На главную

РАЗДЕЛ 3

ВИНО, СУДА И ФЕЙЕРВЕРКИ

Питер Пикарт.
Фронтиспис книги 'Устав морской'. Офорт, резец. 1720 г.

I. Первый шкипер на Неве: Ауке или Ян

Забежим в нашей хронике немного вперед и заглянем в ? 37 московских 'Ведомостей', вышедших 15 декабря 1703 г.:

'В ноябре месяце пришел к Санктпитербурху карабль галанской с товары, с питьями, и с солью, на котором был шипер, и неколико матросов, и тот карабль по повелению господина губернатора принят по обыкновению и за приход подарено вышепомянутому шиперу за столом в дому его губернаторском пять сот золотых, а матросом кои сним были по триста ефимков коемуждо, и при том сказано ему во обнадеживание других, естли по том другой карабль туда придет, и тому, кто на том карабле, дано будет триста золотых, такожде есть ли и третий карабль придет дано будет сто пятьдесят золотых, и с тем тот вышепомянутой карабль от Санктпитербурха отпущен в надлежащий ему путь со удоволствованием, а товары все которые на том карабле были куплены повольною ценою' 1).

Событие это было в истории города настолько незаурядным, что представляется нужным посвятить ему эту главу.

* * *

Вместо эпиграфа - две выдержки из книг, почти классических в освещении и жизни раннего Петербурга.

Профессор Алексей Владимирович Предтеченский писал в сочинении 'Основание Петербурга':

'В ноябре 1703 г. в Неву пришел голландский корабль, нагруженный солью и вином. Меншиков принял шкипера Выбеса весьма радушно и наградил его 500 золотых.
Приход корабля Выбеса был отмечен в 'Ведомостях' (15 декабря 1703 г.) как значительное событие' 2).

Профессор Владимир Васильевич Мавродин вторил Предтеченскому в одноименном труде:

'Глубокой осенью, в ноябре 1703 года, когда шведский флот ушел по заливу в Выборг, в Неву вошел голландский корабль шкипера Выбеса, доставившего соль и вино.

Меншиков наградил Выбеса пятьюстами золотыми.

Еще в конце мая 1703 года Петр назначил награды: пятьсот золотых первому иностранному судну, которое бросит якорь в Неве, триста - второму и сто - третьему. Меншиков выполнил приказ Петра' 3).

Оба сообщения наших историков содержат, по крайней мере, по одной неточности.

Предтеченский неправ, утверждая, что 'Ведомости' отметили 'приход корабля Выбеса... как значительное событие'.

Взгляните повнимательнее на приведенную в начале главы цитату - и вы убедитесь, что там и речи не было о 'корабле Выбеса'. Там сообщалось только о приходе 'карабля галанского с товары'. Говорилось и о безымянном 'шипере' этого судна. Но ни о каком 'шкипере Выбесе' речи не шло.

Мавродин же неправ, утверждая, что 'еще в конце мая' Петр назначил награды будущим первоприходцам на Неву. Это утверждение содержится во многих сочинениях наших историков, - но оно, увы, неверно.

Петр, действительно, назначил награды в мае. Но о назначении этом мы знаем из письма цесарского резидента в Москве Оттона-Антона Плейера, который 10 мая писал в Вену:

'Вчера вечером мы получили из армии царя под Ниеншанцем известие о том, что... 1 мая... гарнизон [Ниеншанца]... сдался его царскому величеству...
Сразу же было отправлено в Голландию и в другие страны известие о победе и было велено всем сообщить, что судно, первым вошедшее в эту морскую гавань, получит в подарок 500, второе 400, третье 300, четвертое 200, пятое 100 дукатов' 4).

Если Плейер писал об этом уже 10 мая, то Петр I никак не мог 'назначить' указанные суммы 'в конце мая'. Весть о 'назначении' пришла в Москву 9 мая. Следовательно, с Невы - от Шлотбурга - она должна была уйти никак не позднее 2 мая.

А отсюда - вывод: 'назначение' было оглашено царем Петром именно 'сразу же' по взятии Ниеншанца, вероятно - 1 мая.

Причем, судя по всему, 'назначение' царя было устным, чем и можно объяснить расхождение в цифрах между сообщениями цесарского и голландского резидентов. А голландский посланник в Москве Генрих ван дер Гульст писал в Амстердам 23 мая:

'Его царское величество изволил назначить премию в 500 червонцев первому шхиперу, которой из Голландии или другого места приведет свое судно в Ниеншанц, которой переименован в Шлотбург, 300 червонцев назначено шхиперу второго судна и 100 червонцев шхиперу третьего судна' 5).

К слову, в ноябре цифра 'третьей премии' вновь претерпела изменение - и стала равна ста пятидесяти золотым...

А теперь - еще об одном.

В цитатах и из Предтеченского, и из Мавродина есть не только разные неточности, но и одна общая ошибка.

Она касается 'шкипера Выбеса'.

Разъяснению их ошибки и посвящена эта глава моего очерка.

* * *

Имя шкипера Ауке Выбеса из голландского городка Хинделопена традиционно связывалось отечественными историками с заандамским негоциантом Корнелием Михельсоном Кальфом, по распоряжению которого будто бы Выбес привел к молодому Петербургу первое торговое судно, принадлежавшее Ост-Индской кампании.

В поисках сведений об Ауке Выбесе я решил обратиться непосредственно в Хинделопен (этот город находится в северной провинции Нидерландов - Фрисландии).

Любезное содействие питерской переводчицы Ларисы Георгиевны Кондратьевой и шведского математика, профессора Стокгольмской королевской академии Бу Р. Дёоса помогло мне связаться с директором Хинделопенского музея доктором Габриэлем Дж. М. М. Грёневудом.

