическом тексте (вопрос же о сугубо художественных потерях при таком укладывании мы оставляет за рамками комментариев, ибо осознаем малую свою компетентность в такого рода проблемах).
[20] Антропоморфизм!
[21] Гиперболический антропоморфизм: пауки, конечно, не могут 'провидеть' предстоящее им тяжкое испытание.
[22] Вновь - простительная поэтическая вольность. Педипальпы у пауков, все-таки - не 'подобия рук', а ногощупальцы, то есть изменившие свои функции конечности. Однако это только подобия совокупительных и притом хватательных органов, но - у многих пауков - они являются также и подобиями органов слуха.
Портрет этого удивительного животного понемногу предстает перед нами вполне в духе персонажей из 'Путешествий Йона Тихого' польского фантаста С. Лема (1921)!
[23] Неточность: у пауков нет 'головы' - у них имеется орган, именуемый 'головогрудь'.
[24] Антропоморфизм! Паук не может ни 'забыть' чего-либо, ни 'вспомнить', хотя его мозг и способен к обучению, результатом чего, собственно, и появляется, как мы убедимся в будущем, возможность 'дойки' пауков.
[25] Описание физиологически вполне точное: тут имеется в виду семяприемник самки.
[26] Бульбус - семяпроводящий канальчик на конце педипальпы самца-паука.
Картина аналогично точная, однако следует сделать одно немаловажное замечание: при всем внешнем подобии акта совокупления пауков с аналогичными действиями человека, между ними существует целый ряд шокирующих нас различий.
[27] Самка не душит, как может показаться, самца своими ходильными конечностями, а наносит ему удар хелицерами (это - первая видоизмененная пара конечностей с ядовитыми протоками). Убив самца, она высасывает его, а остатки крепких наружных покровов выбрасывает из гнезда.
[28] О Памире Д. У. Пауков не забыл: он впоследствии - с 1971-го по 1991 год - не раз еще бывал там.
[29] Хотя сугубо животное, физиологическое опасение героя можно при желании трактовать даже во фрейдистском духе, тут вновь возникает тема его сильной духовной независимости!
[30] Эос (греко-лат. Eos- утренняя заря) - богиня утренней зари (лат. Aurora).
[31] Araneus diadematus - еще одна из разновидностей пауков-крестовиков: крестовик обыкновенный.
IV. ПАУКИ
Я к латинским названьям привык,
Но природу не вытеснят книги:
'Птицеяд', 'кругопряд', 'крестовик',
Вы не хуже, чем 'Эресус нигер' [32].
Книги - что? Чрезвычайно с руки
Их создателям лезть в перебранку:
Что для них пауки? 'Пауки
Жрут друг друга, посажены в банку'.
Да-с, едят. Тут вы правы, увы.
Но представьте-ка, опыта ради,
Как себя поведете - вот вы, -
Если роту вас в баньку посадят.
А теперь отвечайте на тест,
Получая по столько-то баллов:
'Человек человека:' - ':не ест!';
'Каннибалы:' - ':едят каннибалов!'
Пауки! Да карает вас стыд:
Двадцать шесть тысяч с тысячью видов [33] -
И средь них есть один - миметид,
Жрущий братьев своих, арахнидов [34]!
А другие? Дерутся порой
Из-за места под солнцем и корма,
Но сожравший дружка - не герой:
Это - выродок, это - не норма.
Ну, а банка: Я правду скажу,
Из себя вырывая печенку:
Если в банк душанбинской вхожу [35],-
Так и хочется свистнуть тысчонку!
Это - я-то, природы венец:
Где же вывод из этих уроков?
Только тот, кто нарочно слепец,
Не поймет моих скромных намеков.
И конечный мой вывод таков:
Что б ни думали арахноведы [36],
Пауки не едят пауков;
Миметиды средь них - людоеды.
'Но позвольте, - воскликнете вы,-
Как же быть с паучком-сердцеедом,
Не сносившим своей головы [37],
Послужившим для самки обедом [38]?
Он был съеден?..'
Он съеден был, да.
Но, друзья, не забудьте причину:
Виновата была в том среда
И пороки его как мужчины.
Совершивший свой долг паучок
В тот же миг - о, издержки творенья! -
Вдруг становится как мужичок
Неспособен к оплодотворенью [39],
Но, познавший в эротике вкус,
Если только не будет он скушан,
Вмиг впадает он в новый искус,
Как тарантулом южным [40] укушен [41].
К новой самке в безумье стремясь,
Закалив в приключеньях свой бульбус,
Повергает соперников в грязь
И в капусту их рубит, как Бульба [42].
В рвеньях к самкам изящество есть
И порыв у такого урода.
Ну, а как же - девичества честь?
Как же быть с продолжением рода?
По причине по этой-то он
(Генетически важной причине)
От рожденья и приговорен
К безобразной, но нужной кончине.
Неспособных к зачатью - к стене!
Снять с их головогрудей по скальпу [43]!
И стоят, бедолаги, оне,
Вздернув кверху свои педипальпы:
Не грусти, мой товарищ! Стена -
Не финал и не твердости мнимость.
