На главную

VII. Был ли Петр I автором начального плана крепости

Вспомним для начала еше раз, что и барон Генрих фон Гюйсен (речь о нем шла выше), и некоторые другие современные тем событиям историки именовали царя автором начального плана Санктпетербургской крепости, тем самым еще при жизни Петра положив начало мифологеме, ныне ставшей уже как бы непременным общим местом при описании деяний этого государя.

Пример: в 1720 г. в Петербурге побывало польское посольство, и один из участников его, оставшийся безымянным, заметил, описывая Домик на нынешней Петровской набережной:

'Живя здесь, царь начертил план города и измерял берега реки, ее рукава и каналы' 178).

Антоний Катифоро сообщает в 'Житии Петра Великого':

'Сам ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО сочинил чертеж оной крепости, которая служит в том поселении Стеною и Городом' 179).

Примеры, при желании, можно было бы и умножить.

Однако и так ясна основная мысль современников: они, в основном, были убеждены (хотя бы те, что задумывались об этом): царь самолично проектировал и крепость, и город, получивший по имени фортеции название Санкт-Питербурх...

* * *

Основная тенденция и немалого числа нынешних исследователей сводится к тому же. Сошлюсь, скажем, на содержательную и оснащенную подробными комментариями статью 'К вопросу об авторе генерального плана Петербурга...' Марины Викторовны Иогансен, которая уверенно пишет:

'Документы сохранили нам неопровержимые свидетельства личного участия Петра в закладке и сооружении ряда крепостей и отдельных построек ¹, поэтому его отсутствие при закладке столь важного оборонительного объекта, как крепость Петербург ², вызвало недоумение историков. Это могло обозначать либо непричастность его к этому делу, либо то, что существовал кто-то или что-то, вполне заменяющие Петра и делающие его присутствие необязательным.
Ответ на этот вопрос содержится в 'Описании карт, планов, чертежей, рисунков и гравюр собрания Петра I', где под ? 35 помещены данные о нескольких чертежах Петербургской крепости. О первом из них сказано:
'? 1. План и профиль Петербургской крепости. Проект 1703 г. Обозначений нет. Контурный чертеж чернилами, возможно, исполненный Петром I'.
Заметим, что на чертеже, значащимcя под ? 2, цифровые обозначения во всяком случае сделаны Петром ³' 180).

План и профиль Петербургской крепости. Проект 1703 г.
Чертеж ? 141 из тома ? 2 собрания иностранных рукописей Рукописного отдела БРАН.

Внесу сразу небольшое уточнение. Точный текст легенды этого плана (он нам впоследствии понадобится) таков:

'35. Р. 55. Рукоп. Возможно: 1) План и профиль Петербургской крепости.
Проект 1703 г.
Обозначений нет.
Контурный чертеж чернилами, возможно, исполненный Петром I. Изображены крепость и Кронверкский пролив с мостом через него. До наклейки в альбом чертеж был сложен вчетверо вдоль и поперек и по месту сгибов износился до разрывов.
Масштаб указан в Faden ⁴. 28,5 x 42.
Р.о. БАН [Рукописный отдел БРАН: Библиотеки Российской Академии наук]. Собр. иностр. рук., F° 266, т. 2, л. 113 (чертеж ? 141).
План впервые воспроизведен в статье В. А. Бутми. 'Начало строительства Петропавловской крепости'. Государственная Инспекция по охране памятников Ленинграда. Научные сообщения. Л., 1959, стр. 5-14' 181).

Далее, однако, в статье Иогансен следует пассаж, вызывающий даже некоторую оторопь, ибо пишет это, вобщем-то, очень опытная и весьма во многом сведущая исследовательница:

'Не вдаваясь в анализ графических документов крепости (а их сохранилось около десятка) и не ставя задачи их атрибуции и датировки (что должно быть предметом специального исследования), отметим, что сотрудница Рукописного отдела БАН СССР М. Н. Мурзанова, через руки которой прошли многие графические автографы Петра, несомненно имела веские аргументы ⁵ для того, чтобы высказать предположение о принадлежности именно этого листа к числу 'собственноручных' чертежей Петра I.
Для настоящей же статьи не так уж существенно, какой именно чертеж или скорее всего чертежи выполнены были им. Важен сам факт, что Петр их составлял. Тогда его отсутствие при закладке находит простое объяснение. Вместо себя он оставил свой чертеж и верных сподвижников' 182).

Отдадим себе отчет в том, что за 'метод доказательств' предлагается нам, чтобы убедить, будто именно царь Петр был автором и многих других, и данного плана крепости.

Сначала - ссылка на предположение сотрудницы рукописного отдела БРАН и - посыл: она-де 'имела веские аргументы' так предполагать (хотя какие тут вообще могут быть аргументы, когда на рассматриваемом Мурзановой чертеже никаких 'графических автографов Петра' вообще не существует?).

Далее - ссылка на это предположение (напомню: абсолютно ничем не аргументированное) как на безоговорочную истину.

И, наконец, - вывод: раз это - 'истина', значит, давайте и станем исходить из того, что Петр, конечно же, был автором этого первоначального чертежа.

Очень, согласитесь, шаткая логика.

Но впечатление создается такое, будто рожденный миф обрел доказательства...

Кто же, однако, на самом деле мог быть этим автором?

Чтобы попытаться ответить, рассмотрим два факта.

* * *

Факт первый.

Он относится к выходцу из Франции Жозефу Гаспару Ламберу де Герэну.

С 1701 по 1706 гг. он служил Петру I как генерал-инженер в полковничьем чине, а 1 октября 1703 г. стал кавалером ордена святого апостола Андрея Первозванного.