В начале 1985 г. я получил от него письмо:

'Дорогой м-р Шарымов,
было большим удовольствием получить переданное мне д-ром Дёосом из Стокгольма Ваше письмо, в котором Вы выразили желание получить сведения о семействе Выбесов из Хинделопена.
Приятно знать, что наш маленький город с его скромной историей известен в далекой России. На Ваш вопрос о том, имеются ли подлинные документы, связанные с этим семейством, или память о нем легендарна, могу сообщить следующее.
Сколько нам известно, имя Ауке Выбеса впервые было упомянуто в начале XIX века Якобусом Схельтемой. Вокруг вымышленной фигуры Ауке Выбеса была наверчена целая история. Он был якобы первым шкипером на Неве и его будто бы встречал царь Петр с женой - оба инкогнито. Царь наградил его деньгами и привилегиями в новопостроенной гавани Санкт-Петербурга...
Имени Ауке Выбеса в старых архивах Хинделопена не обнаружено. Однако нам известно имя Петера Выбеса. Он родился в маленькой деревушке Молкерум неподалеку от Хинделопена и жил с 1707 по 1781 годы. В 1737 году он женился на Трийн Тьерде - уроженке Хинделопена.
Легенда утверждает, что Петер Выбес был внуком Ауке Выбеса, что имя свое он получил в честь Петра Великого и был, кроме того, шкипером корабля деда, именовавшегося 'Санкт-Петербург'.
Петер Выбес действительно был в 1744 году шкипером судна, называвшегося 'Санкт-Петербург'. Есть и другие факты, подтверждающие его историю.
В нашем музее хранится завещание Петера Выбеса. У нас есть также и его портрет, в нижней части которого различима корма корабля 'Санкт-Петербург'...
На страницах 33-37 репринтного издания маленькой книжки 'Достопримечательности Хинделопена', впервые выпущенной в 1855 году, вы найдете статью об Ауке Выбесе 6).
Статья Г[оссе] Блома содержит источники, легшие в основу истории Петера Выбеса, а также демонстрирует, насколько сомнительной является фигура Ауке Выбеса...
Однако муниципальный совет Хинделопена принял решение воздвигнуть в порту статую знаменитого Ауке Выбеса. И это показывает, что Хинделопен не забыл своего великого легендарного сына, жившего в XVIII столетии.
Эти сведения о семействе Выбесов - почти все, что мне известно и чем располагает наш музей. Надеюсь, это поможет Вам в Ваших изысканиях...
Искренне Ваш - Г. Дж. М. М. Грёневуд' 7).

К письму Габриэля Грёневуда приложены были -

репринтное издание книги 'Достопримечательности Хинделопена' 1855 года, переизданной сто двадцать четыре года спустя; ксерокопии: завещания Петера Выбеса, подписанного им и его женой Трийн; статьи в журнале 'De Smidte' ('Кузница') с его портретом; журнальной же публикации Госсе Блома на фризском языке, сильно отличном от голландского; а также двух газетных информаций.

Первая из этих информаций касалась художественной жизни Хинделопена (с сообщением о грядущем открытии памятника легендарному моряку Ауке Выбесу).

А из второй, полученной из городка Терсхеллинга (она называлась 'Схеллингерец был первым шкипером на Неве'), явствовало, что историк Фред Спиц обнаружил некие документы, неопровержимо доказывающие: первым шкипером, посетившим Петербург в 1703 г., был вовсе не Ауке Выбес, а совсем другой человек...

Так встала новая задача: раздобыть статью Фреда Спица...

* * *

В 1988 г. работник 'Ленфильма' Александр Васильевич Пикунов (он ехал в Нидерланды по гостевому приглашению) предложил мне содействие в получении статьи Фреда Спица.

Я дал ему письмо-обращение к руководству Хинделопенского музея - и в результате получил материалы, которые, безусловно, ставят точку в поставленном вопросе.

Статью Фреда Г. Спица опубликовал в мартовском номере за 1984 г. журнал Культурно-исторического общества 'Хет Бехауден Хейс' ('Хранилище'). В заголовок статьи автор вынес вопрос: 'Кто был 'первым шкипером на Неве'?' - и сразу определил направление основного вывода в подзаголовке: 'Сомнения по поводу легенды о шкипере Ауке Выбесе из Хинделопена'.

Указывает Спиц и на первопричину многолетнего заблуждения относительно личности этого шкипера: своеобразный 'областнический патриотизм' историка Якобуса Схельтемы, который был уроженцем Фрисландии и потому (без особых на то оснований) прославил фрисландского мореплавателя. Спиц пишет:

Нагрузив свое судно русскими товарами, он велел поднимать паруса, и во время прощального ужина получил 500 дукатов, а каждый матрос - по 300 экю. Более того, ему обещано было за каждый новый визит по 100 рублей. В то же время извещено было, что капитан второго судна, которое прибудет сюда, получит вознаграждение в 300 дукатов, а третьего - в 150.
Второй приз достался английскому капитану, а третий - вновь голландцу по имени Даас.
Первый корабль, который впоследствии был назван 'Санкт-Петербургом', получил весомые привилегии. Впоследствии, в течение более пятидесяти лет, на этом корабле плавали в Петербург. Если он ныне более не существует, то виною тому пожар или буря'.

В сноске к последнему абзацу Схельтема утверждает:

'Прибытие этого корабля в Россию признано было всеобщим мнением как результат случайности, словно судно это было занесено в те места нечаянным ураганом.
Но есть одна особенность: ни один из купцов не послал бы такой груз наугад. Кроме того, плаванье по Неве не было для Голландских купцов новинкой.
Известный живописец Ходовецкий написал картину, запечатлевшую прибытие этого первого корабля. Но работа эта была весьма несовершенной: капитану торгового судна придана осанка неестественно напыщенная, словно человек этот провел свою жизнь не на фрисландском флиботе, а в мастерской французского танцмейстера' ² 9).

Далее Схельтема описывает действия Корнелия Михельсона Кальфа и его сына Николаса по развитию торговых связей с молодой столицей Петра. Упоминает имена таких голландских шкиперов, действовавших от имени Кальфов, как Герард Бюйс из Заандама или Йелт Улба де Коэ из Даргердана.