Чтобы вызреть в свободу, должна
Стать осознанной необходимость [44].
Через миг от забав и затей
Только память синицей взовьется:
Осознали вы нужность смертей?
Вы - свободны: Дави его, хлопцы!..
Не грусти, дурачок, ни о чем.
Разве мало свободы под солнцем?
Есть свобода не быть палачом
И свобода не быть кровососом.
Тьма туманна. Не видно ни зги.
Спит дражайшая в мире из родин.
Путь свободен. Не трусь. Не беги.
А иначе не будешь свободен [45]:
:Я бежал [46]. Но ни разу в горах,
И в степи, и в пустыне за годы
Путешествий не вспомнил про страх,
Что погнал меня в эти походы.
Он сидел во мне - спору в том нет,-
Хоть горел вполнакала, вполсилы:
В эти годы ни разу ко мне
Ночью женщина в дом не входила.
И - обратной причинности связь:
Вроде даже не двинув рукою,
С пауками внезапно сдружась,
Я обрел в них источник покоя.
Что за штука искусная - мозг!
Он в решениях тверже алмаза,
Для познанья - податлив, как воск,
Строг в любом исполненьи приказа.
Он заботлив. Опасность узрев,
От нее он отводит умело:
Псевдосном исцелит псевдогнев,
Псевдоудалью - псевдонесмелость.
Быстро сделав анализ: каков
Корень всех наших страхов дурацких,
Предписал он: Дояр Пауков
Должен впрямь пауками заняться.
Минул год - будто час пролетел.
Он прошел небесследно, недаром -
Я редчайшим трудом овладел:
Стал искусным паучьим дояром [47]:
О, судьба моя, гнездышко вей -
И на нити подвешивай домик,
Паутине подобной твоей,
Тегенарья доместика [48], гномик:
[32] Eresus niger - черно-злато-красный паук - противопоставлен тут трем названным выше видам не в силу пестроты своей окраски, а только в силу своего латинского наименования, которое, как полагает автор, ничем не лучше российских имен трех вышеупомянутых.
[33] Как видим, автор сумел (хоть не без словесной темноты) уложить в поэтическую строку и классификационно верный термин - 'вид',- и точное число видов пауков в этом отряде членистоногих - двадцать семь.
[34] Не очень точно воспроизведенное имя класса паукообразных - Arachnoidea: надо бы - 'арахноиды' (вопреки предыдущему комментарию, мы, опять-таки, убеждаемся, что не всяко лыко ложится в поэтическую строку - и в этом нельзя винить ни Д. У. Паукова, ни А. М. Шарымова).
Класс назван по имени персонажа греческой мифологии - лидийской ткачихи Арахны, - дерзнувшей состязаться с Афиной и превращенной за это богиней в паука.
К паукообразным, помимо пауков, относятся еще три класса клещей, пальпиграды, рицинулеи, сенокосцы, скорпионы и ложные скорпионы, сольпуги (фаланги), тартариды, телифоны и фрины: всего около шестидесяти тысяч видов.
К слову, отряд пауков (Araneus) был выделен из среды паукообразных Кларком в 1757 году - в противовес классификации Линнея 1735 года, отнесшего пауков к насекомым.
Долгое время точка зрения Линнея пользовалась, тем не менее, преимущественным хождением, однако Международный конгресс 1948 года восстановил приоритет классификации Кларка.
[35] Помимо службы медбратом, униформистом и хроникером Д. У. Пауков работал и экспедитором в Душанбинском банке.
[36] Арахноведы - специалисты в области арахнологии, отрасли зоологии, изучающей паукообразных.
[37] Еще раз: не 'головы', а 'головогруди'!
[38] Точнее: не 'обедом', а просто - едой (у пауков, естественно, нет разделения приема пищи на завтраки, обеды и ужины - едят, как говорится, когда Бог пошлет им еду).
[39] Общая картина изложена тут верно, хотя, конечно, и здесь, и во всем этом эпизоде стоит еще и еще раз вспомнить о чрезмерном увлечении автора антропоморфизмом!
[40] Точнее - южнорусским тарантулом Lucosa singorieusus - коричневым ядовитым животным со звездой на голове, с буквой 'М', четырьмя полосками и четырьмя точками на брюхе и с полосатыми ногами.
[41] Помимо южнорусского тарантула среди пауков ядовит и каракурт (мы еще встретимся с ним в поэме). Тут к месту вспомнить эпиграф Э. А. По к 'Золотому жуку':
О, что это с малым случилось? Тарантул укусил его:
[42] Чудовищный антропоморфизм, да еще замешанный на литературе! Здесь точная цитата из 'Тараса Бульбы' Н. В. Гоголя: ':Рубя в капусту встречных и поперечных:'
Будем, однако, разумны: как и чем, спрашивается, может 'рубить', да еще в 'капусту', недругов паук?
[43] И вновь автор демонстрирует знание устройства тела пауков: он отлично знает, что у Araneus наличествует именно головогрудь, а не голова, хотя никакого 'скальпа' ни с чего у них снять нельзя.