Известный историк и исследователь XIX в. Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский так пишет в труде 'Историческое собрание списков кавалерам четырех российских императорских орденов' о причинах награждения Ламбера и о его судьбе:

'Ламберт (Joseph Gaspard), Генерал Инженер, родом Француз, вызванный по договору, в Варшаве с Послом Князем Долгоруковым 3 ноября 1701 года учиненному, в Российскую службу. Он приехал в Москву 19 декабря того ж года.
Был употреблен при взятии Шведских крепостей Шлюсельбурга, Ниеншанца и Нарвы. Участвовал в строении С.-Петербурга, поднесенным Государю ПЕТРУ I чертежом своего расположения; и многия оказывал службы (1).
Следуя в 1706 году с Государем ПЕТРОМ I в Польшу, остался он в Гродни под видом отыскивания инженерных для Российской службы офицеров; из Гродни переезжая под разными именами, был в Гданьске, в Копенгагене (откуда 25 Июля извещал Государя, что он поедет во Францию для набору инженеров), потом в Берлине, куда 6-го Ноября того ж года Тайный Секретарь Шафиров к Послу Измайлову писал:
'Сказать ему Ламберту, дабы и не дерзал носить Российского ордена св. Андрея'.
Здесь он был пойман Российским Министром Литом 15 Апреля 1711 года, но успел уйти и скрыться в Ливорне.
Из сего города прислал он к Государю от 6 июля 1715 года письмо, в котором 'изъясняясь о своих важных оказанных России услугах и о получении за оныя ордена св. Андрея, извинялся, что он, избегая злобы и ненависти грозивших ему Российских Бояр, уехал из России, и просил Государя паки принять его в свою службу', - но требование сие оставлено без ответа'.

К цифре '(1)' Бантыш-Каменский сделал сноску:

'(1). Между тем имея ссору с Голландским Капитаном Памберком 19 августа 1702 года, заколол его в Москве.
Но как, по свидетельству бывших тогда в той компании почтенных особ, признан невинным, то Государь, учинив ему за сие выговор, простил его' 183).

Замечу, что сноска эта не точна: дуэль с Питером ван Памбургом произошла у Ламбера не в Москве, а на пути из Архангельска (куда оба они ездили в свите царя) к Ладожскому озеру.

Напомню, что Петр писал об этом инциденте 10 сентября 1702 г. с реки Свири в Воронеж Федору Матвеевичу Апраксину:

'Господин Памберх на пристани Нюхче от генерала-инженера Ламберта заколот до смерти, которой он сам был виною (о чем, чаю, вам небезизвестно)' 184).

Судя по всему, то была пора, когда Петр и Меншиков благоволили к Ламберу и за его веселый, порою, может, и шутовской нрав, столь любезный царю у его приближенных, и за его сугубо деловые качества.

Два факта подтверждают это.

Во-первых, письмо Петра Васильевича Постникова - одного из образованнейших людей той поры, доктора философии и медицины, близкого и к Петру, и к его виднейшему сподвижнику, главе Посольского приказа Федору Алексеевичу Головину, которому Постников сообщал 18 декабря 1702 г. из Лондона:

'Перед отъездом моим за недолго из Архангельския пристани имел я честь восприять грамматку руки его величествиа, положенную в грамматке вашея велиести; в том жде пакете и от господина генерала инженера Ламберта писмо было ко мне; в 14 день сентября писанный в Ладоге сей пакет.
Его величествие изволил в писании своем повелеть мне инструменты, господином Ламбертом описанныя в его грамматке, купить про себе, которое со всяким прилежанием исполню.
Но господин Ламберт еще пишет ко мне купить в Париже и переслать к Москве сия последующие вещи:
две перемены платья, изрядно и сколко мощно богато шитыя, единое на сукне порфироваго цвета и другое инаго коего цвета про его величества;
другие два платья про Александра Даниловича;
великую епанчю из сукна скарлатного Венецийскаго про его величествие, по краем шитую шириною единыя ноги, подбитую зеленым бархатом;
такую жде другую епанчу про Александра Даниловича;
десять чинов, снисть звезд, святаго Андреа, шитых, которые пришиваются на епанчах господ рицерей, величиною и таким образом, каким оныя Святаго Духа (перваго во Франции кавалерства), - зде и начертанную господин Ламберт звезду прислал ко мне, изображающуюся крестом лазоревосиним, на орле златом разпространенным, венцем империалским выжемчюженным, яко у блазонистов ⁶ называется, и лучами златыми и сребреными;
три перуки ⁷ с узлами светлорусаго цвета про его величество и две белыя про Александра Даниловича.
О покупке сих вещей ни от его величествиа, ни от вас [не] имею указу; сего ради изволите отписать ко мне: покупать ли сия вещи или не покупать в Парижю' 185).

Как видим, Ламбер, вкусу которого царь и Меншиков, видимо, доверяли, заботился и о гардеробе своих патронов, и о предметах туалета - модных париках.

Такие поручения, конечно, только прибавляли кредита их исполнителю.

Кроме того, Ламбер умел, видимо, в нужный момент и просто позабавить своих покровителей.

Об этом свидетельствует фраза из письма цесарского резидента Плейера, который в 1703 г. доносил в Вену о Ламбере ⁸:

'Свои деловые обязанности он выполняет хорошо, однако иногда разыгрывает придворного шута. Он был удостоен рыцарского ордена Св. Андрея' 186).

Дополню эти документальные сообщения еще двумя - документальными же, архивными - справками.

Бантыш-Каменский не случайно оговорил в титуле книги об андреевских кавалерах, что ее факты заимствованы из орденских и церемониальных дел, министерских реляций, и бумаг и книг, хранящихся в московском архиве Коллегии иностранных дел.

В Москве, в Российском государственном архиве древних актов, действительно, находилось некогда дело ? 18, содержавшее следующие бумаги:

'Въезд в Россию по учиненному в Польше с послом князем Долгоруковым договору инженерного генерала Ламберта Девгерена с товарищи для определения их в российскую службу...
Два дела следствия о заколотом им голландском капитане Памбурге...
Письма его Ламберта к Государю и к Министрам по уходе его (1706 года) в Польшу...
Следственное дело об укрывательстве его в Берлине' 187).

Однако никакими другими архивными реквизитами я эти сведения сопроводить, увы, не могу. Все эти бумаги из 'Дел о выезде иностранцев в Россию 1701 года' в РГАДА 'отсутствуют по ревизии 1938 г.' (помета от 16 мая 1947 г.).

Кому понадобилось изымать или куда-то перемещать эти архивные документы, мы, наверное, сегодня уже не узнаем. Это, конечно, жаль: из них - как из процитированного выше письма Петра Постникова - можно было бы почерпнуть немало интересных подробностей жизни той поры. Важно, что Бантыш-Каменский их видел - и успел поведать о них в своем сочинении о кавалерах первых российских орденов...