Стоит тут упомянуть сразу и о том, что - наряду с 'историей первоприходца' по Схельтеме - существует также легенда, изложенная впервые в 'Новинках старонемецких рукописей', изданных в 1806 г.

Легенда эта воспроизведена была, кстати, в упомянутом в письме Габриэля Грёневуда репринте 'Достопримечательности Хинделопена' 1855 г. Она 'подключает' в свой текст не только царя Петра с Меншиковым, но и Екатерину, будущую царицу и императрицу, которая, на самом-то деле, в ноябре 1703 г. женой Петра не была.

Вот в каких словах пересказывает эту легенду писатель-популяризатор Казимир Валишевский:

'В ноябре 1703 г. первый купеческий корабль, голландский 'флибот', пришедший из Фрисланда с грузом соли и вина, вошел в устье Невы.

Капитану был предложен банкет в доме петербургского губернатора, его и его людей осыпали подарками; но раньше ему пришлось воспользоваться гостеприимством лоцмана, вводившего корабль в гавань. Он пообедал с ним и его женой в невзрачном домике на самом берегу реки ³, был угощен национальными кушаньями, дополненными некоторыми лакомствами, заимствованными из его родной страны, и в заключение не пожелал остаться в долгу по вежливости и щедрости: вынул из дорожной сумки кусок маслянистого сыра, штуку полотна и предложил их хозяйке, попросив разрешения ее поцеловать.

- Не упрямься, Катя, - сказал лоцман, - полотно славное, и у тебя выйдут такие рубашки, о каких ты в молодости и не мечтала.

В эту минуту голландец услыхал позади себя шум отворенной двери, обернулся и чуть не упал в обморок: на пороге стоял человек, очевидно знатный сановник, расшитый золотом, увешаный орденами и кланявшийся до земли, отвечая на приветственные слова, обращенные к нему супругом Кати'.

Валишевский так - вполне, надо сказать, компетентно и справедливо - комментирует приведенную историю:

'Пожалуй, анекдот этот может показаться сомнительным; во всяком случае, он должен быть отнесен ко времени позднейшему: в 1703 г. Екатерина, повидимому, еще не занимала места у очага своего будущего супруга.
Но за исключением этого рассказ вполне правдоподобен; он рисует Петра в его излюбленном обществе. Являться в качестве лоцмана на голландские и другие корабли, угощать их капитанов у себя за столом, их мистифицировать простотой своей обстановки и своего обращения, - всегда было в привычках Петра' 10).

Как видим, в этой - более ранней - версии легенды о 'первоприходце' имя шкипера не называется. Однако многие историки, писавшие о Петре, пользовались 'сведениями', почерпнутыми именно из книг (в том числе, и из ранних) Схельтемы.

Одним из первых, сочувственно воспринявших эти 'данные', был Вениамин Бергман, автор вышедшей в 1840 г. 'Истории Петра Великого'. Он писал о первом визите торгового судна в 1703 г. (с весьма, заметим, легендарным акцентом):

'Возвратясь в ноябре 1703 года из Олонца а, Петр на своей яхте выехал навстречу первому пришедшему в Санкт-Петербург голландскому купеческому кораблю, взошел на борт и, не как Государь, а как моряк, ввел корабль этот в Гавань'.

В сноске к этом абзацу Бергман пишет:

'Все мнения до сей поры были согласны в том, что этот корабль был назначен не в Санкт-Петербург, а в Ниеншанц, но Схельтема утверждает, что купцы Кальфы отправили его с грузом именно в новую столицу Государя ⁵ 11).

Так схельтемовские Кальфы загуляли по страницам российских исторических сочинений.

Той же темы коснулся в 1860 г. Петр Пекарский в цикле опубликованных журналом 'Современник' статей 'Петербургская старина'.

Хотя Пекарский был, несомненно, одним из наиболее осведомленных и начитанных историков (что демонстрирует, например, его блестящий труд 'Наука и литература при Петре Великом'), он, тем не менее, нередко использовал в 'Петербургской старине' источники без должного критического подхода.

Схельтеме, к слову, он доверился почти во всем, сочувственно пересказав его историю (напутав только в одном: схельтемовского капитана Дааса он превратил в торговое судно с названием 'Даас'), возразив голландцу лишь в одном:

'Участие Петра в проводке корабля несправедливо, так как в ноябре он уже был в Москве' 12).

При этом историк не сослался ни на один источник, из которого почерпнул уверенное знание о пребывании Петра I в течение всего ноября 1703 г. в Москве (хотя из сообщения 'Ведомостей' можо почерпнуть единственную бесспорную информацию: что царь наверняка был в столице только с 11 ноября).

* * *

Теперь, прежде чем вернуться к статье Фреда Спица, нам надо обратиться еще к одному источнику рассматриваемой легенды.

Дело в том, что и звучащий весьма легендарно тезис Вениамина Бергмана, и - не исключено - история, поведанная Схельтемой, восходят, несомненно, даже не к 'Новинкам старонемецких рукописей' 1806 г.,а к 'Анекдотам, касающимся до государя императора Петра Великого, собранным Иваном Голиковым', впервые изданным в Москве в 1798 г., а к 1807-му вышедшим уже 'изданием третиим, исправленным, дополненным и умноженным'.