[44] Эти строки навеяны, конечно, известной формулой Г. В. Ф. Гегеля (1770-1831): 'Свобода есть осознанная необходимость'.
[45] Новый поворот темы свободолюбия главного героя поэмы!
Заметим, что составитель текста А. М. Шарымов не раз после 1976 года читал этот отрывок в соединении с фрагментом из поэмы В. В. Набокова 'Бледный огонь':
:Но скажет кто: что думать - вам и мне, -
Когда однажды утром нас к стене
Вандалам от политики на суд
Гориллы в униформе поведут?
Мы будем думать про свои дела
(Лицом к стене, что мохом поросла) -
Про царство рифм, империю стихов
(Под дружный крик далеких петухов).
Нам царственных не высвободить рук -
И оттого бесить мы станем слуг,
Сегодня нагло прущих на рожон,
Хотя бы тем, что этот фарс - смешон:
[46] Может показаться, что после предыдущего торжественного эпизода, завершающегося призывом быть смелым и не пытаться никуда бежать от судьбы, констатация автором поэмы собственного побега выглядит как его самоосуждение.
Однако это не так. Призыв 'не трусь, не беги' относится к тем, кто намеревается покинуть родину. Нам здесь видится полемика Д. У. Паукова с его душанбинским и питерским знакомым - поэтом Михаилом Федоровичем Ерёминым, который в пору пребывания в Сталинабаде в 1956 году предпринял окончившуюся неудачей попытку уйти за кордон в Афганистан.
В отличие от ерёминской попытки, побег Паукова завершился важным для него приобретением, о котором речь идет ниже.
[47] Заметим, что специализации по 'дойке пауков' не обучают ни в одном из вузов страны (и прежнего СССР, и нынешней России). Имена знатоков этой профессии нам неизвестны.
Отсюда следует простой вывод: Д. У. Пауков научился 'дойке пауков' у местных, тоже неизвестных нам мастеров, хранящих эти традиции с незапамятных времен - и в должном секрете.
[48] Tegenaria domestica (точное произношение: 'тэгенариа домэстика') - серо-коричневый, с тонкими мохнатыми лапами, домовой паук.
V. ПАУТИНА
Все мы можем - плебеи и знать -
Что-то в мире понять, но не видеть.
Можно чью-либо душу познать,
Но при этом ее ненавидеть [49].
С пауками один на один,
Я познал их цыганскую душу:
Выйдя из океанских глубин,
Паучата освоили сушу.
Из столетья в столетие, род
Вслед за родом, наследство приемля,
Продвигаясь вперед и вперед,
Аранеи заполнили Землю.
И понять, о читатель, изволь
Суть экспансии сей паучиной
И какую исполнила роль
В эволюции их паутина.
Арахнидам другим нелегко
Было выйти из моря на скалы:
От воды отползти далеко
Им жара непрестанно мешала.
Пусть, читатель, в сознанье твоем
Некой мысли уложится важность:
'Если кокон сплетают, то в нем
Сохраняется нужная влажность'.
Кокон - словно скафандр, и он
Есть защита особого толка.
Этот кокон из нитей сплетен -
Из тетив паутинного шелка [50].
Из него выбираясь во мгле,
При полночном рассеянном свете,
Расставлял паучок на скале
Для добычи искусные сети.
Выйдя днем за добычей на сеть,
Пауки ожидали едва ли,
Что придется им в небо взлететь -
И, однако, немедля взлетали:
Ветер рьяно срывал со скалы
Паука с паутиною вместе -
И бросал на деревьев стволы
В отдаленном, неведомом месте.
Брошен в пекла горячую пасть,
Паучок деловито на зависть
Принимался усиленно прясть
Новый кокон, от солнца спасаясь:
Так летели века и века.
Прял паук паутины по пуду -
Неустанно усердно, - пока
Не освоил он Землю повсюду, -
И его на планете, хоть плачь,
Существа не отыщешь свободней [51]:
Легкий летчик и яростный ткач,
Что собой ты являешь сегодня?
Ты размером ничтожен и мал,
Но, в плетенье искусный от века,
Столь высокий ты индустриал [52],
Что куда до тебя человеку!
Но помимо подобных искусств
(Гамачков и ловушек вязанья)
Ты развил в себе зренье [53] и вкус [54],
Обоняние [55], слух, осязанье [56].
Слышим ухом мы музыку. Ты
Волосками ее осязаешь -
И как тонкий знаток красоты
Из укрытья на сеть выползаешь,
Лишь почуяв движенье смычка
(В деревнях это часто бывает -
И за это народ паучка
'Музыкантом', любя, называет) [57]:
Он разборчив в погоде - и ткет
Сеть усердно при солнце без ветра,
И народ наш за это зовет
Паучишку 'живым барометром'.
Он разборчив в еде. Скажем, клоп
Попадет невзначай в паутину,
Он вонючую гадину - в лоб
И пинка поддает ей под спину.