Правда, в том же РГАДА я все же отыскал отрывок из неупоминаемого Бантыш-Каменским и впервые публикуемого письма Ламбера царю, посланного в мае 1706 г. из Данцига ⁹:

'Если мне придется отправиться во Францию, не получив никакого ответа, это не помешает, Государь, тому, чтобы я вернулся со множеством первоклассных офицеров.
Мне не остается ничего более, Государь, как уверить Ваше Миропомазанное Величество в том, что Ламбер является самым преданным из тех, кто служит вам, и обещает быть таковым до самой смерти, и посему я буду вечно и сверх того служить Вашему Миропомазанному Величеству.
Остаюсь, Государь, вашим всенижайшим и всепокорнейшим слугой -
Генерал Ламбер.
В Данциге, 12 мая 1706 года' 188).

Есть в этом фонде и другие послания Ламбера, написанные не по-французски, как вышеприведенное, а на так называемом 'слободском' языке, то есть, похоже, по-русски, но латинскими буквами (как писал Петру, скажем, Франц Лефорт).

Смысл их, однако, темен - и я тут их не привожу...

* * *

К этому считаю нужным добавить еще и сведения о двух связанных с Ламбером литературных произведениях.

В 1710 г. в Париже вышла книга 'Князь Кушимен, Тартарская история...' Принадлежит она перу самого Ламбера. Один экземпляр ее находится ныне в Петербурге - в отделении Россики РНБ.

Впервые в переводе на русский язык она появилась в 1993 г. в журнале 'Аврора' 189) ¹⁰.

Другое любопытное литературное сочинение (его, вернее всего, можно назвать памфлетом) опубликовано было в четвертом томе журнала 'Русский вестник' за 1841 г.

Называется оно 'Разговор между трех приятелей, сошедшихся в одном огороде, а именно: Менарда, Таландра и Варемунда'.

Время написания этого памфлета можно определить по двум датам.

Первая - май 1726 г., когда кавалером ордена Александра Невского стал вице-адмирал Питер Сиверс - и факт награждения был в 'Разговоре...' зафиксирован.

С другой стороны это - март 1727 г., ибо в марте умер барон Людвиг Николай Алларт, называемый в памфлете еще здравствующим.

Выходит, 'Разговор...' создан как раз в промежутке между маем 1726 и мартом 1727 г.

В сопутствующей публикации редакционной сноске сказано:

'Кроме литературного достоинства, ибо представляет образчик новой письменности Русской в начале XVIII века, нам особенно важно сие сочинение, как исторический документ ¹¹.
Должно полагать, что он был сочинен по воле правительства, которое хотело неофициально опровергнуть клеветы и ложные слухи о России, распространяемые людьми злонамеренными за границею.
Подробности драгоценны...
Мы не изменили ничего в слоге, а заменили только правописание сочинения нынешним. Р. Р. В. ¹²' 190).

Теперь - о существе разговора трех приятелей.

Неизвестный автор памфлета сообщает, что они сошлись для того, чтобы послушать рассказы Варемунда. Тот три десятка лет служил при российском дворе и сообщает теперь друзьям разнообразные сведения (как положительные, так и негативные) о различных иностранцах, прошедших за эти три десятилетия перед его глазами.

Есть среди этих иностранцев и тот, кто интересует сейчас нас с вами, то есть генерал-инженер Жозеф Гаспар Ламбер де Герэн, которого Варемунд называет, в соответствии с правилами тогдашнего произношения, просто 'Ламберотом'.

И вот автор приводит такой диалог Таландра и Варемунда (помимо определенной тематической выборки из их разговора я еще - для удобства восприятия при чтении - разбиваю этот текст на абзацы):

'Т АЛ[АНДР] Из знатных особ слышал я многие жалобы... от генерала инженера Ламберта, Французской нации, который объявлял о себе, что был в высокой милости Е.И.В. ¹³ и пожалован кавалериею Св. Апостола Андрея, но потом от гонения командующих генералов и от худого трактамента [договора] из оной отлучиться принужден, не получа заслуженного своего жалованья, и прочая...

ВАР[ЕМУНД] Что принадлежит о разглашенных жалобах или наипаче ложных клеветах Француза Ламберта, бывшаго в службе Е.И.В. Всероссийского генерал-инженером, и ежели честной совет разсудит его поступки, то признает его не токмо за безчестного, но и виселицы достойнаго, ибо сей человек назвался искуснейшим инженером, показал некоторые фальшивые абшиты [рекомендации], удостоился принят быть в службу Е.И.В. от посла Е.В., обретающагося тогда при Дворе Е. Кор. Вел. Польскаго, после потерянной баталии при первой Нарвской осаде (тогда крайняя нужда во всяких офицерах и оных инженерах была) и по приезде своем принят от Е.И.В. зело милостиво и награжден не малым Е.В. жалованьем, и определен генерал-инженером, который числился рангом младшаго полковника.
И присутствовал оный Ламберт при походе Е.В. Архангельском, где начата делать на приходе корабельном на протоке Новой Двинке фортеция ¹⁴, но при том он Ламберт показал малое свое искуство в фортификации, но более явился быть искусен в рисовании всяких планов и фигур, как после и явилось, что он добрый маляр, а не инженер был.
Но он в пути показал пробу своего предательного нрава: ибо того капитан-командора Голландской нации, именуемого Панбурх, с которым он от Архангелогородской пристани переехал на корабле и от которого был весьма приятельски и конфидентно трактован, вышед на берег наедине в лесу заколол шпагою до смерти, и понеже при том никого свидетелей не было, и тако он с присягою объявил, будто он Панбурх его нападением своим наглым с обнаженною шпагою принудил против себя оборониться, и когда будто он шпагу свою против его уставил, то будто сам он насунувся прокололся.
И понеже потребность его персоны в помянутой осаде в том ему помогла, и тако та присяга вместо свидетельства принята в его оправдание и он по нескольком времени от ареста освобожден и к осаде оной фортеции употреблен, при которой мало своего искусства показать мог, ибо оная фортеция о средине реки Невы на острову обретается и по старой манере не регулярно построена; и тако одною ситуациею оборонена была. И для того оную без многих апрошей [зигзагообразных рвов для подхода к крепости], сделав батареи и кесели [кетели, мортирные батареи] на берегу той реки, по учинению некоторых брешей атаковало Российское войско штурмом на лодках и тем принужден гарнизон на акорд здаться.
В ту ж кампанию атакована Шведская фортеция Нишанц [Ниеншанц], такожде слабой фортификации, при которой он мало же искуства показал, ибо оная по десяти часной стрельбе пушечной на акорде же сдалась'.