Под номером 29 Голиков приводит анекдот 'О приезде в Петербург перваго голландскаго корабля, и как Государь принял Шипора онаго' ('Шипор' - это, конечно, шкипер):

'[В] 1703 году, в начале Ноября месяца, прибыл в С.-Петербург первый торговый Голландский корабль; сколько же сему обрадовался Государь, то докажет следующий анекдот.
Монарх узнал о сем корабле накануне прибытия его к Котлину острову (так называли тогда тот остров, на котором построен Кронштат); но [так] как в заливе между Петербурга и того острова находятся мели, то Его Величество, вместо того, чтоб послать кого провести его, принял оное на себя.
Он, нарядяся матросом, как и все на шлюбке его одеты были, встретил его у мелей залива, взошел на корабль, и поздравя Шипора по Голландски с прибытием его перваго в заводящийся новый порт, объявил, что прислан он от Губернатора проводить его до пристани, предупреждая тем, чтоб не наехать ему на мель где, и сказав сие, сел паки в свою шлубку, и велел Шипору корабля следовать за собою.
Таким образом, щастливо проведя его, пристал с ним к пристани, бывшей на Васильевском острове у дома Губернатора того, князя Меншикова, в котором ему и всем матросам назначена уже была квартира.
Хозяин встретил их у пристани, пригласил того Шипора и всех его матросов к столу своему; а дабы они не имели заботы о корабле своем, то явилась Гвардейская команда, и объявлено было Шипору, что прислана оная от Государя для караулу и безопасности корабля сего.
И так Монарх, введя их в дом Княжей, посадил всех их с собою, между хозяином и прочими знатными особами, за изготовленный уже к приезду их стол. Тогда-то Шипор сей и матросы в лице провожатого своего узнали Монарха!
Можно себе представить их изумление; однакож скоро они вышли из онаго, вспомня, что Великий сей Государь, в бытность свою у них в Амстердаме, работал в Адмиралтействе тамошнем как простой плотник, а иногда и матросское исправлял звание; а притом видя ласковое, или паче дружеское его с ними обращение, несколько же кубков выпитых ими напитков сделали их еще смелее, так что забыли они, что видели в мнимом матросе Государя, и когда таким образом веселились, в то время выгружены были из корабля все их товары в амбары Княжие, и показаны назначенные им для житья, доколе они пробудут в Петербурге, покои.
Наконец, Монарх, угостя их до довольной, так сказать, степени охмеления, побратался с Шипором, и отведя его в назначенную ему комнату, пожелав ему с матросами доброй ночи, оставил их.
Поутру, прибыв паки к нему, Государь объявил ему, что все бывшее и оставшееся на корабле охраняется надежным караулом, и потребовал от него реэстр грузу; оной состоял из разных вин и Испанской соли; дал повеление безпошлинно продавать все повольною ценою, а между тем купил для употребления Двора своего знатную часть вина и соли; рекомендовал всем знатным и Господам последовать в том примеру своему, и в краткое время весь сей товар раскуплен [был] с знатною для него прибылью.
Поелику же в сие время года не было в С.-Петербурге купеческих товаров, то Монарх позволил ему на вырученные деньги купить из заготовленных для Адмиралтейства разных лесных припасов, смолы, поташу и смольчугу, коими Шипор загрузил свой корабль безпошлинно же.
Когда же приготовились они к отъезду, то паки угощены они были за столом Княжьим; и Монарх, присутствовавший за оным же, подарил Шипору 500 червонных, и каждому матросу по 300 ефимков; и притом сказано было, что первому после его торговому же кораблю оказан будет такой же прием, и в награждение дастся шипору 300 червонных, а матроcам по 200 ефимков; второму за тем кораблю, по соразмерности сего же, учинено будет награждение и проч.
Наконец Его Величество, не взирая на толь весьма позднее время года, выпроводил корабль сей до Котлина острова, обнял Шипора и пожелал им щастливого пути'.

Тут следует 'климатологическая' сноска Голикова:

'Так позднее прибытие и отбытие корабля сего записано именно в записках того года ⁶, из чего видна обыкновенно бывшая в сию глубокую осень теплая погода'.

И - окончание рассказа:

'Шипор сей и матросы тронуты были при прощанье сем даже до слез; им все время пребывания их в Петербурге представлялось как бы приятнейшим сонным привидением; столь-то казались милостивые поступки с ними Великого Государя чрезвычайными и неимоверными, каковыми они были поистине и в самой вещи.
Толико-то желал Монарх привлечь в любимый сей град иностранную торговлю'.

А в следующей сноске Голиков указывает и на источник, из которого он почерпнул записанную им историю:

'От почтенного старца, Московского купца и фабриканта Ивана Михайловча Полуярославцова: слышавшего сие от Голланского купца его приятеля, Г. Гутфеля ⁷, комиссионера Его Величества' 13).

Голиковский анекдот, конечно, много ближе к реалиям ноября 1703 г., чем истории Схельтемы и немецких 'Новинок'.

Однако в связи с репликой Пекарского о 'несправедливости' известий об 'участии Петра в проводке корабля' возникает вопрос: а насколько вообще реальна версия того, что совершилось в ноябре 1703 в молодом Петербурге? Мог ли вообще - сугубо физически - царь присутствовать на Неве в первых числах ноября? Вопрос возникает потому, что 11 ноября Петр I был в Москве, на праздничном параде. Это, напомню, зафиксировано в ? 34 'Ведомостей' от 16 ноября 1703 г.:

'Нынешнего ноемврия в 11 день.
Его царское пресветлое величество по разных на сухом пути и на море победах над шведы, и по взятии крепостей Шлотбурга, Ямбурга и Капорья, возвратился к Москве, и в пришествии его царскаго величества великий был на Москве триумф, и устроены были трои врата триумфалные со многим украшением' 14).

Описан этот парад и в первой половине второй части 'Журнала Гюйсена'. Автор, правда, внес 31 октября такую запись:

'И как реченная крепость [Санктпетербургская] близко половины сделана уже была, тогда Его Величество в 31 день сего месяца пошел оттоль к Москве' 15).

И это подтверждает свидетельство канцлера Головина о намерении царя ехать к Москве не позднее 31 октября.

Но у другого историка той поры, серба Захария Орфелина, читаем, что Петр I -

'в месяце Ноемврии поехал в Москву' 16).

И это дает возможность думать, что царь в самом начале ноября был еще на Неве.

Однако мог ли царь вообще успеть к 11 ноября в Москву, если в начале месяца был еще в Петербурге?

Мог. Мы доподлинно знаем, что Меншиков 5 ноября писал из Петербурга на Свирь Яковлеву, но 11 ноября был уже в Москве и принял участие в московском параде. Значит, успел добраться из Петербурга в Москву в срок от 5 до 11 ноября!

Давайте - с учетом этого - попробуем реконструировать события тех дней и возможные действия шкипера и царя Петра.