Но не прочь он отведать жучков,
Насекомых, червей, муравьишек,
Мелкой рыбки, личинок, рачков,
Головастиков, мушек и мышек
(Да, и мышек!), улиток и змей
(Да, молоденьких змей!), и лягушек
(Лягушонок, ты только посмей
Паучку повстречаться на суше!).
Вижу трупы и птичьих юнцов -
Обескровленных, ловко убитых:
Это высосал ваших птенцов
Эврипелма бистриатум [58], Битов [59]!
Я на все закрываю глаза.
Птицеяды - не тьма негодяев,
И корить их не в силах я за
Поведенье птенцов-разгильдяев:
Почему о еде я? Да вот -
Столь пространных рассказов причина:
Научись мы кормить тебя,- в год
Сколько дал бы ты нам паутины!
Но, загнавши в неволю пока,
Мы тебя пребеспомощно кормим -
И бесценнейший дар паука
Пропадает, как лодочка в шторме [60]:
Нас немного, что чтят этот дар.
Нас все меньше - в том нету сомненья.
Это пишет умелый дояр
О редчайшем на свете уменье.
Чтоб добыть паутину суметь,
Нужно выковать тонкую сетку,
Эту сеть оборудовать с клеть -
И загнать паука в эту клетку.
Надо знать паука. Ни на грош
Ты без знания сделать не сможешь.
Аргиопе лобата [61] - хорош.
Аргиопе бриенничи [62] - тоже.
И Нефила макулата [63] есть
Обладатель прекрасного дара:
Эластичные сеточки плесть
В теплых зарослях Мадагаскара.
Но особо приятственен мне
Привыкающий быстро к неволе
Крестовик [64], чей узор на спине -
Желтый крест на коричневом поле.
Чтобы начал он прясть, не нужны
Ухищренья приемов рутинных:
От природы покровы нежны
Бородавок его паутинных.
Надо лишь освещенье сменить,
Чтоб теплее под лампою стало -
И, смотрите, тончайшая нить
Под брюшком у него заблистала!
Подцепи ее - и натяни,
Чтоб почувствовал он натяженье
(Лишь уловят такое они, -
Нить опять продолжает движенье).
И ползет эта нитка, ползет;
На катушку ложится кругами -
Он в течение суток пятьсот
Метров нити свивает ногами,
Чуть заметно брюшком шевеля,
В ход пустив коготочков кинжалы:
И прочней этой нити Земля
Ничего никогда не рождала [65] -
Я в восторге от вас, паучок!..
Почему же - с умом и уменьем -
Я однажды попал на крючок
И разрушил восторга строенье?..
Помню утро. Короткий привал
Экспедиции нашей монгольской.
Дальше в памяти - полный провал.
Дальше - взгляд, напряженный и скользкий.
Из монгольских кибиток и юрт
Смотрят очи гречанки Танатос [66] -
Это выпустил яд каракурт,
Латродэктус Тредецимгуттатус [67].
[49] Очень многозначительное вступление, напоминающее нам о том, что Д. У. Пауков диктовал поэму все же по свершении тех событий, которым посвящена последняя глава.
Если он и восхищается пауками, то это относится к ранней поре. Его отношение могло и измениться:
[50] Паутина - это жидкое выделение паутинных желез: секрет, быстро застывающий в воздухе в виде нити.
Паутина состоит из нерастворимого в воде прочного фиброина и близка к шелку гусениц-шелкопрядов.
[51] Не это ли - сугубо физическая свобода пауков от любых случаев судьбы - так привлекла к ним поначалу Д. У. Паукова? По крайней мере, стоит обратить внимание на то, что тема свободолюбия на сей раз возникает в поэме, непосредственно относясь уже не к самому автору, но к героям его повествования.
[52] Учитывая латинский генезис слова 'индустрия' ('industria' по-латыни означает 'усердие'), паутинная деятельность Araneus действительно может характеризоваться сим термином.
[53] Обычно паук видит слабо, способен лишь следить глазами за добычей. Хорошо видят лишь сальтикуды-прыгуны. Пауки-скакуны видят себя в зеркале - и тогда бросаются на свое отражение.
[54] О вкусе пауков речь в поэме пойдет ниже.
[55] Обоняют пауки особыми органами на лапках передних ног (у пауков - шесть пар конечностей: первая - когтеобразные хелицеры, вторая - педипальпы, третья, четвертая, пятая и шестая - ходильные) и лировидными органами на туловище.
[56] О слухе и осязании речь пойдет ниже.
[57] Строго говоря, органы слуха - как и равновесия - у пауков точно неизвестны, но чувства эти у них есть. Некоторые пауки 'слушают' педипальпами или хелицерами.
Что же до восприятия пауками музыки - особенно скрипичной, - то некоторые ученые склонны относить это свойство к органам осязания (то есть как реакцию на сотрясение звуками музыки паутинной сети, на которой находится животное), а не слуха.
[58] Eurypelma bistriatum - паук-птицеяд с мохнатой головой и темно-коричневым брюхом, коричневой, с желтым ободком грудкой и с красными ободками на одном из шести суставов лапы.