Корнелий де Бруин. Новодвинская крепость. Гравюра из книги 1714 г. 'Путешествие через Московию' (по зарисовкам 1702 г.).

Прерву ненадолго цитирование 'Разговора...' Дело в том, что последние абзацы содержат неточности. Первая: Нотэборг, как помнит читатель, был взят 11 ноября 1702 г., а вот Ниеншанц пал не 'в ту ж кампанию', а, как мы опять-таки знаем, 1 мая 1703 г. Вторая: и при Нотэборге, и при Ниеншанце Ламбер осадные работы вел; они зафиксированы и на гравюре Адриана Схонебека 'План и вид осады Шлюссельбурга' 1703 г. (апроши ясно видны и справа и слева от построенных на краю мыса батарей), и в макаровском 'Журнале или Поденной записке...': 'Того же числа [26 апреля 1703 г.] в ночи Генерал Инженер Ламберт с командированною пехотою апроши зачал делать в ближнем разстоянии у города, а именно в 30 саженях, которому неприятели из города непрестанною пушечною стрельбою докучали, однако ж без великого вреда' 191).

Как видим, работа зафиксирована честная и достаточно смелая. Если бы Ламбер работал так плохо, как говорит автор 'Разговора...', то зачем, спрашивается, царь Петр, редактировавший 'Журнал' много лет спустя после взятия Ниеншанца, оставил имя француза в 'Гистории Свейской войны'?..

Вернемся теперь к 'Разговору...':

'Но когда Е.В. пониже той крепости на реке Неве восхотел заложить нынешнюю резиденцию Санктпетербурга, и того ради требовал от него Ламберта и от других в службе обретающихся инженеров к этой фортеции потребных планов или чертежей, то при том случае он Ламберт [так] неискусство свое показал, что подобный его план от Е.В. меньше всех других апробован и одного инженера Киршенштейна план к тому принят, и то дело оному инженеру вручить изволил.
И потом оной Ламберт при войсках Е. В. в Польше обретался; но когда король Шведский к Российскому войску, в Гродне стоящему, приблизился, то он от страха или ради измены оставя свой пост, при котором он, яко генерал-инженер, при укреплении траншемента употреблен был, без позволения и ведома главных своих командиров, бывшаго тогда в службе Е.И.В. генерал-фельдмаршала аншефа его светлости князя Меншикова ¹⁵ от войска Е.В. яко дезертер отлучился и потом никогда не возвратился; но приехав в Голландию, разглашал о себе ложно, будто послан за некоторыми Е.В. комиссиями и фальшиво надел на себя ленту голубую с орденом кавалерии Св. Апостола Андрея, объявляя ложно, будто ему тот орден от Е.И.В. пожалован, чего никогда не было'.

Сделаем еще одно отступление.

Как видим, автор памфлета отрицает факт получения Ламбером ордена Андрея Первозванного. Это неправомерно. Конечно, не стоит забывать, что памфлет есть памфлет, к тому же - несущий 'идеологическую нагрузку' полного развенчания человека, обманувшего доверие и дружбу царя. Однако орден-то Ламбер получил - и, видимо, за дело. Новодвинскую крепость проектировать было некому, помимо Ламбера да самого Петра (если бы это сделал сам Петр, то об этом наверняка сохранились бы хоть какие-то упоминания). О работе Ламбера при осаде Нотэборга и Ниеншанца я писал выше.

Свидетельство Бантыш-Каменского о поднесении Ламбером царю 'чертежа своего расположения', касающегося начальной Санктпетербургской фортеции, тоже нельзя сбрасывать со счетов. Так что француз - при его умении находить пути к сердцам людей - имел обоснованную возможность склонить царя к тому, чтобы тот наградил его 'рыцарским орденом', - и 1 октября 1703 г. получил его.

Правда, позже Шафиров действительно предписал Ламберу 'не дерзать носить' сей знак отличия, а в апреле 1711 г. орден с француза и сняли, арестовав его в Берлине по представлению российского посла Альбрехта фон-дер Литта. Однако все это лишь подтверждает, что орден Андрея Первозванного у Ламбера имелся. Так что автор памфлета четверть века спустя обвинял инженера в самовольном ношении его совершенно необоснованно. Будем иметь последнее в виду, продолжая цитировать рассказ этого автора о последующих злоключениях Ламбера.

'И потом с такими же ложными объявлениями явился и во Франции, - и искал во оных обоих государствах у Е.И.В. министров выманить деньги на те затеянные комиссии.
Но когда не мог в том своем обмане получить успеху, но наипаче от оных министров признан за обманщика и что фальшиво орден Е.И.В. носил и в том его обличили и публиковали о тех его плутовских поступках и уходе от войска, и тогда оной Ламберт во отмщение начал всякие лживые разглашать клеветы на своих командиров войска Е.И.В., будто бы от оных ему всякие обиды учинены и жалованье удержано, от чего будто он принужден из службы Е.И.В. отлучиться.
И потом он Ламберт, не сыскав при Европейских христианских Дворах никакого благополучия, поехал в Константинополь и адресовался тамо к Французскому послу, господину Дезалеру, и искал чрез него у Порты получить службу, предъявляя о себе многие лживые хвастовства о искустве своем в инженерстве, також будто он места около Азова и Черкаского, и прочия знает, и подавал Туркам проекты, как можно с Российскою Империею способно воевать, возбуждая к тому Порту; но понеже те его ложныя возбуждения осторожностью тогда обретающихся министров Е.И.В. Всероссийскаго уничтожены, то он Ламберт обратился паки к своим обыкновенным обманам и хотел выманить у оных Российских министров некоторую сумму денег, подсылая к ним с предложением, будто он желает паки ехать в Е.И.В. службу; но когда ему [было] объявлено, что ежели он сыщет способ занять столько денег, сколько на тот вояж ему будет потребно, то они поручатся и обещают заплатить в то время, как они получат ведомость, что он доехал в границу Е.И.В.; но он, признав, что он обмануть не может, в том отрекся и потом помянутые Е.И.В. министры его при многих чужестранных Европейских народов тамо присутствующих министров служителях его Ламберта изобличили о всех его вышеупомянутых плутовствах и побеге от войск Е.И.В. и фальшивом ношении ордена, так что он подлыжно будучи, не мог ответствовать, и как о том французскому послу господину Дезалеру от присутствующих при том слуг и людей то объявлено, принужден оной его отлучить, яко безчестнаго человека, от двора и стола своего, и потом отослать в Смирну с определением, дабы его отправили в христианския земли.
И по сему изволите, мои приятели, разсудить, можно ли из такого бесчестнаго человека, и обманщика и дезертера, слова и внушения, которыя он для прикрытия своих мерзких поступков о службе Е.И.В. разглашал, иметь рефлексию и оным верить' 192).