Положим, 30 октября голландский шкипер пришел к Котлину - и выслал к городу за лоцманом шлюпку, которая успела застать там готовившегося к отъезду царя.

Петр - используя полученный накануне у лоцмана Семена Иванова урок прохождения через мели Невской губы (а может быть, и с помощью местного лоцмана!), - плывет к Котлину и днем 1 ноября приводит судно негоцианта к дому Меншикова (который, к слову, не был еще князем, это - позднейшая аллюзия!) на Фомине острове (разумеется, не на Васильевском, как у Голикова, ибо второй 'Посольский дом' на Васильевском появился у Меншикова только семь лет спустя, а в 1703-м его первый 'Посольский' стоял именно на Фомине).

В тот же день 1 ноября команду угощают обедом и укладывают спать в губернаторском 'Посольском доме'.

2 ноября у шкипера принимают товар - и нагружают его судно лесом, смолой, поташем и смольчугом, которые хранились, конечно, не у будущего Адмиралтейства, заложеного лишь год спустя (еще одна неточность голиковского анекдота!), а на так называемой Прикрепостной верфи - на месте будущего Кронверка и нынешнего Артиллерийского музея, - предназначенной для срочного ремонта свирских судов и сооружения парусно-гребных бригантин и скампавей.

В тот же день, изменяя свой прежний указ, царь награждает не только шкипера-первоприходца, но и его матросов (последнее Меншиков самостоятельно вряд ли решился бы сделать: сумма приза матросам была слишком велика!), после чего команду вновь угощают.

3 ноября судно шкипера-голландца, отведенное царем к Котлину, уходит к Голландии, - а царь едет после этого в Москву, которой вполне может достигнуть 9 или 10 ноября.

Все сроки вроде бы сходятся, не так ли? И особых натяжек в этом раскладе дат не обнаруживается?..

Подводя итог сказанному, хочу отметить, что имеющимися сегодня в нашем распоряжении документами факт присутствия, равно как и отсутствия царя в начале ноября на Неве не может быть стопроцентно ни доказан, ни опровергнут.

Простая логика подсказывает, что в такой ситуации события равноценно могут быть истолкованы как в пользу присутствия, так и в пользу отсутствия.

Я выбираю первое.

Вопрос в том, могут ли обнаружиться документы, свидетельствующие в ту или иную сторону?

А уж коль скоро мы вспомнили о документах, то вернемся к статье Фреда Спица в 'Хранилище'...

* * *

Расказав об истории, увязанной Якобусом Схельтемой со шкипером Ауке Выбесом, Фред Спиц пишет далее:

'В только что изданной книге 'Хинделопен - город на Зюйдерзее' авторы Даан Постма и Госсе Блом сомневаются в правдивости этой истории, потому что в старом архиве Хинделопена нет никаких документов об Ауке Выбесе. Госсе Блом также и в журнале Фрисландской академии 'Де Смитс' ['Кузница'] подтвердил, что этот рассказ про Ауке Выбеса, видимо - выдумка' 17).

* * *

И тут - вновь! - следует сделать еще одно отступление.

Дело в том, что одним из существенных обстоятельств в рассказе об Ауке Выбесе служит тот факт, что его торговое судно переименовано было в 'Санкт-Петербург'.

Так вот, представьте себе, существует, по крайней мере, одно документальное свидетельство в пользу этого факта!

В книге Григория Немирова 'Петербургская Биржа при Петре Великом' говорится, что автор разыскал 'Дело Коммерц-коллегии' 1722 г., в котором среди судов, пришедших в том году в Кронштадтский порт, значится -

'...шмак из Голландии, из Фрисланта, именуемый 'Санкт-Петербург', на нем шкипер Гелис Слевик' 18).

Был в 1722 г. в Кронштадтском порту и шкипер Выбе Сиверс из Амстердама на флейте 'Петергов': называть суда российскими топонимами стало модой.

Приплюсуем сюда и еще один упоминаемый Немировым факт: 'Коммерческая газета' писала на странице 141 номера 18 за 1832 г., что некий шкипер действительно переименовал свое судно в 'Санкт-Петербург' и плавал на нем в столицу несколько лет, пользуясь привилегиями.

Это не доказывает, что шмак 'Санкт-Петербург' был тем самым судном, которое первым пришло на Неву в 1703 г. Но это доказывает, что среди голландских судов (а тем более, пришедших из Фрисландии, с родины Ауке Выбеса!) был торговый шмак с названием 'Санкт-Петербург', хотя шкипером на нем был (уже?) и не Ауке Выбес.

Это - уже какая-то зацепка. Не к тому, что именно Ауке Выбес был 'первым шкипером на Неве', - но к тому, что, вполне вероятно, герой 'анекдота Схельтемы' не был, все-таки, личностью совершенно уж мифической.

Может быть, он и в самом деле существовал.

Вспомним письмо Меншикова к царю Петру от 12 августа, в котором Данилыч писал о предварительном визите в Петербург 'шкипера Галанского, который всегда живал здесь, у лесной рубки'. Так вот, не был ли это как раз посланец Кальфов?

В свое время, в повести '1703 год', напечатанной журналом 'Аврора' в 1983 г., я высказал такое предположение 19), ибо ведь на чем-то легенда о посланце Кальфов в Петербург должна же была быть основана!

А может быть, Ауке Выбес действительно выполнил некогда (и некое) поручение Кальфов - пусть и не доставив в Петербург судно с вином и солью в ноябре 1703 г., а побывав там позже этого срока - не исключено, что в ту, между прочим, пору, когда и Марта Сковронская уже находилась при царе Петре в качестве постоянной его подруги жизни.

Тогда нетрудно будет предположить, что в честь знаменательного для себя знакомства с русским царем в его молодой столице немифический Ауке Выбес и назвал свое судно в ее честь.

