Глокая коздра
Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка.
Л. В. Щерба1
Друг мой! С минуты, с которой планета родная жива,
Рано иль поздно
Вновь повисают зловещие эти слова:
'Глокая коздра'.
Скольким из нас понабила в ладони корявых гвоздей,
Вырвала ноздри,
Сколько в болотах гнилых погубила безвинных людей
Глокая коздра!
Чудище обло, огромно, стозевно - и лайяй на нас
Зло и стервозно,
Снова впивает в тебя ненавидящий алчущий глаз
Глокая коздра.
Снова, карманы набивши, дела свои прячет, как встарь:
'Коза, мол, ностра!'
Снова безглазо, но гласно хавло подняла свое тварь -
Глокая коздра.
Совести нашей бессильной сановная шваль подлецов
Грязно и грозно
Тычет армейской афганской кровавой подковкой в лицо:
Глокая коздра!
Как бы хотел я, чтоб вошью, раздавленной намертво, всмак,
Сыпнотифозной
Щелкнул, как выстрел, под ногтем крестьянина классовый
враг -
Глокая коздра!
Но безрассудны мечты - ведь задачу решила судьба
Больно, но просто:
Связана с нами навек, как и мы - провиденья раба -
Глокая коздра.
Связаны насмерть Добро и безликое хамское Зло:
Рана с коростой.
Но неизменно нам будет твое ненавистно мурло,
Глокая коздра!
Вот и всади себе в сердце иглы раскаленный алмаз,
Светлый и острый, -
Вот и живи с этой болью, до смертного часа борясь
С глокою коздрой!
4 июня 1989 года
_______________
1 Лев Владимирович Щерба (1880-1944) - выдающийся советский лингвист, академик АН СССР. Автор счел возможным переименовать щербовскую 'куздру' в шарымовскую 'коздру'
(прим. ред.).
К содержанию
Опочининский сад
Ларисе Морозовой
Сад, что покрыт был вчера листвой,
Просматривается насквозь.
Шаг, что в аллее звучал лишь твой,
Гремит, как вбиваемый гвоздь.
Солнце осеннее стужу льет,
Желтое, как драже.
И одиночество - лишь твое -
Стало общим уже.
1989, Опочининский сад
К содержанию
Предновогоднее
Спасибо - ветру или Богу -
За то, что снег пошел с утра,
За то, что белые сугробы
Прикрыли мерзости двора,
За то, что мглистой пеленою
Сокрыта скверна жалких фраз
И все, творимое со мною,
Превращено в трепливый фарс.
1989, Ленинград
К содержанию
Ирише
Наступает златая пора -
Просыпается осень.
Спи, моя дорогая сестра,
До без четверти восемь.
Если страсти уляжется муть,
Если трезво все взвесить, -
Может, завтра удастся заснуть
До без четверти десять.
Но идет нашей жизни игра.
Побеждает беспечность.
Спи, моя дорогая сестра,
До без четверти вечность.
Середина 80-х, Ленинград
К содержанию
С улыбкой
Александру Кушнеру1
Наш Пушкин, сбривший бакенбарды
И вздевший на нос два очка!
Люблю стихов твоих петарды,
Ледком прибитые слегка,
Их цельнокованных доспехов
Венецианский полный звук
И вечный ключ твоих успехов -
Строку, ломаемую вдруг.
1991, С.-Петербург
______________
1 Александр Семенович Кушнер (1936) - русский поэт.
К содержанию
19 октября
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу:
Александр Пушкин
Осень, Петрович: Тихо вошла осень:
Словно листья, падают в грязь люди.
И потому шелест листвы грозен.
Сосен стволы - в сонном ее гуде.
Падают в грязь люди, словно листы,
Ноги и руки раскинув, разъяв персты:
Дятла слышна дробь, икота кукушки,
Вскрики к югу летящих гусей - тоже:
Это время года любил Пушкин,
Ибо нас на двадцать был лет моложе:
В этот легкий мороз ощущал он себя бодрей.
Вижу пар изо рта, русый разлет кудрей:
В пестром - аж глазу больно! - наряде стоят чащи.
Листья безумных линий на землю кладут рощи.
Только веселья нету - и думаю все чаще
О ледяном пространстве, где видится все проще.
Память о нем - с рожденья у нас внутри.
Вспомнишь о нем - закрой глаза и смотри:
Все же, чем дальше в лес, тем очевидней сроки.
И не о том ли - летящих гусей звуки:
В этом пространстве будем мы все одиноки -
И потому сейчас нельзя размыкать руки.
Это - уроки осени. Тайный ее знак.
Спрятанный в землю завтрашних дней злак:
Не размыкайте дружеских рук, братцы,
Ни на единственный миг и ни на малость.
Что, неужели стали слабей браться?
Или от этих криков мне показалось?..
Вот почему муторно так очень
В эту, Петрович, дивную, друг, осень.
1991, С.-Петербург
(впервые напечатано в 'Авроре' ? 4-1993)
К содержанию
Из 'Дневника' А. М. Шарымова:
'Умер Робинька. В восьмом часу вечера. Мучился.
Черный камушек омоют
Синие дожди.
Черный Робинька со мною.
Жди, Робуля, жди.
Черный камушек покроют
Белые снега.
По тебе грустим мы трое -
Память дорога.
Черный камушек согреют
Солнышка лучи.
С каждым днем тоска острее
В голову стучит.
Черный камушек омоет
Белыми дождями.
Черный Робинька любимый
Будет вечно с нами.
11 декабря 1991'
(Ранее не печаталось, да и не могло. - И. К.)
К содержанию
На смерть Заре Огановой1
Что случилось, то пока я
Даже тронуть не берусь,
Ведь от нас душа такая
Отлетела... - боль и грусть!
Упорхнула темной птицей, -
И пульсирует в твое
Сердце врезавшейся спицы
В заусенцах острие.
Все как будто незнакомо.
А в душе мороз и тишь...
Гений брошенного дома,
Где кочуешь, где летишь?
13 апреля 1992
_______________
1 Это стихотворение из 'Дневника' А. М. Шарымова тоже нигде не печаталось. Зарочка (Заре) была для нас не только сотрудником 'Авроры', но и очень близким человеком, возможно, поэтому Саша и не включил это стихотворение в книгу: боль утраты была еще очень глубока. (И. К.)