Не исключено, что все эти чрезвычайно подробные сведения автор памфлета получил непосредственно от российского посла в Турции той поры Петра Андреевича Толстого, который в течение четырех лет общался с французским послом маркизом Дезальером, чинившим России немалые козни (падение Толстого началось с апреля 1727 г., а 'Разговор...' написан к марту, - так не было ли 'первоисточничество' Толстого причиной неизвестности памфлета современникам?).

Итак, Ламбер писал в 1715 г. Петру, прося принять обратно на службу, уже вернувшись в Ливорно из своего 'турецкого вояжа'.

Насколько он был при этом искренен, можно судить по его посланию 1717 г. к герцогу Орлеанскому:

'Я весьма счастлив, что мне удалось целым и невредимым выбраться из пределов владений этого государя и очутиться в самом цветущем королевстве вселенной, где сухой хлеб да вода стоят всей Московии...' 193).

Это письмо - последнее, известное нам в эпистолярном наследии французского инженера Ламбера - строителя, художника, искателя даров Фортуны и сочинителя.

Два гравированных портрета Мартина Бернигерота из журнала 'Новооткрытое Зеркало Мира и Городов'. Слева - Петр Алексеевич, Великий Царь-Самодержец и Великий Князь Московский - 'Великий Хан Принадор' повествования Ламбера. Справа - сам 'Месье Ламбер, Московский Генерал-Инженер'. В 1711 г. в выходившем в Гааге историко-географическом, генеалогическом, геральдическом, политическом и юридическом журнале 'Новооткрытое Зеркало Мира и Городов' известный мастер гравюры Мартин Бернигерот опубликовал несколько портретов людей, связанных с историей современной ему России. Два таких портрета читатель и видит перед собою. Это - царь Петр I и Жозеф Гаспар Ламбер де Герэн, чье имя не раз встречалось читателю на страницах этой книги.

* * *

Что до его наследия инженерного и картографического, то в собрании рукописных карт Библитеки Российской Академии наук есть как минимум один чертеж, достоверно ему принадлежащий.

Это - чертеж ? 288: 'План местности с дорогой между Гродно и Тикоцином (Тикашиным)'.

На обороте плана Ламбер прямо назван его автором 194).

В легенде этого плана сказано:

'В каталоге 'Кабинетных' карт, составленном в 1735 г. в Географическом бюро, под условными знаками '5В' ¹⁶ и '5С', значатся два плана под названием 'Околичныя места городов Гродни и Тикошина чрез Ламберта', но план под знаком '5С' в настоящее время не найден' 195).

Последнее утверждение авторов не совсем основательно.

Они, действительно, не отыскали план '5С'. Однако в их же 'Историческом очерке...' приведены данные о чертеже под номером 286 - он изображает ту же местность между Гродно и Тикоцином, но в каталоге значится почему-то безымянным. Хотя стоило положить оба плана рядом - и стало бы ясным общее их происхождение: одна и та же манера рисунка, одни и те же картографические приемы. А главное - одна и та же 'роза ветров' - уникальная и ни на одном из других планов не повторяющаяся.

Эта 'роза ветров' - своего рода 'визитная карточка' Ламбера, которую он рисовал на завершенных планах 196).

Из сохранившихся же планов Санктпетербургской крепости Ламберу можно бы приписать (правда, с некоторым сомнением), пожалуй, только один: ? 137.

Он снабжен такой легендой:

'План Петербургской крепости. Контурный план тушью. Обозначений нет. Масштаб в саженях (Toyses de Russie). 29 x 41 (обрезано неровно)' 197).

На плане обозначен лишь один равелин. Указан канал, который не часто встречается на самых ранних планах. Как и чертеж ? 288, этот тоже обведен аккуратной двойной рамочкой.

Очень схожи на обоих планах начертания букв 'Т' и 'R', а также характерные хвостики у 'g' и 'у'. Схожи они, к слову, и с немногими сохранившимися в РГАДА подлинниками писем Ламбера к царю Петру 198). Однако в написании цифр есть разнобой. Отсюда (как и от непривычного написания слова 'Toyses' вместо более правильного 'Toises') - сомнения.

Зато, к примеру, чертеж ? 153 опять-таки безусловно обнаруживает принадлежность руке Ламбера (неповторимая 'роза ветров'!) 199).

Тут сходны еще и своеобразные 'аксонометрические' масштабные линейки.

С большой мерой достоверности может быть отнесен к творчеству Ламбера и чертеж ? 146 из собрания РО БРАН 200).

'Беда' лишь в том, что и предыдущий, и этот планы изображают не Санктпетербургскую, а Шлиссельбургскую крепость, что, впрочем, доказывает работу француза над ее переустройством.

Что же до планов фортеции Санкт-Питербурх, то в РО БРАН я, по крайней мере, чертежей, бесспорно принадлежащих Ламберу, не обнаружил, несмотря на то, что данные и Бантыш-Каменского, и памфлета 'Разговор трех друзей...' показывают, что Ламбер, видимо, такие планы все же составлял...