* * *

Ну, а теперь прочтем, что дальше пишет в своей статье о 'первоприходце 1703 года' Фред Спиц:

'Случаю было угодно, чтобы автор этой статьи нашел в Нотариальном архиве Амстердама некоторые акты, из которых без сомнения выясняется, что первым был не некий Ауке Выбес, но шкипер Ян Хиллебрантс из Схеллинга.
Ниже приводится выписка из так называемой 'Инсинуации', которая свидетельствует, что этот шкипер в самом деле получил премию в 500 дукатов, потому что был первым, кто вошел на своем галиоте в устье Невы в месте, где находилось укрепление Сханстерней, отвоеванное русскими у шведов' 20).

Прежде чем представить и прокомментировать обнаруженный Спицем документ, поясню, что юридический термин 'Инсинуация' обозначает здесь 'Извещение', 'Заявление', 'Разъяснение'. А упоминаемый в 'Инсинуации' 'Сханстерней' - это не что иное, как 'Шанц-тер-Ниен', то есть 'Ниеншанц', к моменту прихода голландского торгового судна уже частично взорванный. В документе он упоминается как бы по традиции, поскольку название 'Санкт-Петербург' в обиход мореплавателей еще не вошло, а Ниеншанц был нанесен на все карты.

И далее следует текст разысканной Фредом Спицем 'Инсинуации' (ее шифр в Нотариальном архиве Муниципального архива Амстердама: NA 6869 dd. 5 januari 1704) - документа, который решает все: 'Cегодня, 5 января 1704 года, я, урожденный ван Схондерверт - государственный нотариус, допущенный к делопроизводству судом Голландии, проживающий в Амстердаме, - оказываю нотариальную услугу как нижепоименованный свидетель в том, что господа Лолке Клаас Беф, Геррит Кесвелт и Лендерт Схелте, составляющие судоходную компанию Новых владельцев судов перемежающегося порта приписки и являющиеся владельцами галиота, именуемого 'Де Юфрау Анна', поставили ответчику в лице Яна Хиллебрантса из Схеллинга, Шкипера сего галиота, нижеследующие вопросы, которые ему посредством вышеупомянутых судовладельцев и в моем, наториуса, и свидетелей присутствии были заданы, а именно: плавал ли он, Шкипер, на своем вышеупомянутом судне, недавно бывшем в южных краях, из Ревеля в сторону Сханстернея, где он получил сведения, что шведы из упомянутого места отъехали, а Его Царское Величество Московский обещал премию в 500 дукатов первому голландскому судну, которое в это место придет, для второго судна 300 дукатов и для третьего 200; и получил ли он, как первый высадившийся со своего судна на этом месте, премию в 500 дукатов по указу Его Царского Величества? На это он, Шкипер Ян Хиллебрантс, отвечал, что он в этом вышеупомянутом месте, известном как Сханстерней, получил от имени принца Александра и по распоряжению Его Царского Величества 500 дукатов премии, потому что он первый высадился здесь со своего судна; что он во время пути от этого места до Данцига [Гданьска] 300 дукатов дал в руки некоему Корнелису Порту, живущему около Брока, для последующей передачи жене; 200 дукатов оставил у себя; и что он 300 дукатов от вышепомянутого Порта еще не получил. Все это происходило в присутствии свидетелей господ Иоханнеса Керстемана и Корнелиуса Схепа, маклеров. Г. В. Схондерверт, свидетель' 21).

Старинная голландская карта, на которой показан остров Терсхеллинг.

Фред Спиц дополняет и завершает свой рассказ следующими сведениями и сентенциями:

'Из другого, здесь не приведенного акта ⁸ следует, что спор заключался во взгляде на распределение премии между судоходным обществом и шкипером. Спорный вопрос был передан 'двум хорошим людям', которые приговорили, что шкипер должен отдать судоходному обществу 190 дукатов.
Таким и подобными способами царь пытался направить торговлю с тогдашней Московией, которая до того велась через Архангельск, в петербургский порт. Однако из бумаг амстердамского архива 'Дирекции Московской торговли' явствует, что из-за множества мелей в заливе Петербург был труднодоступен для больших кораблей, фрегатов и флейтов, в силу чего предпочтение отдавалось до поры пути через Архангельск.
Хотя автор этой статьи, как и Схельтема, с удовольствием хотел бы отдать в этом честь городу Хинделопену, он, будучи сам уроженцем Терсхеллинга, рад сообщить, однако, что 'первым шкипером' был схеллингерец' 22).

Сведения Спица дополнены в журнале 'Хет Бехоуден Хейс' разысканиями историка Т. В. Деккера, о которых рассказывается во вступлении к статье Спица, названном 'Петр Великий'.

Деккер сообщает, что в сентябре 1670 г. некий Хильбрант Янс был шкипером на галиоте 'Де Спервер', ходившем в Норвегию. Не имея дополнительных данных, ученый полагает, что Хильбрант Янс, возможно, был отцом Яна Хиллебрантса и других носителей этой фамилии (а во время жизни Яна были и другие шкиперы Хиллебрантсы: Дауке, а также Виллем, отпрыски которых носят теперь фамилию Роос).

Деккер сообщает еще, что имеются письма на имя Яна Хиллебрантса (его фамилию писали по-разному: как 'Hillebrantsz', 'Hillebrant', 'Hilbrantsz' или 'Hillebrantsen').

Письма эти он получал, будучи шкипером на следующих судах:

'De Juffrow Anna' ('Де Юфрау Анна' - 'Дева Анна': именно на этом галиоте он побывал в ноябре 1703 г. и в порту молодого Петербурга) - письмо от 20.09.1707, полученное во время плавания по Балтийскому морю);

'De Witte Leeuw' ('Де Витте Леув' - 'Белый Лев') - письмо от 26.07.1708;

'Merkurius' ('Меркурий') - 7.12.1708 на переходе из Ревеля в Либаву;

'De Prins Alexander' ('Князь Александр' - название, явно связанное с Меншиковым, который уже в 1703 г., еще не будучи князем, был назван в 'Инсинуации' именно так: 'prins Alexander') - письмо от 8.09.1711;

'De Jonge Frederik' ('Де Йонге Фредерик' - 'Молодой Фредерик') - в походе к Швеции в 1714 г.;

'De St. Claas' ('Де Санкт Клаас' - 'Святой Николай') - письмо от 12.06.1716;

и, наконец, - 'De St. Jan' ('Де Санкт Ян' - 'Святой Ян') - письма 1717-1720 гг, в частности, от 9.02.1722 г. в походе к Санкт-Петербургу (обратите внимание на довольно раннюю дату плавания: в феврале!) и от 21.10.1722 в рейсе по Балтике 23).