К содержанию
Старый человек
Ирэне Каспари
О пешеход, бывал ли ты
Хоть раз у городской черты,
Где, как обрублен топором,
Скончался город?.. Новый дом
Глядится окнами в ольху
С листвой зеленой наверху.
Ольшаник хил и редок, но
Он смотрит с вызовом в окно:
Над ним - синей простор небес,
Уже не город он, но - лес.
Уже он лес, уже не сад,
Зажатый посреди громад
Домов под тысячу квартир;
Уже в лесу - особый мир,
Особый блеск озер и рек.
И, как на праздник, человек,
'Печальный пасынок судьбы',
Идет сюда сбирать грибы:
Там, у границы городской,
Над лесом с маленькой рекой,
Где воздух сладок, свеж и чист,
Живет-бывет старик-чекист,
Сюда ушедший на покой.
Ему - за семьдесят годин.
В квартире он живет один.
Он не случайно одинок:
Родню давно он (как уж смог,
Пока еще хватало сил)
Поочередно перебил.
Он любит свой домашний кров.
Он - длиннолиц. Лицом суров.
Его живот не тронул жир.
Он пьет не водку, а кефир.
А поутру, с постели встав,
Он гладит плечевой сустав
(Когда-то здесь у старика
Была поломана рука:
'Бывает так - махнешь рукой,
Да промахнешься сгоряча;
Работы вид у нас такой:
Особо требует - плеча:').
С больной рукой выходит он
Пораньше утром на балкон
И, грустно голову подняв,
Мечтает об ушедших днях.
Ах, в этих годах молодых
Он так любил сбивать с копыт:
Ударом сбоку - и в поддых! -
И жертва делала кульбит.
Он так любил решать вопрос:
С размаху и наискосок
По линии 'плечо - висок' -
Удар! - и жертве свернут нос.
Он так решал вопрос ребром:
По почкам, коротко - ребром!
'Дыхни, попробуй-ка, стервец! -
И жертва дохла наконец:
И вот, доживши до седых,
Подбритых скобкою волос, -
Попробуй-ка теперь - 'в поддых'
Или - 'удар - и свернут нос'.
Нет линии 'плечо - висок',
Нет права 'коротко - ребром'.
Есть лозунг: 'Пей томатный сок',
Совет: 'Примите на ночь бром'.
Старик поник. Старик зачах
(А как бывало: 'Резко - в пах!').
И паха нет. И нету драк.
Есть пах, да свой. А в пахе - рак.
Не рак, что роется в реке,
А рак, что роет в старике,
Не радость - рак в прохладе вод,
А рак - зараза:
Через год,
Когда старик совсем уж сдаст,
Страна воздаст ему, воздаст:
Вот он скончается - и на
Его могиле ни хрена
Не будет вовсе. Ни креста,
Ни соловейки, ни клеста,
Ни памятника, ни кола,
Ни пень не встанет, ни метла,
Ни травка и ни корешок,
Ни пьяный блев и ни горшок
Ночной. И даже муравьи
Проложат прочь пути свои.
И даже черви, чтоб не пасть,
Глодать не станут эту мразь:1
Так у границы городской,
Изъеден страшною тоской,
Пустой, ничтожный человек
Натужно доживает век.
1983, 1993, Ленинград, С.-Петербург
(опубликовано в журнале 'Аврора' ? 4-1993)
_______________
1 Выделено мной (прим. Ирэны Каспари).
К содержанию
Задаюсь многими вопросами
в день 19 октября
:Это был, конечно, он.
Александр Твардовский
Поздравляю всех с блестящим
И придуманным не зря
Девятнадцатым - летящим,
Романтичным - октября.
Бросим к черту черный юмор,
Свитый желчью, как плетень:
Есть и так о чем подумать,
Посудачить в этот день.
Век мой, злой и тароватый, -
Что печалиться о нем,
Если зримо староватым
Становлюсь с ушедшим днем,
Если видимость - плохая,
Если стал невнятен слух,
Если ноги набухают,
А меж ними - ни бух-бух?
Вот в такие-то минуты
Вспомнишь ты его красы,
Ибо только по нему ты
Жизни меряешь часы.
Кто, родившийся сегодня,
Кто, в лицейский день рожден,
Энергичней и свободней
И подвижней, нежли он?
Кто, копьем радикулита
Продырявленный уже,
Тащит очень деловито
Груз пудовых багажей?
Кто достойно и бесстрастно
Ловит счастье на лету,
Элегантный и прекрасный
Даже в пятнах и в поту?
Кто, далекий всякой дури,
Бархат Свечиной щеки
Предпочтет объятьям гурий,
Чьи одежды так легки?
Кто, исполнен жуткой силы,
На пол свалит не спеша
За бутылкою текилы
Даже Бобку-крепыша1?
Кто, в газетную страницу
Удосужась не попасть,
Может так воспламениться,
Чтобы в обморок упасть?
Кто, от счастья ошалевши,
Что опять вернулся в дом,
Бьет об стенку 'Оджалеши'2,
Пья остатки со стеклом?
Кто, покуда из куста ты
Тонко воешь на Луну,
Облетел Европу, Штаты
И бразильскую страну?
Кто, в объятьях президента3
Оказавшись наяву,
Не вкусив удач момента,
Мчит из Хельсинки в Москву?
Кто лопатит величаво
Горы тяжкого труда,
Чтоб Житинского-разяву
Опозорить навсегда?
Кто для прихоти, затеи,
Ради 'паркера' пера
У Димокла-богатея4
Сто долларов взял вчера?
Кто столь щедро и по праву
Деньги выложит сполна,
Чтоб Анейчик на халяву
Выпил пива и вина?
Кто, что б там ни говорили,
К черту почести послав,
Чтит друзей и пурмарили 5
Выше всяких жалких слав?
Кто по сердцу, как по крови,
Нами в братья занесен?
Сэм, Самойлов А. Петрович!
Это был, конечно, он!
1993, С.-Петербург, сауна на Зимнем стадионе
_______________
1 'Бобка-крепыш' - Борис Грищенко, мастер борьбы с текилой.