[59] Многозначительное замечание! Дело в том, что в 1976 году ленинградская цензура запретила к публикации в журнале 'Аврора' (напомним, что именно там работал в то время А. П. Самойлов) повесть А. Г. Битова (1937) 'Птицы, или Новые сведения о человеке'. Таким образом, ясно становится, что Д. У. Пауков (осознанно или нет - особый вопрос), несомненно, соотносил деятельность пауков-птицеядов с расправой советской цензуры.
Конечно, можно было бы пройти мимо этого (впрочем, которого уже по счету!) знака противопоставления Д. У. Пауковым себя существовавшему тогда устроению жизни,- однако, вправе ли мы так поступать?
[60] В свете всяческих последних разоблачительных - и абсолютно бесполезных! - публикаций о несовершенстве нашей экономики и жалких советов по ее улучшению этот 'отчаянный' постулат Д. У. Паукова выглядит в глазах холоднокровных 'реалистов', конечно, просто вызывающим улыбку, не больше. Хотя пауки, действительно, чаще всего в неволе либо не приемлют пищу, либо, если уж и приемлют, то самую для них любимую и отборную.
[61] Argiope lobata - пауки-кругопряды, которые, как уверяет нас автор поэмы, 'хороши' для 'дойки': самец - с мохнатыми педипальпами, а самка - с голубым хитоном, красно-бело-черными складками и набором разнообразных синих точек на конце брюшка. Живописный облик!
[62] Argiope briennichi - аналогичная пара пауков-кругопрядов, у которых на голубом фоне головогруди имеется знак '*', а на брюшке - до трех десятков синих, черных и коричневых полосок.
[63] Nephila maculata - желтый, с синими ногами и красно-коричнево-белыми полосами на брюшке паук-кругопряд.
[64] Это - уже знакомый нам Araneus bituberculatus; другой паук-крестовик, Araneus ceropedius, отличается от первого более объемным брюшком с желтым же крестом и пятнами на нем.
[65] Автор, конечно, имеет в виду подходящие для сравнения природные материалы, производимые способными к такой деятельности особями - пауками и гусеницами-шелкопрядами. 'Продукция' пауков, действительно, прочнее и эластичнее гусеничного шелка, вырабатываемого шелкопрядами. Паутина, к примеру, может вынести нагрузку от 40 до 261 килограмма на 1 квадратный миллиметр сечения нити,а гусеничный шелк - только от 33 до 43 килограммов на квадратный миллиметр.
[66] Thanatos - 'смерть' (греч.)
[67] Latrodectus Tredecimguttatus - маленькое черное ядовитое животное с большим брюшком, у самки - с красными пятнышками.
Собственно, самка каракурта и укусила Д. У. Паукова.
Правда, адрес экспедиции - Монголия - вызывает у нас некоторое недоумение: каракурты водятся, в основном, в западной Азии. Но могут, конечно, быть и исключения:
Эпизод с укусом самки каракурта выводит нас к заключительной главе поэмы, играя роль ее зачина и, как мы убедимся, имея личину ложной причинности воспоследовавших затем серьезных для дальнейшей судьбы Д. У. Паукова обстоятельств.
VI. ВТОРАЯ ЛЮБИМАЯ
Я болел. И - наверное, зря -
От чего-то там долго лечился:
В теплый вечер в конце сентября
На Пицундской косе очутился.
Я бродил по поселку один.
Вышел к тиру. Там гулко стреляли.
За прилавком печальный грузин
Наливал в пиалу 'Цинандали'.
В окружении двух толстяков
В тире девушка целилась в птицу -
И из-под абажуров-совков
Падал свет на спокойные лица [68].
Отвернувшись, я в темень шагнул.
Вышел к пляжу. Подумал. Разделся -
И в прохладную воду нырнул.
Синий свет над водой разгорелся
И погас. И затем на причал
Гром булыжников груду обрушил -
И по берегу дождь застучал [69].
Я, карабкаясь, вышел на сушу [70]
И с одеждой метнулся под тент,
В темноту, на скамейку, под крышу,
В безопасность - и в тот же момент
Легкий возглас испуга услышал,
Голос женщины: 'Кто тут? Мой Бог!..' -
'Я - разбойник, но прячусь от ливня.
Я, конечно, украсть бы вас мог,
Но нужны-то сегодня не вы мне:' [71] -
'Да, сегодня грабитель и вор
Уж не те, что по книгам знакомы'.-
'А какие же?..'
Наш разговор
Прерывался раскатами грома.
В блеске молний я видел лица
Негативное изображенье [72].
Дождь по тенту стучал без конца.
Горизонт наливался движеньем.
От спокойной погоды был скор
Переход к назревавшему шторму.
Море вспенилось:
Наш разговор
Обретал ироничную форму:
Кем впервой это заведено -
Эта милая трагикомичность:
То, что вместе шагают давно
Одиночество и ироничность?
Кто впервые уверил нас, что
Пошлы пляжные наши романы?
Кто научит латать решето?
Кто научит зализывать раны?