	Жозеф Гаспар Ламбер де Герэн. Вверху слева - 'План местности с дорогой между Гродно и Тикоцином'. Чертеж ? 288 - '5В' - из собрания Рукописного отдела БРАН. Внизу слева - 'анонимный план ? 286 - '5С' - из собрания БРАН. Ясно, что он принадлежит тому же автору, что создал план ? 288, то есть Ламберу. Вверху справа - 'роза ветров' Ламбера, объединяющая и эти две, и несколько других карт из собрания БРАН: несомненный знак принадлежности всех таких планов руке французского инженера и картографа. Все карты, а также их фрагменты, представляющие творчество Ламбера, в книжном варианте публикуются впервые.
Жозеф Гаспар Ламбер де Герэн (?). План Санктпетербургской крепости. 1703 (?). Чертеж ? 137 из собрания БРАН. Под ним - масштабная линейка на карте ? 137. Справа - подписи на карте ? 288, бесспорно принадлежащей Ламберу. Заметно сходство, хотя и небесспорное, почерков на верхнем плане и на 'Гродненской' карте. Еще ниже - масштабная линейка с карты ? 153, изображающей план Шлиссельбургской крепости (см. ниже).
Жозеф Гаспар Ламбер де Герэн. План Шлиссельбургской крепости - видимо, 1702 г., - легко опознаваемый по 'розе ветров' Ламбера.

* * *

Что до 'Разговора...', то напомню: он ведь сообщает нам и еще одно имя - человека, который, действительно, имел отношение к составлению планов строящейся фортеции.

Иными словами, если рассказ о Ламбере составлял первый из фактов, отвечаюших на вопрос: кто был автором первоначального плана Санктпетербургской крепости, то последующий рассказ есть в этом контексте - факт второй.

Итак, тут упомянут инженер, находившийся при крепости с ее основания до своей смерти в 1705 г. Замечу: как осторожно ни относись к данным цитированного памфлета, именами он оперирует вполне историческими.

Правда, как раз с именем и фамилией интересующего нас инженера связан ряд исследовательских невнятиц. Потому нам, прежде всего, и стоит выяснить, как же его звали?

Автор 'Разговора...' называет его Киршенштейном.

Инженер-генерал-майор Федор Федорович Ласковский в 'Материалах для истории инженерного искусства' пишет:

'Киршенштейн строил в 1706 г. укрепления во Пскове'.

При этом Ласковский ссылается на донесение, помеченное:

'1706 г. W. A. Kirchenstein, ingenieur' 201).

Непонятно, однако, как совместить это с рядом писем обер-коменданта Санктпетербургской крепости Романа Вилимовича Брюса, который 21 июня 1705 г. извещал Меншикова:

'Инженер Киршистейн болен и зело труден' 202).

Обратите тут внимание на новое написание фамилии инженера.

А через три дня - еще одно, уже роковое сообщение:

'Инженер Киршистейн сего числа умре' 203).

Не странно ли, что умерший 24 июня 1705 г. инженер подписывает - по Ласковскому - чертеж 1706 г.?

Рассмотрим этот вопрос позже. Обратимся пока к другому: у нашего инженера существует путаница и в инициалах.

Владимир Васильевич Мавродин в атласе 'Петербург-Ленинград' дает третий вариант фамилии инженера, которого и зовут при этом не 'W. A.', но чуть иначе:

'16 (27) мая 1703 г. губернатор вновь отвоеванной древней новгородской земли ¹⁷ А. Д. Меншиков и военый инженер А. В. Кирхинштейн заложили на стратегически удобно расположенном Заячьем острове шестибастионную земляную крепость' 204).

Как явствует из текста, Мавродин тоже разделяет мнение, будто Петр в день закладки крепости отсутствовал на Заячьем. Но не будем обращать на это внимание. Нас интересует другое.

Приведенные Мавродиным инициалы восходят, несомненно, к 'Материалам для истории строительной части в России' Петра Николаевича Петрова, который сообщает следующее:

'На следующий год (1699 г.) выехал в Россию, сам собою, саксонский инженер А. В. Кирхенштейн, умерший в 1705 году здесь, в Петербурге, строя по своему проекту земляную Петропавловскую крепость' 205).

Отметив четвертый появившийся вариант написания фамилии инженера, обратим внимание и на ряд других неточностей Петрова.

Во-первых, крепость тогда называлась не Петропавловской, а Сактпетербургской, или Санкт-Питербурх.

Во-вторых, она была не 'земляной', а деревоземляной.

Последняя небрежность, игнорирующая факт использования дерева при сооружении фортеции, повторяется и в ряде других сочинений, в том числе и у процитированного выше Мавродина.

Правда, Петрову не были знакомы разыскания Ванды Андреевны Бутми о методе построения крепости на ряжевой основе, а Мавродин писал предисловие к атласу за два года до появления ее статьи. Но вот авторы 'Исторического очерка...' ее работу даже упоминают (см. выше легенду к чертежу ? 141), оставляя, тем не менее, без внимания вывод исследовательницы о методе построения крепости, знаменующем начало нового этапа в истории военно-оборонительных сооружений Северо-Запада России.

Пойдем, однако, далее за нашим саксонским инженером.

Юрий Максимиллианович Овсянников, историк и литератор весьма осведомленный и обычно отличающийся точностью архивных изысканий и ссылок, приводит в книге 'Доминико Трезини' иное имя инженера, и притом совсем не 'В. А.' или 'А. В.':

'Почти с самого начала возведения крепости смотрение за техническим совершенством всех работ имел знающий фортификационное дело Иоганн Кирхенштейн из Саксонии. Он приглянулся царю еще при строении азовских укреплений. За что был пожалован званием майора. Но саксонец скончался на берегах Невы 24 июня 1705 года' 206).

Источник приводимого Овсянниковым 'Иоганна' тоже угадывается достаточно точно. Это - 'Записки Якоба Штелина об изящных искусствах в России'.

Вот что сообщает нам Штелин:

'Кирштейн (Иоганн) из Кенигсберга был сначала скульптором. Потом изучил инженерное дело и отправился в Москву. Под конец стал майором и заложил крепость Петербург, сначала из двух земляных валов, потом в камне. Похоронен в Невском монастыре, куда Петр I повелел проводить его с пышностью и под пушечные выстрелы...'