2 'Оджалеши' - грузинское полусладкое вино.
3 Имеется в виду историческая встреча Алексея Самойлова с президентом Финляндии Мауно Койвисто (1923).
4 'Димокл-богатей' - Дмитрий Павлович Губин (1964) - журналист, главный редактор журнала для мужчин 'FHM'.
5 Пурмарили - пир (грузинск.). Страсть к пурмарили Алексей разделяет с любовью к сауне.
К содержанию
Еще сон
Памяти отца -
Матвея Филипповича Шарымова
Я знаю: есть Город, где жив мой отец,
Давно уж надевший смертельный венец,
Лишившийся жизни веселой огня,
Покинувший в муке и мир и меня.
Но жив он - и в Городе этом живет:
К себе меня тихо и сладко зовет,
Грустит обо мне - и ночами ко мне
Является часто и тайно во сне.
Но странное дело: во снах этих он
Какой-то стеной от меня отделен.
И в гневе я стенку ломаю и жгу,
Но только пробиться к нему не могу.
И все же не плачу о том среди сна,
Поскольку уверен: сдается стена.
Боюсь этой встречи, но радостно жду
И знаю: пробью и пробьюсь - и приду.
Тогда уж обнимемся крепко с отцом:
'Ты выглядишь сносно'. - 'И ты молодцом':
Тогда уж уведает дочка моя:
Есть Город, где живы - отец мой и я.
1994, С.-Петербург
К содержанию
Фраза памяти ИБ1
Куда уходит тот канал,
Куда Иосиф поканал?
По Бродскому
Чтоб сохранить связующую нить -
Улику в предстоящем долгом споре, -
Распорядись себя похоронить
В краю дворцов (построенных при море,
Вторгающемся в сушу глубоко),
В старинном поселении (в округе,
Которых нам отыщутся легко
Аналоги на севере и юге),
В Европе, в дивном городе из снов
С ладонью рек, с текучими мостами
(Лежащем на десятке островов,
Отчерченных не нашими перстами,
В согласье с чем эпитетом 'святой'
Там хрупких храмов названо немало,
И купола растут во тьме густой,
Как лапы якорей на дне канала),
В порту (чьи корабли пускались в путь
По скачущим пунктирам в океане),
Который есть не просто чей-нибудь,
Но Боциса и Луки Дамиани.2
(О первом Петр3 однажды скажет так:
'ИБ служил искусно нам, но все же
Шаутбейнахт умре; спустите флаг;
Отправьте тело парусником к дожу');
Вот так и ты отправишься - пускай
Искатели доищутся когда-то,
Зачем все тлела тусклая тоска
О том, к чему не виделось возврата.
7-8 февраля 1996, Москва.
Впервые - в 'Авроре' ? 6-1996
Стихотворение было написано, когда тело Бродского еще не было переправлено из Нью-Йорка в Венецию, но о решении этом уже стало известно.
Я хотел подчеркнуть в стихотворении географическую и архитектурную адекватность Венеции и Петербурга, что делает версию о двойном предназначении места будущего упокоения Иосифа не столь уж надуманным. По крайней мере, никто из знакомых Бродского о таком двойничестве вроде не писал.
_______________
1 'ИБ' в данном случае - инициал Иосифа Бродского (ниже инициал этот означает уже другого человека).
2 Шаутбейнахт (контр-адмирал) Иван Боцис и капитан Лука Дамиани (Демьянов) - венецианские моряки начала XVIII века на русской службе на Балтике.
3 'Петр' - русский царь Петр I Алексеевич, по договоренности с венецианским дожем взявший к себе на флот ряд опытных капитанов.
К содержанию
Двенадцать семнадцатых дней
Табун разудалых коней
В степи пролетает и тонет.
Двенадцать семнадцатых дней
В судьбе моей мчатся, как кони.
Ранжира для дней этих нет
И каждый огромен и скромен,
И запах особый и цвет
У каждого дня незаёмен.
Серебряным светом горя,
В торосах стоит у причала
Семнадцатый день января
И года венчает начало.
Он - как свежевыпавший снег
Пронзительно пахнет теченьем
Воды, чей стремительный бег
Ни с чем не потерпит сличенья.
Когда розовата земля
От утренних туч над полями,
Семнадцатый день февраля
В санях заезжает за нами.
Как ветер, что мчит и затем,
В мансардах запутавшись, тает,
Он пахнет и морем, и тем,
Над чем по пути пролетает.
Как сельский чудак-паренек
В отчаянно-алой сорочке,
Семнадцатый марта денек
Лукаво стоит в уголочке.
Веселой любви часовой,
Презревший закон и науки,
Он пахнет внезапной зарей,
В полнеба раскинувшей руки.
Сирень по углам, и сирень,
Куда ни посмотришь, повсюду:
Апреля семнадцатый день,
Весны получающий ссуду.
Сиреневой чуткой лисой
Ступая неслышно на лапах,
Он пахнет ночною росой:
Тягучий и ласковый запах!..
Как солнечный юркий желток,
Как пол, навощенный до блеска,
Семнадцатый мая денек
Цветком промелькнет в перелеске.
Он сладостно спит, как енот,
Хвостом прикрывающий ухо.
С полей его веет и вод
Медвяным целительным духом:
Но негу забывши и лень,
Оранжевым мячиком пляшет
Июня семнадцатый день,
Вобравший и море, и пляжи.
Он вкусен, как манговый сок,
Он полон движенья и роста.
Ракушкой, растертой в песок,
Он пахнет задумчиво-просто.
Прикройся зонтом и надень
Коричневых шторок оконца:
Июльский семнадцатый день
Вполне шоколаден от солнца.
Коричневы шторки для глаз,
Коричнево в день этот небо.
Он пахнет краюшкою час
Назад испеченного хлеба.
Зеленой травы дребедень
Всю землю покрыла, качаясь;
Семнадцатый августа день
Идет, сквозь нее продираясь.
Идет - и проходит. Но ты
Из памяти все не стираешь:
Он пахнет, как пахнут листы,
Когда их в руке растираешь.
С утра золотится заря,
А к ночи закат золотится.