Кто поможет в кромешной ночи,
В бурю, бьющую злее и злее,
Разглядеть огонечек свечи -
И в ответ просигналить своею?
До каких полагается пор
Прятать чувства по рвам и берлогам?..[73]
:Шторм окончился.
Наш разговор
Незамеченно стал монологом [74].
Разговор наш угас и зачах,
Ибо речи не шло в разговоре
Ни о старых китайских ткачах,
Ни о 'ткани Восточного моря',
Чья [75] - с жемчужным оттенком - вода
От щедрот подарила названье
Пережившей года и года
Невесомой и блещущей ткани,
О которой и тек монолог [76],
Обращен к этой женщине тихой.
'Ткань!..- она восклицала. - Мой Бог!..
Паутина!.. Паук!.. Паучиха!..'
Я рассказывал ей, что узор
Этой ткани опишешь едва ли,
Так подвижен он:
Наш разговор
Прекратился - и мы задремали [77]:
:Мне приснился томительный сон -
В нем летучим песком урагана
Завалило с обеих сторон
Русло бурного Кафирнигана [78].
Он над этой плотиной навис,
Набухая водою, как горем,
И прорвался - и ринулся вниз
На планету с памирских нагорий.
Он промчал по Земле. Но таков
Был характер лихого движенья,
Что с планеты одних пауков
Он повсюду смывал в раздраженьи.
Их потом унесло в океан,
Закружило, всосало в воронку:
:Я проснулся. Клубился туман.
Незнакомка сидела в сторонке,
Тусклым солнцем любуясь.
И вдруг
Я увидел, как с тента, с вершины
Вниз спускается тихо паук
К ней на слюнке своей паутины.
Вот сейчас эта лапа к плечу
Прикоснется! Вспотев, как от зноя,
Я почувствовал, что не хочу,
Чтобы к ней прикасалось чужое [79] -
И наполнилась потом спина,
И к плечам прилепилась рубаха,
Лишь представил, как вздрогнет она,
Вскрикнув от омерзенья и страха.
Только миг! - но вот в этот-то миг,
Не гадая, в чем кроется странность,
Я в грядущее взором проник,
Осознав безусловную данность:
Вот сейчас я смету паука,-
Но за этим последуют звенья
Всей цепи, полускрытой пока,
Но - цепочки, цепи, без сомненья.
Мне видны два начальных звена:
Я покину моих аранеев [80] -
И, хоть мне неизвестна она,
Я без трепета двинусь за нею [81].
Что за чушь, за издевка, за стыд!
Взмах руки, и - какая обида! -
Паучок в невесомость летит,
Исчезая мгновенно из вида:
Этим диким предательством пьян,
И слюну проглотивши по-детски,
Перед нею, согнувшись: 'Демьян
Баюков! [82]' - я представился светски.
И она, покраснев от стыда,
Улыбнувшись, промолвила тихо:
'Да, забыла представиться: Да:
Я - Нинель Паукова [83]: Ткачиха [84]:'
Будто сердце клещами схватив,
Кто-то рвет его тупо на части:
Дни промчались. Я выжил. Я жив [85].
Я живу, вспоминая ненастья:
То, что с моря в Пицунде пришло
Вслед за сценою этой стрелковой [86] -
И внезапно ко мне привело
Тихий образ Нинель Пауковой;
То, что ночью привиделось мне
Как поток, очищающий Землю:
То, что я наяву и во сне
Как великое благо приемлю,
Потому что с пицундской поры
Никакая надежда другая
Не предложит мне лучшей игры,
Чем в былое глядеть не мигая,
Где в глуби силурийских веков [87],
Неспособный к труду и познанью,
Трилобит, праотец пауков [88],
Совершает поход к вымиранью,
Где столетья борьбы и труда
Вместе с сотнями классов и видов
Быстро времени смыла вода,
Лишь сильнейших из прошлого выдав,
Где таится, сокрытый от глаз,
В шуме ливней - намек на согласье
С тем, что нас упасет от ненастья.
А ненастье спасет от не нас [89].
[68] Это воспоминание позволяет установить точную дату вечера, в который произошли важные для Д. У. Паукова события.
Это был не 'конец сентября', как думает сам Д. У. Пауков, а 19 октября 1970 года, ибо, сам того не зная, герой поэмы описывает встречу с А. П. Самойловым, которому посвящена эта поэма, А. М. Шарымовым, впоследствии составившим ее, и Татьяной Беккенбауэр, художницей-реставратором и членом сборной ФРГ по стендовой стрельбе. В тот день эти трое действительно были в Пицунде и развлекались тем, что Т. Беккенбауэр, выбивая 100 из 100, выигрывала у грузина-хозяина тира одну бутылку 'Цинандали' за другой, угощая своих приятелей. Как и автор поэмы, они этот вечер помнят.
[69] Важный момент!
Обратите внимание на то, когда именно и как воспринимает автор поэмы вспышку молнии и гром от нее. Находясь в воде! Причем все происходит почти одновременно: вспышка молнии, удар грома и начавшийся дождь. Иными словами, в момент купания Д. У. Паукова грозовая туча была уже над самым пицундским пляжем.