Последние плавания Хиллебрантса подтверждаются и данными 'Дела Коммерц-коллегии' 1722 г., найденными Григорием Немировым. В нем имеется запись, что в Кронштадт прибыл -

'...голландский галиот об одной мачте, именуемый 'Санкт-Яганос', из Амстердама, на нем шкипер Ян Гильбранд' 24).

Причем, этим российские документальные сведения о нашем шкипере не исчерпываются.

Самое гипотетичное из них - упоминание в письме Меншикова от 12 августа о прибытии к Петербургу сначала одного шкипера, пообещавшего привести других или хотя бы одного с грузом ренского (что, собственно, и было точно выполнено).

Я уже высказывал соображение о том, что этим шкипером мог быть и посланец Кальфов (раз у него не было с собою запаса вина, то это, наверняка, не он прибыл сюда позже).

Против того, что этот первый анонимный шкипер был Яном Хиллебрантсом, говорит еще и то, что Меншикову он представился как 'всегда живавший здесь у лесной рубки': из известного нам теперь жизнеописания (по крайней мере, нескольких плаваний) Хиллебрантса мы не можем сказать точно, что он вообще часто бывал у Ниеншанца (самый ранний его рейс запечатлен в 'Инсинуации' как плавание в некие точно не обозначенные 'южные края').

События, предшествующие появлению Хиллебрантса на Неве в ноябре месяце можно реконструировать так.

Получив от 'живавшего у лесной рубки' шкипера сведения о его встрече с Меншиковым, голландские торговцы попытались самостоятельно, без посредничества русских, прорваться к Сестре и находившемуся там лесу, но тут были задержаны нашими караульщиками - и вернулись к Ревелю, где в ту пору находился Хиллебрантс с его грузом вина и соли.

Узнав от купцов о желании Меншикова получить ренское и об обещанной им награде, Хиллебрантс решил, видимо, дождаться ухода Нумерса от Котлина, после чего, получив в середине октября весть о прибытии Нумерса с эскадрой в Выборг, двинулся в путь - и прибыл к Котлину в конце октября.

Так терпеливый и сметливый схеллингерец сделал все, что надо было, дождался благоприятной обстановки - и, в результате, получил приз, которым, к сожалению, вынужден был в начале будущего года поделиться со своими судовладельцами.

Ян Хиллебрантс сам был виноват в этом дележе: он на радостях слишком широковещательно объявил о полученной премии.

В ? 38 'Ведомостей' от 23 декабря появилось такое сообщение:

'Из Амстердама ноября в 19 день.

Шипер, Ян Гилбранд, которой в 12 дней, от Шлотбурга во Гданеск пришел, возвестил, что его царское величество ему, како первому пришедшему по взятии той крепости пять сот золотых пожаловал, второму имущу приити триста, а третиему сто пятьдесят золотых' 25).

Тут заслуживают внимания три обстоятельства.

Первое: Хиллебрантс (в старой русской огласовке 'Гилбранд': так - с небольшими вариациями - его впредь всегда у нас и именовали) 'возвестил' в Гданьске, что именно сам 'его царское величество' пожаловал ему как первоприходцу пятьсот золотых.

Сопоставим эти слова с показаниями Хиллебрантса в 'Инсинуации' о том, что он получил 'от имени принца Александра и по распоряжению Его Царского Величества 500 дукатов' - и сделаем достаточно убедительно звучащий вывод, что, вероятней всего, голландский шкипер общался с российским государем в молодом петербургском порту в ноябре 1703 г.

Второе обстоятельство касается самого факта публикации 'Ведомостями' известия о Хиллебрантсе.

Если бы утверждение 'Яна Гилбранда' не соответствовало действительности (то есть, если бы царь не вручал голландцу приза), то сообщение подверглось бы правке (и обрело бы безличный характер, скажем: не 'ЕЦВ пожаловал', а 'по указу ЕЦВ пожаловано' или нечто вроде) или было соответствующим образом откомментировано в следующих номерах. Этого, однако, не произошло.

Отсюда - еще один вывод: фраза о личном вручении приза царем была и правдива, и точна!

Наконец, третье обстоятельство относится к реакции на эту информацию целого ряда наших отечественных ученых.

Уже из первой перепечатки 'Ведомостей' 1703 г., осуществленной в 1855 г. в Императорской Публичной библиотеке под руководством Афанасия Федоровича Бычкова, было ясно: первоприходцем в 1703 г. был 'шипор Ян Гилбранд'.

Пекарский печатал свои статьи в 1860 г. уже после бычковского издания 'Ведомостей', - значит, мог их прочесть. Но либо не прочел, либо не оценил по достоинству.

Сомневаюсь, чтобы информация эта была неизвестна упоминавшимся в начале этой главы историкам уже наших дней - Предтеченскому и Мавродину, а также другим сторонникам 'версии Ауке Выбеса'.

Однако, несмотря на то, что 'Ведомости' имеют характер документа, причем - более строгого, чем 'Анекдоты' Схельтемы, - все они, как зачарованные, повторяют им поведанную легендарную историю.

Что застилало глаза уважаемым нашим историкам?

Ведь они, наверняка, могли бы воспользоваться и другими историческими сведениями о Яне Хиллебрантсе, имеющими не голландско-архивное, а вполне российское происхождение.

О Хиллебрантсе упоминал, между прочим, и сам царь Петр.

24 апреля 1712 г. он писал Меншикову на пути из Петербурга в Выборг с корабля 'Самсон':

'Здесь, слава Богу, все добро.
Шипор галанский Гильбрант сюды на страсной неделе прибыл с галиотом' 26).