Семнадцатый день сентября -
Он сноп золотистой пшеницы.
И руки, и плечи, и грудь,
Спина, и живот, и колена
Пропитаны - аж не вздохнуть! -
Щекочущим запахом сена.
Рябиновый отблеск не зря
Сквозит из хаоса колдобин:
Семнадцатый день октября
Кровавому Марсу подобен.
Но сам он себе господин -
Болтун, доходяга, бездельник,
Он пахнет, как англицкий джин,
Как ангельский фрукт - можжевельник.
Ладони, как дом растворя,
В них небо вобрав голубое,
Семнадцатый день ноября
Соседствует рядом с тобою.
Как сокол, запущенный влет,
Он воздух кромсает с обидой.
Он пахнет, как панцирный лед
Над каменным дном Антарктиды.
Как чашка в руках кустаря,
Склонившего выю над нею,
Семнадцатый день декабря
Слезою в финале синеет.
Ничем он не пахнет. Оно
Понятно, явление это:
Ведь запаха все лишено,
Что синим помечено цветом.
Ни цвета, ни запаха Бог
Не знает, как пресная ватка.
Но если б ответить я мог,
Откуда приходит догадка?
Тогда бы - узнавши о ней,
Догнав ее бойкою гончей, -
Двенадцать семнадцатых дней
Воспел я смелее и звонче.
1996, С.-Петербург
К содержанию
Наличный мост
Владимиру Насонову1
За спиной остается тринадцатибашенный дом2.
Выхожу к побережью заснеженной странной Смоленки,
На востоке изогнутой в образе страстной коленки,
Разведенной легко, но сводимой с заметным трудом,
А на западе мчащейся прямо в холодный залив,
Лишь в конце раздающейся вправо и влево, как выброс,
Словно полный желания, долго воздержанный выкрест
Пред еврейскою девкой взорвался, покровы залив, -
И ступаю затем на строенье под именем 'мост',
На табличке зовущийся ':личным', а в святцах -
'Наличным'3
(Каламбур, порожденный народной смекалкой отличной:
Он мне так по душе, хоть по сути изысканно прост).
Что за мост! Ширина чуть не вдвое громадней длины4
(В этой дроби он стати России , пожалуй, подобен),
Ровный мост без щербатин и гнусных корявых колдобин,
Словно образ грядущего нашей любезной страны.
И на этом - 'Наличном' и ':личном' - приятном мосту,
Невзирая на жизни ужимки, гримасы и скверны,
Всякий раз замечаю одно, удивляясь безмерно:
Несводимую вместе его берегов красоту.
На восток от него берега не одеты в гранит
(Там, вдали, за коленом, улегся мой маленький Робин5),
Облик их хаотичен, нечопорен и неподробен,
И хотя простоват, но вполне живописен на вид.
Этих мест бореальная6 флора (от трав до куста
И деревьев, взращенных ботаником-прозябословцем7)
Равнозначна природе, как птицы, собаки и овцы,
И отлично видна от восточной ограды моста:
Эти буйные ясени, тонкие клены, ольха,
Эти кроны осин, что над кладбищем реют шумливо,
И склоненные временем к водам корявые ивы
Составляют, как небо и реки, основу стиха.
С берегов тут встает допетровско-варяжская Русь,
Сохранившая имя старинное - Ямакайоки8,
Донесенное к нам через долгие годы и сроки,
Как карельско-ижорские ясные очи и грусть.
Это все - на восток. А на запад царит сопромат,
Геометрия, ватман, расчеты до заданной точки.
Лишь весной привезенные липы пускают листочки
Вдоль сереющих в небе немых этажерок-громад.
Справа - Петр и Русь, и сто тысяч могил мертвецов9,
Слева новое русло Смоленка стремит к горизонту.
Между ними - пространство моста, как подобие фронта,
Как пристанище умных детей и усталых отцов.
Дивный мост! Оттого я еще уподоблю его
Дню рожденья, где справа темнеют отжившие годы,
Слева - серый гранит пьедестала неясной свободы
И химерного счастья - ее, моего, твоего.
1996, С.-Петербург
Понятие 'допетровско-варяжская Русь', встречающееся в этом стихотворении, связано с моими историческими исследованиями древнего Приневья. Появление народа, позже ставшего именоваться русами, относится к последним годам дохристианской эры и связано с приходом в Скандинавию и на Карельский перешеек племени 'рухс-ас' ('светлые асы') во главе с их легендарным харизматическим вождем Одином. Пройдя с юга на север по Скандинавскому полуострову, 'рухс-асы' поселились на 'острове русов': его с севера образовывала Вуокса, протекавшая раньше по линии Выборг - Приозерск, с востока - Ладога, с юга - Нева, а с запада - Невская губа Финского залива. Смешавшись на этом
'острове' с местными племенами корелы и ижоры, 'рухс-асы' дали им свое этническое имя, которое позже, в IX веке, получили и славяне Приильменья и Киева. Рюрик - этнический рус, славянин и швед, - а позже норвежец Олег стали основателями Древнерусского государства. Что до варягов, то этим именем называли и русов, и шведов, и норвежцев, и англов, и уроженцев острова Готланда; 'варяг' обозначало скорее образ жизни, было понятием социально-географическим, нежели этническим.
Эти соображения я изложил в книге 'Предыстория Санкт-Петербурга', пока не изданной. Вторая часть книги называется '1703-й: хроника года и его загадки' и посвящена основанию Петербурга.1
_______________
1 Владимир Петрович Насонов (1946) - питерский актер и литератор.
2 В этом стихотворении описан дом автора на Наличной, 45, на побережье реки Смоленки у впадения ее в Финский залив.
3 Сейчас табличка, увы, восстановлена.
4 Ширина моста - 70, а длина - 40 метров.
5 Пуделя Робина мы с дочкой Дашей схоронили тут в 1991 году.
6 'Бореальная' - здесь северная.
7 'Прозябословец' - от старинных понятий 'прозябать' - произрастать, 'прозябание' - растение, 'прозябословие' - ботаника.
8 'Ямакайоки' - так на шведской карте ХVII века названа Смоленка. По-фински это означает 'речка с ледяными горками': видимо, с таких горок тут катались аборигены будущего Васильевского острова.