Значит, молния могла ударить - и, видимо, так и произошло - непосредственно в воду, в которой находился в этот момент герой поэмы.
Стоит проследить по тексту поэмы (спасибо ее составителю, видимо, предельно точно записавшему слова Д. У. Паукова) реакцию и поведение ее героя вслед за этим, роковым для него, по нашему мнению, событием.
[70] Вы заметили, как выходит герой из моря: 'карабкаясь'. Почему? Берег пляжа в Пицунде - пологий, выходить по нему из моря легко. Видимо, все же герой получил в воде некую травму, вследствие которой у него нарушилось равновесие.
Цитирую симптомы по крайней мере двух заболеваний: 'При Э. наблюдаются обмороки, потеря сознания, расстройства речи:' 'При А. в области задних отделов мозга возникает головокружение, снижается слух, нарушается равновесие:'
Что это за 'Э.' и 'А.', поговорим ниже.
[71] Обратите внимание на странную косноязычность героя!
[72] У героя сейчас явно расстроены не только чувство равновесия и связное мышление (последнее выражается в выспренной речи), но и зрение, коль скоро на сетчатке глаз у него остается негативное изображение мгновенно освещаемого предмета.
[73] Нам могут возразить: вот, мол, вполне связный лирический текст, да еще и полный по-своему глубоких мыслей! О каком, дескать, заболевании тут можно говорить?
Но, во-первых, надо выделить две стадии болезни.
Сначала последовала травма. Назовем, наконец, ее открыто: легкое поражение героя электрическим током ударившей в воду молнии (именно - легкое, ибо в противном случае герой просто сразу же погиб бы в воде). Ее симптомы - потеря равновесия и недолгое расстройство мыслительных функций, которые вскоре потребуют необходимого организму отдыха.
Что же до второй стадии болезни, то она проявится у Д. У. Паукова много позже и выразится в несколько иной форме (о ней мы и поговорим чуть ниже).
А во-вторых, авторское лирическое отступление об 'одиночестве и ироничности' сделано было уже в ту пору, когда герой будущей поэмы познакомился в Ленинграде с А. М. Шарымовым и рассказал ему свою историю, по канве которой тот и составил читаемую сейчас нами поэму.
Тогда болезнь Д. У. Паукова давно уже перешла во вторую стадию - и ясному мышлению его не мешала.
[74] Как видим, первый шок после получения электротравмы (а это и есть расшифровка буквы 'Э.' из приведенных выше прим. симптомов первой стадии болезни) миновал - и герой уже обрел способность вести связный монолог.
[75] В данном случае речь идет не о ткани, а о море.
[76] Вероятно, монолог Д. У. Паукова 'тек' не только о 'ткани Восточного моря', как древние китайцы именовали роскошные изделия, выделанные из паутинного шелка. Наверняка рассказал он своей слушательнице и о том, что полинезийцы свивали из паутины снасти и нити для шитья. Что во Французской академии наук хранятся перчатки и чулки из паутинного шелка, преподнесенные в дар академии еще в XVIII веке и по сию пору вызывающие восхищение. Что в 1899 году были сотканы пять квадратных метров ткани из паутины кругопряда Nephila в качестве оболочки для дирижабля, ибо паутина этого мадагаскарского паука обладает не только непревзойденной упругостью, но и потрясающей прочностью, выдерживая нагрузку до 250 килограммов на квадратный миллиметр нити.
Думается, этот монолог потребовал от героя поэмы значительных душевных и интеллектуальных затрат, что вскоре и сказалось на его поведении.
[77] Вернее всего, это сам Дояр Устинович и задремал, поскольку мозг дал сигнал о необходимости отдыха вслед за полученной электротравмой.
[78] Кафирниган (Кафирнихон) - многоводная река на Памире, приток Амударьи.
[79] Слово сказано: 'чужое'! За время сна герой поэмы ясно прочувствовал нечеловеческую сущность Araneus - и душа его стала уже готова к решительным действиям.
[80] Это предсказание сбылось, но лишь частично.
[81] Это предсказание осуществилось полностью.
[82] Он и позже часто называл себя 'Демьяном Баюковым', говоря, что 'Дояр Пауков скончался во сне из-за своего предательства по отношению к Araneus'.
[83] Нинель Ульяновна Паукова тогда жила по адресу: Ленинград, ул. Каляева, д. 27 (см. телефонную книгу той поры).
[84] В том году Н. У. Паукова работала на фабрике 'Трикотажница', позже став ее главным технологом (по странному совпадению, первая любовь Д. У. Паукова, 'душанбинская девушка Лиля', занимала в 1973 году такую же должность на Душанбинском текстильном комбинате хлопчатобумажного объединения).
[85] Тут мы завершим рассказ о болезни Дояра Устиновича.
Остается досказать о нем немногое.