Прерву тут цитату, чтобы сделать три замечания.

Обратим, во-первых, внимание на появление пятого варианта фамилии инженера.

Во-вторых, отметим неточность Штелина: инженер прибыл из Саксонии, а не из Пруссии.

В-третьих, напомню: Александро-Невский монастырь заложен был в 1710 г., - а потому слова Штелина о захоронении там праха инженера малодостоверны: разве что Петр I велел перезахоронить тело саксонца (через пять лет после смерти? - весьма сомнительно...), но сведений о том мы никаких не имеем, как и следов погребения инженера на территории монастыря.

Хочу высказать и еще одну, пусть небесспорную, мысль.

Любопытное (правда, неизвестно, откуда происходящее) замечание Штелина относительно того, что саксонец был поначалу скульптором, позволяет поставить вопрос: а не имел ли наш инженер отношения к скульптурам, украшавшим первый Посольский дом петербургского генерал-губернатора Меншикова на нынешней Петроградской стороне, рядом с Домиком Петра: он запечатлен как на офорте Питера Пикарта 1704 г. 'Первый вид Петербурга', так и на шведском 'Плане основания форта и города Санкт-Петербурга в 1703-1705 гг.' из альбома Льва Багрова и Харальда Келина 'Карты реки Невы и окружающей местности в шведских архивах'.

Да и не саксонец ли возвел этот дом (ведь ни об авторе плана, ни о строителе его нам сегодня ничего не известно)?..

Вернемся теперь к сообщению Штелина.

'Иозеф Трезини ¹⁸, луганец, приехал каменных дел мастером при Кирштейне... Он заложил Кроншлос ¹⁹, который теперь уже сделан...' 207).

А в редакторских комментариях к процитированному тексту книги Штелина говорится следующее:

'Кирхенштейн (Кирштейн), Иоганн (годы жизни неизвестны) - немецкий инженер, приехал в Россию в 1699 г., строил укрепления в Азове ²⁰ ...После основания Петербурга Кирхенштейн был вызван туда Петром I ²¹ и начал постройку 'земляной фортификации...
В письме к генерал-губернатору Петербурга А. Д. Меншикову комендант Петербурга Р. В. Брюс сообщал о том, что инженер Кирхенштейн [у Брюса - 'Киршистейн'] находится у 'городового дела' (ЛОИИ ²², ф. 83, оп. 2, ед. хр. 2, л. 241 об.)...
Штелин ошибался, утверждая, что Кирхенштейн заложил каменную Петропавловскую крепость. Известно, что ее заложение произошло 30 мая 1706 г. (см.: ЦГИА СССР ²³, ф. 467, оп. 2, ед. хр. 35а, л. 36), а как докладывал Брюс Меншикову 24 июня 1705 г., 'инженер Киршистейн сего числа умре' (ЛОИИ, ф. 83, оп. 2, ед. хр. 2, л. 236 об.)' 209).

Итак, комментаторы Штелина - не против поименования инженера 'Иоганном'. Но таково ли было подлинное имя саксонца?

Ответ дает обращение к его картографическому наследию.

* * *

В рукописном отделе БРАН имеется авторская подписная карта интересующего нас инженера 210). Сопровождающая ее легенда из упомянутого 'Исторического очерка...' сообщает:

'543. Р. 733. Рукоп.: 'Карта Откладашна острова'.
Подпись: 'V. A. Kirstenstein, ingeneur' ²⁴...
В названии на французском языке, приведенном в печатном описании допущена опечатка: напечатано 'la petite rivière Petrovska Mokraja' вместо '...Petzоrska Mokraya' (на чертеже - 'Печорская Мокрая речка').
'Kirstenstein' - саксонский инженер, принятый на русскую службу в 1699 г. ²⁵; в 1703 г. строил первую земляную крепость в Петербурге, а в 1705 г. начал постройку земляного кронверка; умер 24 июня 1705 г. Его фамилию писали по-разному: Кирштейн (Kirstein), Киршистейн и Кирхенштейн...' 211)

	Вильгельм Адам Кирштенштейн. Карта Откладашна острова. Чертеж ? 765 из собрания БРАН. 1700 (?), 1701 (?). Ниже - автограф инженера на карте ? 765. И фрагмент, и карта целиком в книжном варианте публикуются впервые.

Как видим, авторы 'Исторического очерка...' соединили тут данные Штелина и Петрова со свидетельством Брюса и историческими фактами строительства не только крепости, но и предкрепостного сооружения - кронверка.

Напомню только, что нашего инженера называли еще и Киршенштейном (автор 'Разговора...' и Ласковский), и Кирхинштейном (Мавродин).

Точно приведенное в 'Историческом очерке...' по автографу самого инженера написание его фамилии позволяет достаточно уверенно утверждать, что по-русски ее отныне надо правильно писать так: Кирштенштейн.

Что же до полного и правильного имени (как и ряда других подробностей из жизни и пребывания инженера на Неве в 1703 г.), то мне удалось установить это, ознакомившись в РГАДА с несколькими документами 1701 и 1703 гг., ранее в нашей исторической литературе не публиковавшимися.

Вот - первый из них:

'Года 1701 марта в 29 день... бил челом великому Государю Царю и великому князю Петру Алексеевичу всея великия и малыя и белыя России Самодержцу Саксонские земли инженер Вилгелм Адам Кирштен. В прошлом 1700-м году призван он Вилгелм в службу великого Государя и был под Ругодивом [Нарвой] по третья месяца. А великого Государя жалованье дано ему в Великом Новгороде на прошлые на три месяца, на сентябрь, на октябрь, на ноябрь, а на прошлые ж на четыре месяца на декабрь, на генварь, на февраль, на март великого Государя жалованья не дано. А в нынешнем 1701-м году дано его великого Государя жалованье по его инженера челобитью на вышеписанные на четыре месяца по тритцати рублев на месяц...' 212)

Казалось бы, маловажные сведения о выплате жалованья...

Однако, именно благодаря этому документу, устанавливается ряд более точных сведений о жизни Кирштенштейна.