9 'Сто тысяч могил' - Смоленское кладбище.
10 Книга 'Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год' вышла в свет в 2004 г. в издательстве 'Журнал 'Нева'' (прим. ред.).
К содержанию
Декартов1 лист
Алексею Самойлову
х3 + у3 - 3аху есть ничто.
Михаил Ерёмин
Тишина такая, что слышу: ногти
Растут, на подушке скрипя.
В тишине этой лежа, раскинув локти,
Размышляю вслух про тебя.
Я не знаю чувства нежней и строже
Того, что мерцает во мне:
Может стать оно взрывчатее, но все же
Таким же настойчивым - нет.
Слава, Богу, живы в нас величины,
Словно лист Декартов, чисты,
В чьих мирах любовь к мужчине мужчины -
Не болезнь, не страсть и не стыд.
Наших душ, как прежде, нерасторжимость,
По общенью нашем тоска,
Словно прессом сдавленная пружина,
Сохраняет пламя броска.
Лист Декартов - вычурная кривая.
Так за что ж я его люблю?
Ведь тройник из суммы кубо2в вычитая,
Все равно приходишь к нулю.
Вроде, можно брать - из любых количеств, -
Самолюбие теша свое.
Но из нас двоих ничего не вычесть.
Разве только жизнь самое.
1996, С.-Петербург
________________
1 Рене Декарт (1596-1650) - французский философ, математик, физик и физиолог. Декартов лист - алгебраическая кривая 3-го порядка:
х3 + у3 - 3аху = 0.
К содержанию
Раскаяние
Родной Ирэше - в день юбилея
Вот праздник пришел твой, играя,
И небо салютом горит,
Но что ж на душе, дорогая,
Тоскливо и сердце щемит?
Когда вместо умственных этик
Вершит наша совесть права,
Простейшая из арифметик
Диктует бесстрастно слова.
Подсчетов ее не отрину:
Ведь в полном согласии с ней
Ты мне отдала половину
Из прожитой жизни своей.
Полжизни и скудной и нищей,
Покорной внушенной судьбе -
И должен бы сторицей, тыщей
Воздать я за это тебе.
Но будто бы этак и надо,
И будто того лишь и ждал,
Ни златом, ни ласковым взглядом
Тебе я за то не воздал:
Я знаю: уже не поправить
Того, что я сделал и нет.
Просить ни о чем я не вправе:
Ведь нечего ждать мне в ответ.
Мир склеен уж так, как он склеен,
Вполне безобразен на вид.
Надежда одна только тлеет:
Что все-таки сердце щемит.
А если надежда такая
Питает покуда сердца,
Давай помолчим, дорогая,
И двинемся в путь - до конца.
1996, С.-Петербург
К содержанию
Баллада о Сантьяго
Александру Анейчику
Дорогой мой брат Анейчик!
В день большого юбилея1
Я пишу тебе посланье
Слогом старым и - испанским
(Щас узнаешь, почему).
Я хочу сегодня вспомнить,
Как с тобой мы вместе жили
На земле Петрозаводской,
В Богом проклятой мансарде
На подворье Зигуна2.
Мы с тобой тогда служили
В телевидении местном
У прекрасного еврея
Леопольдовича Кана
По прозванию Илья3.
Жили весело и - бедно.
Впрочем, сил вполне хватало
(Как-то ты сумел на сутки
Милицейскую бригаду
На фиг парализовать).
В жажде опыта и знаний
Мы учебные рассказы
По ночам с тобой писали.
Много нам насочинялось:
Сохранилась ли тетрадь?..4
Вспомнить радостно сегодня,
Как мы в 'Похьеле'5 кутили,
Как к нам в гости приезжали
Незабвенные девицы
Лора М. с Аленой Б.6
Ах, забыть ли, как скрипели
Деревянные ступени
Под легчайшими ступнями
(Но об этом при Нинуле7
Мы пожалуй, помолчим:)!
:Но одно воспоминанье
Душу мне томит сегодня:
Помнишь, был у нас с тобою
Пес по имени Сантьяго -
Замечательный щенок.
(Вот поэтому я слогом
И пишу тебе испанским:
Вспомни Яго Компостелло -
'Sancto Jago Compostello' -
У Пруткова у Козьмы8.)
Это был щенок веселый
Серо-бурой подлой масти
С глупым носом и глазами,
Впрочем, преданный и верный,
Как любая из собак.
Позже как-то мы пустили
Меж друзей такую сплетню,
Будто в трудную минуту
(Мы нередко голодали)
Съели мы с тобой щенка,
Съели бедного Сантьягу
Вместе с носом и глазами,
С потрохами и когтями,
Вместе с серенькою шубкой,
Не оставив и хвоста.
То была, конечно, просто
Отвратительная шутка
Из того вранья, в котором
Вы с Самойловым порою
Были очень хороши:
Но хочу тебе признаться,
Что сейчас совсем не помню,
Что же сделалось с Сантьягой
И куда он подевался
Из мансарды Зигуна?9
Что такое происходит?..
Почему так ранит сердце
Не свершенное деянье,
Если в том, что мы свершали,
Есть о чем посожалеть?
Или, может быть, на самом
Деле съели мы Сантьягу,
Только совесть сознаваться
В этой пакости не хочет
И поэтому молчит?..
Или дело в том, что просто
Над минувшим мы не властны?
Был у нас щенок - и голод.
Но щенка уж нет. Остался
Голод. Больше - ничего.
И теперь вверху над нами
В небесах воспоминаний
Мчит, как облако, Сантьяго.
Мчит - и тает: Грустно что-то:
Выпить, что ли? - За тебя!
1997, С.-Петербург
_______________
1 Стихотворение написано к 60-летию Александра Николаевича.
2 Яков Зигун - петрозаводский домовладелец.
3 Илья Леопольдович Кан (1913-81) - в ту пору директор Петрозаводской студии телевидения.
4 Некоторые рассказы той поры сохранились, но, разумеется, опубликованы они - за исключением рассказа о Пушкине 'Тяжело тебе нести меня?' - не были в силу дурного их качества.
5 'Похьела' - это гостиница 'Северная' с рестораном.