Обратите внимание на то, как сообщает царь о прибытии голландца: без каких-либо пояснений, комментариев - просто как о достаточно хорошо знакомом ему и Меншикову человеке!

Страстная неделя длилась в 1712 г. с 14 по 20 апреля.

И вот именно среди апрельских записей в 'Морском журнале' первого российского капитана, а позже и полного адмирала Наума Акимовича Сенявина мы обнаруживаем фразу:

'В 18-й день... Голланской гальот пришел в Питербурх' 27).

Несомненно, галиот, о котором пишет Сенявин, и был судном Хиллебрантса - либо 'Кязем Александром', либо 'Молодым Фредериком', - о котором царь чуть позже известил Меншикова, то есть самого князя Александра.

Очередной 'след' нашего шкипера мы обнаруживаем семь лет спустя.

Описывая в 'Деяниях Петра Великого' события 1719 г., Иван Голиков сообщает следующее: '1 Июня Монарх, поелику накануне оного прибыл в Кронштат весьма поздно, в 5 часу поутру пошел на работы, и пробыл при вынимании предпомянутого потопшаго корабля, до обедни, которую служили в церкве Апостола Андрея; по отслужении же, с Ея Величеством и со всеми знатными следовал в шлюбках на корабль Ингерманланд, на котором Монарх угостил всех обеденным столом. В сие самое время предстал пред Его Величество Голландский шипор Гильбрант, тот самый, который по построении Петербурга первой приехал, и которому за сие подарено было от Монарха 500 червонных, как то сие описано в своем месте. Он подал Его Величеству прошение, в коем, прописав, что он в 1717 году, на пути своем к Петербургу, взят был капером Шведским, отведен в Швецию, корабль его с товарами конфискован и целый год содержался в заключении, просил для поправления беднаго состояния своего, не брать с него пошлин три года. Великий Государь прошение его милостиво принял, с таковым только ограничением, чтобы суммы десятитысячной не брать с него пошлин три года' 28). Сообщение Голикова можно дополнить в одном только аспекте, - уточняя распоряжение царя относительно величины той пошлины, которую велено было не брать со шкипера. В московском Архиве древних актов находится 'Копия, присланная из Походной Светлейшего князя канцелярии, с указу, каков прислан в Камор-коллегию о имении с голландца шхипера Яна Гилебранта с привозных его на одном галиоте товаров впредь в три года пошлин по половине':

На этой старинной гравюре изображен принадлежащий Ост-Индской компании флибот, вероятно, похожий на торговое судно, бросившее в первых числах ноября 1703 г. якорь у Посольского дома Меншикова в молодом Петербурге.

'Лета 1719 июня 30 по указу Великого Государя царя и великого князя Петра Алексеевича всея Великой и Малой и Белой России самодержца Камор-Коллегии президенту князю Дмитрию Михайловичу Голицыну с товарищи.
Сего июня 30 дня Великий Государь... пожаловал по имянному своему Великого Государя указу Галанца шкипера Яна Гилебранта ради его от шведов разорения: указал с привозных его на одном галиоте товаров... обыкновенную пошлину с сего числа впредь в три года брать наполовину... чтоб товаров на галлиоте не было обще наивыше с десяти тысяч ефимков (а что выше - брать с него пошлины сполна).
Секретарь Канцелярии Александра Даниловича Меншикова Зиновий Веселовский и подьячий Федор Зеленый' 29).

Три года спустя - в 1722 г. - шкипер Ян Хиллебрантс еще плавал на галиоте 'Сант Ян' в Кронштадтскй порт. Позже следов его не обнаружено ни в голландских, ни в российских архивах.

Вероятно, Ян Хиллебрантс прекратил свои плавания: может быть, оттого, что данная ему привилегия его не устроила, а может, просто по нездоровью. Так или иначе, предприимчивый голландец перестал уже пускаться в сопряженные с опасностями морские торговые турне...

Приведенных же здесь свидетельств вполне достаточно для того, чтобы сделать безусловный вывод: любые упоминания в нашей исторической литературе о 'посланце Кальфов Ауке Выбесе' как о торговом первоприходце в Петербург поздней осенью 1703 г. надо считать неверными и потому несостоятельными. Выбес, может быть, и побывал тогда в Петербурге, но он там торговли не вел - и потому коммерческим первоприходцем считаться не может.

Истина состоит в том, что первым шкипером-негоциантом на Неве был в 1703 г. уроженец лежащего на северной оконечности Нидерландов острова Терсхеллинга Ян Хиллебрантс (Ян Гилбранд).

И, прежде чем перейти к заключительной главе этого раздела, замечу: один только беглый факт, запечатленный в декабре 1703 г. 'Ведомостями', вызвал к жизни особое пространное исследование.

А ведь столь же внимательного рассмотрения достоин, по сути, почти каждый такой исторический факт.

Как же велика может быть не краткая, как у автора этого очерка, а подробная хроника одного только года из жизни нашего удивительного города!

_______________
¹ Я глубоко признателен за превосходно осуществленный перевод всех голландских текстов этой главы Ларисе Георгиевне Кондратьевой.
² С благодарной памятью называю имя переводчицы этого отрывка с французского - Ларисы Лазаревны Альбиной, в ту пору - хранительницы Библиотеки Вольтера в петербургской Российской национальной библиотеке.
³ Читатель узнал, надеюсь, скромные 'Красные хоромы' царя Петра?
⁴ Не в ноябре, а в сентябре и не из Олонца, а с Олонецкой верфи: есть разница!
⁵ Мы помним, что Петербург тогда никакой еще столицей не был.
⁶ Имеется в виду, вероятно, процитированная выше заметка из 'Ведомостей', ибо ни в каких других 'заметках' о визите голландского купца не говорится.
⁷ Читай: 'Господина Гутфеля'; на самом деле Чарльз Гудфеллоу был не голландским, а хорошо известным царю Петру английским негоциантом.
⁸ Его шифр в Нотариальном архиве: NA 5293 dd. 12 januari 1704.