Уже в самом конце 1970 года - когда Д. У. Пауков вслед за женитьбой на Н. У. Пауковой (ее друзья, естественно, шутили на свадьбе, поздравляя Нинель с тем, что ей не пришлось даже менять фамилию) по ее просьбе переехал в Ленинград (Бибиханым Паукова осталась по своей воле в Душанбе),- у него обнаружился арахноидит (см. 'А' в сноске [70] ): редкое заболевание, выражающееся в воспалении паутинной оболочки головного мозга и сопутствующих ему сильных головных болях и ухудшении зрения.
Для получения инвалидной пенсии ему надо было заручиться справкой о том, что его травма была производственной, - и известный страдалец за русский народ Александр Николаевич Анейчик попросил автора этих комментариев принять в больном участие. Это мы и сделали, удостоверив, что причиной болезни был полученный во время экспедиции в Монголию укус каракурта. Правда, сам Д. У. Пауков почему-то яростно возражал, уверяя, что такой укус не может нанести ущерб деятельности головного мозга. Нам, однако, удалось его переубедить - и сносное обеспечение было ему гарантировано.
Через меня Д. У. Пауков познакомился с А. М. Шарымовым и его друзьями, став в 1976 году героем поэмы, названной его именем. Поэма была встречена настолько сочувственно, что большой ленинградский кинорежиссер-документалист Виктор Федорович Семенюк (1940) предлагал сделать на ее основе фильм о пауках, но идея как-то не реализовалась.
Что до самого Д. У. Паукова, то он последние четверть века, несмотря на ухудшение зрения, занимался изготовлением иллюстраций к книгам по арахноведению и муляжей для музеев.
[86] Последствия того вечера, как видим, достаточно сильно врезались в память Д. У. Паукова, который помнил ту случайную встречу с А. П. Самойловым, А. М. Шарымовым и Т. Беккенбауэр - по сути дела, последнюю в его относительно здоровой жизни. Не исключено, правда, что к 1976 году, после знакомства с составителем поэмы, ее герой уже знал, с кем встречался.
[87] Силур - геологический период второй половины палеозойской эры (435-400 миллионов лет до РХ).
[88] Трилобиты - вымершие морские членистоногие, около десяти тысяч видов которых жили в первой половине палеозойской эры на мелководье. В силуре, девоне и карбоне число их видов неуклонно сокращалось - и к концу палеозоя они полностью исчезли. 'Все арахноиды произошли от трилобитов' (см. 'Жизнь животных', т. III. М., 1946. С. 7, 8, 10).
[89] 'Мне кажется, ты написал антисоветскую вещь', - сказала по прочтении 'Дояра Паукова' составителю поэмы его первая - бывшая - жена Наталья Яковлевна Шарымова. Она ошиблась только в двух деталях.
Во-первых, не 'написал', а 'записал': без рассказа Д. У. Паукова поэма создана не была бы.
А во-вторых, не 'антисоветскую', а скорее - антикоммунистическую. В конечном счете, для Д. У. Паукова Araneus стали символом 'чужих', 'не нас',- но многие детали жизни этих 'чужих' (судя по найденным в поэме намекам, которые мы указали) ассоциируются как раз с властной деятельностью правящей партии той поры - коммунистической.
И на этом можно было бы поставить точку, но нам представляется нужным сказать (уже не как официальному комментатору, но основываясь на личных впечатлениях) еще ряд слов о дальнейшей судьбе Дояра Устиновича:
:В конце августа 1991 года я встретил его на Невском проспекте. Наклонившись ко мне, он тихо и радостно сказал: 'Вот, все получилось, как и было сказано!'. Это была эйфористическая оценка 'падения коммунистической диктатуры'.
Но через несколько дней я увидел его совершенно убитым: 'Жорес Харитонович, они вернулись! Мы - опять у них в тенетах!'. Это была реакция на сообщение о том, что в дни путча, когда телефоны молчали и газеты не выходили, единственным видом связи с планетой была в Москве сеть Internet - Всемирная паутина, уже тогда окутавшая цивилизованный мир.
Чтобы переубедить Дояра Устиновича, я свел его с писателем Александром Николаевичем Житинским, поклонником Internet, однако Дояр Устинович упорно стоял на своем: пауки - уже в новом обличье - вновь захватили всю Землю:
В первой половине 1998 года Д. У. Пауков узнал о путешествии В. А. Лившица в охваченный усобицами Душанбе. Как раз тогда Дояр Устинович получил грант от Нью-Йоркского зоологического музея, для которого делал муляжи, и решил отправиться в Таджикистан, чтобы перевезти оттуда в Петербург свою престарелую мать.
Он достиг Ташкента - и оттуда его, по примеру В. А. Лившица, повезли на машине через перевалы в Душанбе.
Путешествие подходило к концу, когда на подъезде к городу машина попала в перестрелку между правительственными и оппозиционными отрядами - и 18 октября 1998 года Дояр Устинович, получив смертельное ранение, скончался.
На следующий день его похоронили на душанбинском кладбище рядом с могилой отца. В тот же день умерла его мать, Бибиханым Паукова.
Потомства у Пауковых не осталось.
Ж. Х. Претулло,
доктор медицинских паук
1976, 1998, Ленинград–С.-Петербург
К содержанию