6 'Лора М. с Аленой Б.' - две прекрасные незнакомки-филологини: одна из Великобритании, другая - из Чехословакии.
7 'Нинуля' - Нина Владимировна Василькова, жена Анейчика.
8 'Козьма Прутков' - литературный персонаж, дитя фантазии графа Алексея Константиновича Толстого (1817-75) и братьев Жемчужниковых - Алексея (1821-1908), Александра (1826-96) и Владимира (1830-84) - Михайловичей. 'Sancto Jago Compostello' - из стихотворения Козьмы Пруткова 'Осада Памбы'.
9 Совсем недавно я вспомнил, что Сантьяго на самом деле остался жив: однажды, попав позже в Петрозаводск, я заглянул во двор нашего домовладельца; там стояла будка и в ней сидел на цепи здоровенный пес 'серо-бурой подлой масти' - это и был некогда маленький и свободный Сантьяго:
К содержанию
Питерское
Дмитрию Губину
Я брожу при стокаратской
Бриллиантовой луне
По посадской,
По пиратской
Петроградской
Стороне -
И в ночи финно-угорской
Мне тревожно от луны,
От чертовской,
От мордовской,
Допетровской
Старины.
1997, С.-Петербург
К содержанию
Слово в Свято-Даниловом монастыре
1 июня 1997 года я произнес это 'Слово' в трапезной московского Свято-Данилова монастыря на юбилее 60-летия Бориса Сергеевича Грищенко, моего друга и соученика
по 2-й группе журналистики филфака ЛГУ, а ныне одного из руководителей Интерфакса1.
Should you ask me, whence this stories,
Whence this legends and traditions?
Henry Longfellow.
'The song of Hiawatha'
:В доме сером и высоком
У морских ворот Невы.
Анна Ахматова.
'Я пришла к поэту в гости:'
Кто ты, Рыба, что с такой заботой
Материнской смотришь на меня?..
Борис Грищенко.
'Седая Рыба'
Я пройду по Офицерской
До Английского проспекта2.
Я от дома Мейерхольда3
Добреду до дома Блока4
Над водой зеленой Пряжки.
А потом сверну налево
И войду во двор просторный,
Где случайно сохранился
Старый флигель 'Дома-Сказки'5,
И взойду в подъезд заветный,
И, поднявшись по ступенькам,
Позвоню в один звонок:
Мне откроют дверь - и сразу
Попаду я в мир знакомый,
Силой памяти на сорок
Лет назад перенесясь:
На зюйд-вест пойду сначала -
В мир загадочной гостиной,
Где жеманно и картаво
Александр Николаич6
Сообщает нам с пластинки
Что-то там про Сингапур;
Где под скатертью крахмальной
Весь в фужерах и закусках
Стол раздвинутый стоит;
Где сидит Сергей Сергеич7,
Отойдя от пианино,
Взяв на нем лихой аккорд.
Ликом - вылитый фельдмаршал
Шереметев8: с благородной
Белоснежной сединою,
Словно в пудре парика;
Рядом с ним сидит фигура
Корабела дяди Бори9
С дивным 'знаешь-понимаешь',
Коим сильно обогнал он
Президента (тоже Б10);
А за Клопотовым нежно
С телевизора, с экрана,
Окуджава11 - сердцегласный
И еще тридцатилетний -
Про солдатика поет;
А напротив на диване
Восседает тихий ангел -
Александра-свет-Иванна12, -
И из глаз ее струится
Свет нездешней доброты.
'А! - вскричит Сергей Сергеич. -
Вот и Сашка появился!
Где ты шляешься, бродяга?
Почитай-ка нам стихи:'
Я прочту стихи им.
:Где же
Вы теперь, мои родные?
Как хочу я, чтоб оттуда
Вы услышали меня:
...........................................................
А потом пойду к норд-осту,
К длинной комнате - с балконом,
Под которым, словно призрак,
Бродит дряхлая Дельмас13.
В длинной комнате с балконом,
Где залает юркий Аткинс14,
Встанет Кролик15 предо мною
С пеньем песенок тирольских,
С обещаньем ехать в Смольный
И с протянутой рукой.
В длинной комнате с балконом
Вспомню дивные пирушки
И 'Полковника'16 звучанье,
И купанье в теплой ванне
Спьяну - в брюках и носках,
И другого рода страсти:
Не любовные однако,
А настольного футбола
'Мировой чемпионат':
Впрочем, вспомню и другое:
В длинной комнате с балконом
На стене висит картинка -
На ограде на чугунных
Остриях торчат гирлянды
Окровавленных сердец17;
Тут и вспомню наши танцы,
Колыханье юбок Лоры18,
Туго стянутую косу,
Незабытую любовь;
А еще я вспомню пламень
Стихотворных состязаний,
'Аллигатора' и 'Рыбу'19
С вопрошаньем: 'Кто ты, Рыба?.. '
(Я теперь отгадку знаю,
Кем была Седая Рыба:
Это был Сергей Сергеич,
За 'заботой материнской'
Скрытый автором стиха!).
И над всем над этим - облик
Незабвенного Бориса.
Знаменитый нос; и губы
С сардонической усмешкой -
Слышу голос ироничный,
Тихий возглас: 'Ох, Шарымов!..';
Вижу блеск живых и карих,
С сумасшедшинкой, но все же,
Как у мамы, добрых глаз:
Как приятно сознавать нам,
Что у нас - уже задолго
До Боба Гребенщикова20 -
Свой Великий был БГ.
Как прекрасно чувство дружбы,
Как горит оно и греет,
Словно солнца луч в ладони!
Что ж о прошлом горевать,
Раз оно, как прежде, в сердце
И пылает, и болит?..
Ну, а если вдруг взгрустнется
Мне о том, что, как ни бейся,
Въяве больше не вернуть, -
Я пройду по Офицерской
До Английского проспекта
И в зеленой тихой Пряжке
Утоплю свою печаль.
1997, С.-Петербург-Москва
_______________
1 Борис Сергеевич Грищенко скончался 21 апреля 2004 г. (прим. ред.).
2 В годы нашей учебы в ЛГУ эти магистрали назывались, соответственно, Декабристов и Маклина.
3 Всеволод Эмильевич Мейерхольд (1874-1940) - режиссер; жил в доме 32 по Офицерской на углу с Театральной площадью.
4 Александр Блок жил с 1912 до смерти в 1921 году в доме 57 по Офицерской улице на углу с набережной речки Пряжки; в доме Блока сейчас - мемориальный музей поэта. В наши университетские годы такого музея тут еще не было.
5 Почти полностью разрушенный в войну 'Дом-Сказка' располагался на территории дома 41 по нынешнему Английскому проспекту; позже дом на углу Английского и Офицерской отстроили: в квартире этого-то дома на третьем этаже и жило семейство Грищенко.
6 Александр Николаевич Вертинский (1889-1957) - поэт, певец.
7 Сергей Сергеевич Грищенко (1906-77) - питерский инженер-кораблестроитель, отец Бориса Сергеевича.
8 Борис Петрович Шереметев (1652-1718) - петровский генерал-фельдмаршал.
9 'Дядя Боря' - Борис Евгеньевич Клопотов (1906-74) - тогда директор Адмиралтейского завода; его именем названо было грузовое судно 'Корабел Клопотов'.
10 Борис Ельцин.
11 Булат Шалвович Окуджава (1924-97) - поэт и бард, песни которого автор впервые услышал по телевизору в доме Грищенко.
12 Александра Ивановна Грищенко (1915-83) - мать Бориса Сергеевича и его брата; женщина, воистину по-матерински заботившаяся об 'иногородцах' - обо мне, Самойлове, Анейчике.
13 Любовь Александровна Дельмас (1879-1969) - оперная певица, героиня стихотворного цикла Блока 'Кармен'.
14 Аткинс - спаниель семейства Грищенко.
15 'Братец Кролик' - ласковое прозвище Александра Сергеевича Грищенко (1944) - дипломата и лицедея, который в пору молодости неподражаемо изображал Ильича, провозглашая с простертой рукой: 'До свиданья, товарищи, еду в Смольный!'.
16 'Там, где полковник не пройдет:' - первая строка песни, которую мы пели на военных сборах.
17 'Солнечный день. Лорелея прошла' - акварель автора, посвященная его сердечной привязанности, героине следующих строк.
18 'Лора' - Лариса Морозова, которую автор однажды чуть не убил на вечеринке у Грищенко, неудачно выполнив рок-н-ролльное па с переворотом партнерши через голову.
19 'Это было, когда Аллигатор вспотел:' и 'Седая Рыба' - популярные стихотворения Бориса Сергеевича.
20 Борис Борисович Гребенщиков (1953) - рок-поэт, музыкант и певец, которого с юных лет именовали 'Великим БГ'; Бориса Сергеевича тоже в юности называли 'Бобом'; 'Великим' он был всегда.
К содержанию
Сонет Алексею Иванову
Я знал одного Иванова, который был немцем.
Михаил Лермонтов. 'Герой нашего времени'
Вы с Лермонтовым схожи. В вас обоих
Пылает страсть (по счастью - не порок)
И - важный штрих! - увядшею травою
Висят концы у рукописных строк.
Ты не похож на Лермонтова. Вдвое
Ты органичней. И к тому ж - не строг.
Хотя, как он, наверное, б не смог
Царапать имя милой на обоях.
Давай с тобою как-нибудь устроим
Мы чтение Михайлова 'Героя' -
И что-то нам откроет дивный слог:
Ну, скажем, то, что ты-то уж, дружок,
Творца в эпиграф вынесенных строк
Переживешь не вчетверо, так втрое.
1998, С.-Петербург
К содержанию
Завещание Шекспира
Кире Михайловской
:И вдаль ушел с улыбкой.
Владимир Набоков
'Шекспир' (1924)
'Мной, Уильямом Шекспиром'1 в знак прощанья
Подписанное в марте завещанье
(Где в подписи как будто бы резец
Два слова вывел, третье же скукожил
Последних лет припадок жалкой дрожи),
Вот это завещанье - образец
Дотошности в деталях и в науке
Унылой казуистики и скуки,
Достойный подражанья, - что в укор
Поставят мне неумные потомки,
Есть завещанье жизни. Злой и тонкий
Итог того, чем жил я до сих пор:
Для тех, чей слог от первородства выспрен,
Я - 'Вилм Шекспир'2, который ненавистен
Всем снобам мира тем, что неучен,
Что Кембриджа не кончил; что повсюду,
Где только мог, дома скупал; что ссуды
Давал взаймы; что соблюдал закон:
'Взял в долг - верни сполна, включая пени',
Беря с людей их шиллинги и пенни:
Все это равно повергает в шок
Тех, кто твердит: поэт высоколобый
Не должен звуков издавать утробой.
Но гений так же ходит на горшок
(Коль речь заходит о простолюдине),
Как лорды, короли и герцогини;
Как первый мой патрон и кредитор
Саутгемптон3 или Рэтленд-малолеток4,
Мой информатор, Кориэта предок5
(Чего ему не ставлю я в укор):
Казалось бы, канон живет поныне:
'Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая шагает по земле'6;
Казалось бы, и формула готова:
'Он человек был в полном смысле слова'7 -
И книга, и бутылка на столе.
Но снобам идол надобен фигурный,
Шагающий по сцене на котурнах,
Сюда с Небес свалившийся живьем.
А если уж 'Шекспир', то им привычный -
Начитанный и аристократичный,
И глупо 'Потрясающий Копьем'8.
А мне в 'Шекспире' видится другое:
Ловец, взмахнувший хищно острогою
Над тенью, мчащей в Эйвоне хитро,
К финалу жизни переживший драму
И тремором сведенный в эпиграмму:
'Шекспир', увы, - 'Дрожащее Перо':
Что двигает недугом - злым и жалким
(К бутылке страсть? К любви, недавно жаркой?
А может, просто Божья благодать?), -
Диктующим каким-то слогом скрытым
Поэту над открытым манускриптом:
'Ты ничего не сможешь написать'?..
И я покинул Лондон беспокойный9,
Свой труд в нем завершив вполне достойно:
Став лучшим сочинителем Земли.
Теперь пускай там рукописи ищут
Из тех, что Джонсон Бен с собой, дружище,
И Драйтон Майкл вчера не увезли10.
Как хороша была у нас пирушка,
Как часто поднимали к небу кружки,
Какая память вдохновляла нас!..
Но с их отъездом стало мне несладко:
Меня скрутила злая лихорадка -
И словно слышу: бьет печальный час:
Но если я так безысходно болен,
То завещанье, что составил Коллинз,
Наш стратфордский нотариус, пора
Достать (коль скоро миг унылый близок)
И перечесть составленный им список:
Вот - дочки: Джудит, Сьюзен11: Вот - сестра
Джоан12: А вот - жена-старушка Анна13:
Вот - Лизбет, внучка14: Вот - и окаянный
Дик Бербедж15 - собутыльник и актер:
Из тех, с кем я играл, кого дурачил -
Джон Хеминг с Генри Конделлом16, - тем паче,
Что в 'Глобусе' шел с ними разговор
(Вопросы обсуждались и другие)
О выпуске моей драматургии -
Конечно, после смерти, ибо я
Не получал иной за пьесы платы,
Чем та, что полагалась мне по штату
Как совладельцу труппы на паях:
Мне внятно содержанье документа:
Я расписал доходы и проценты
На много - может, на сто! - лет вперед
(Как будто я и в самом деле - гений,
Провидящий, на сколько поколений
Мне продолженье рода Бог пошлет17).
Но кто же осмеет мои расчеты?
Я должен был продумать их до йоты
За девочек безграмотных моих:
Живя в ином - не этом - измеренье,
Я не вникал в заботы об ученье, -
Так должен хоть расчислить все для них:
А что до вас, мой Бербедж, Конделл, Хеминг,
Я уложил вас в той же самой схеме,
Связав вас крепко памятным кольцом
(Его по завещанию получит
Любой из вас18), чтоб вы трудились лучше -
И я предстал бы, кем и был: Творцом.
Все - до 'второй по качеству кровати'19 -
Предусмотрел больной предприниматель
С трясущейся от тремора рукой!..
И видя: эта главная забота
Просчитана без нарушенья счета,
Я ухожу спокойно на покой:
А что до тех, кто реет в эмпиреях
И зрит во мне лишь Шейлока-еврея,
То, зная меж стихом и цифрой связь,
Склонясь над ними, словно мать над зыбкой,
Я сквозь века смотрю на них с улыбкой,
Легко над их неведеньем смеясь.
7-10 марта 1998; 4-е офтальмологическое отделение
2-й Санкт-Петербургской городской многопрофильной больницы
_______________
1 'By me William Shakespeare' - последний из сохранившихся автографов Шекспира (род. в 1564) под его завещанием, составленным нотариусом Фрэнсисом Коллинзом и подписанным Шекспиром 25 марта 1616 года, за месяц до смерти. Все сохранившиеся - с 1612 года - автографы Шекспира написаны дрожащим почерком, за исключением слов ':by me William' в его последней в жизни подписи.
2 'Wilm Shakespeare' - так в 1603 году Шекспир был назван в числе восьми членов труппы лондонского театра 'Глобус', которые по воцарении короля Иакова I стали именоваться 'слугами Его Величества'.
3 Граф Саутгемптон Генри Ризли - молодой вельможа, которому Шекспир посвятил первые свои поэтические опусы: поэмы 'Венера и Адонис' (1593) и 'Обесчещенная Лукреция' (1594).
4 Граф Рэтленд Роджер Мэннерс - один из претендентов на роль 'подлинного Шекспира' (см. книгу Ильи Гилилова 'Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса', 1997). Когда Шекспир уже опубликовал первые свои зрелые произведения, студенту Рэтленду было 17 лет.
5 В 1611 году в Лондоне появилась книга 'Кориэтовы нелепости', автором которой был якобы некий Томас Кориэт. Характеризуя его, поэт Бен Джонсон писал в предисловии к книге:
'Пытливый Роджер' тут паролем было -
'Правдивый Том' теперь его сменило:
6 Сонет 130. Перевод Самуила Маршака.
7 'Гамлет'. Перевод Бориса Пастернака.
8 'Shake-speare', как подписаны многие произведения Шекспира, переводят обычно: 'Потрясающий Копьем', но 'speare' означает также 'острога'.
9 Шекспир навсегда уехал из Лондона в Стратфорд-на Эйвоне около 1613 года; примерно тогда же, за три года до смерти, навсегда прекратилась его творческая деятельность.
10 Предание гласит, что незадолго до кончины Шекспира его посетили в Стратфорде-на-Эйвоне лондонские поэты Бен Джонсон и Майкл Драйтон.
После пирушки с ними Шекспир разболелся, что и стало причиной его смерти.
11 Сьюзен и Джудит - старшая и младшая дочери Шекспира. Сьюзен в замужестве носила фамилию Холл.
12 Джоан (в замужестве Хард) - сестра Шекспира.
13 Анна (в девичестве Хеттуэй) - жена Шекспира; она была на восемь лет старше мужа, и в 1616 году ей исполнилось шестьдесят.
14 Елизавета (во втором замужестве Бариард) - внучка Шекспира.
15 Ричард Бербедж - актер труппы 'Глобуса', которого связывали с Шекспиром годы дружбы и общих веселых похождений.
16 Генри Конделл и Джон Хеминг - сослуживцы Шекспира по 'Глобусу', которые в 1623 году вместе с Беном Джонсоном участвовали в издании так называемого Великого Фолио - первого собрания 'Мистера Уильяма Шекспира Комедий, Хроник и Трагедий' - и подписали обращение к читателям и к покровителям издания - графам Пембруку и Монтгомери.
17 Род Шекспира прекратился не на седьмом (завещание было рассчитано на этот срок), а на втором после него поколении - со смертью внучки его Елизаветы Бариард, скончавшейся в 1670 году.
18 Бербеджу, Хемингу и Конделлу выделялась по завещанию Шекспира небольшая сумма на приобретение памятных колец.
19 'Вторая по качеству кровать' завещалась Шекспиром жене Анне - с трудновоспринимаемым, но явно ироническим подтекстом.
К содержанию