Во-первых, он позволяет скорректировать утверждение Штелина, его комментаторов, а также Петрова, Овсянникова и авторов 'Исторического очерка...' о том, что инженер будто бы прибыл в Россию в 1699 г.

На самом же деле он стал числиться на русской службе только с сентября 1700 г.

Во-вторых - о начале службы Кирштенштейна в России.

От Штелина же идет утверждение о том, что саксонец начал ее 'в 1699 г.' на строительстве в Азове. Об этом в цитированном документе (а как мы убедимся далее, и в других относящихся к Кирштенштейну бумагах) речи не идет.

Саксонцу, появившемуся в России в пору нарвского разгрома, делать в Азове было нечего - у него хватало работы и на севере: надо было срочно укреплять Псков, Новгород, перестраивать Шлиссельбургскую фортецию, а затем - строить Санкт-Питербурх...

В-третьих, Петров утверждал, будто Кирштенштейн выехал в Россию из Саксонии 'сам собою'.

Однако в цитированном документе имеется показание еще и о том, что саксонец был призван на службу царским 'генерал комиссариусом князем Яковом Федоровичем Долгоруковым'. Правда, строчки эти зачеркнуты, а поверх них написано, что инженера вызвал в Россию 'Генерал Фалцеит Меистер [генерал-фельдцейхмейстер] Царевич Александр Арчилович стоварищи'.

Тут надо сказать, что в пору составления документа грузинский царевич Александр Арчилович, состоявший на службе у царя Петра, находился уже в Стокгольме, в шведском плену, куда попал после несчастного сражения под Нарвой в 1700 г. Но и находясь в плену, царевич по-прежнему считался и главой всей артиллерии царя, то есть генерал-фельдцейхмейстером, и руководителем Пушкарского приказа.

Тем не менее, основания для сомнений относительно призвания Кирштенштейна на царскую службу именно Александром Арчиловичем имеются.

Дело в том, что инженер-саксонец определен был отнюдь не в Пушкарский, а в Новгородский приказ. Об этом говорит третий найденный мною в РГАДА документ.

Однако сначала я процитирую второй.

Он датирован девятнадцатым января 1703 г. и называется 'Дело по челобитной иноземца толмача Петра Рака о даче подвод для отвозки пожитков полковника Ягана Гинтера и Инженера Адама Кирштенштейна' (замечу: тут писцы впервые точно назвали сложную для написания фамилию саксонца). Рак писал на имя царя:

'Державнейший Царь Государь милостивейший.
По твоему Государеву указу и по приказу боярина Федора Алексеевича Головина приехал я к Москве из города Шлисселбурха. И велено мне взять и повесть из Москвы в Шлисселбурх пожитки полковника Ягана Гинтера да инженера Вилгелма Адама Кирштенштеина и всякие к ним запасы...
Надобно мне к тем пожиткам и под всякие запасы двенадцать подводов...
Прошу вашего Величества Государя мне выдать двенадцать подвод с Москвы до Шлисселбурха. Вашего величества всеподданнеший раб иноземец толмач Петр Рак.
Генваря в 3 1703 году'.

Несколько дней спустя на прошении Петра Рака наложена была такая резолюция:

'1703 Генваря в 19.
По Указу Великого Государя боярина Федора Алексеевича Головина... приказано иноземцу Петру Раку... дать до Шлисселбурха шесть подвод, воротить потом в Приказ' 213).

Эта челобитная переводчика Петра Рака документально свидетельствует о том, что в январе 1703 г. Вильгельм Адам Кирштенштейн находился в Шлиссельбурге, где, судя по всему, выполнял указание царя Петра о перестройке Шлиссельбургской крепости по новейшему европейскому образцу.

Теперь - о третьем документе, составленном при участии самого Кирштенштейна.

На первой странице он оставил свой автограф:

'Wilhelm Adam Kirstenstein, Ingenieur', воспроизводимый ниже:

Начинается документ знакомым уже обращением:

'Державнейший царь Государь милостивейший'.

Далее излагается просьба:

''В нынешнем, Государь, 1703 годе дано мне твоего, Государева жалованья и мучного корму на полгода ноября по 1 чиcло нынешнего 1703 году, а с ноября месяца впредь на полгода по май месяц 1704 года не дано.
Да не выдано ж кормовых денег на год толмачу. В сем милости Вашей, Государь, просим у Вашего Величества: вели, Государь, те кормовые деньги мне, инженеру, на полгода, а толмачу выдать на год. И учини мне [и] толмачу за мою службу за городовое строение к мучному кошту прибавку, что ты, великий Государь, укажешь.
Вашего величества иноземец инженер Вильгельм Адам Кирштенштейн да толмач Петр Раков.
Ноября в 8 1703 году'.

И против сего челобитья в Новгороцком приказе выписано:

'В прошлом 1701-м году майа во 1-е по Указу Великого Государя и великого князя Петра Алексеевича Всея Великия и малыя и белыя России самодержца.
Послан с Москвы из Новгороцкого приказа во Псков для Городового Строения и Починки Инженер Саксонской земли Вингельм Адам Кирштенштеин да с ним для толмачества и переводу писем его толмач Петр Рак'. А с писма полского посланника Кенигсека, какое он подал за своею рукою в Новгороде и по выписке за закрепою дьяков Василья Посникова, Ивана Волкова и Михаила Родостамова написано: 'Инженеру Вингельму Адаму Кирштенштеину в Саксонской земле кормовых денег давано на зимние месяцы по 30 ефимков на месяц ноября с 1-го числа мая по первое число всего на 6 месяцев. А на летние месяцы по 20 ефимков на месяц маия с 1-го числа ноября по 1-е число всего на 6 месяцев же по 15 [рубли] алтын по 28 за ефимок.
А толмачу Петру Ракову кормовых денег учинено во Пскове по разсмотрению Болшаго Полку Генерала Фелт маршалка и военного Ковалера Малтийского свидетелствованного Бориса Петровича Шереметева по 4 алтына по 6 на день итого по 4 рубли по шти алтын на месяц.
И то его великого Государя жалованье им инженеру и толмачу из ратушных и из оптовских таможенных и кабацких доходов выдано:
Инженеру майя по 1 число нынешнего 1703 году,
а толмачу июня по 1 число нынешнего 1703 года.
Правил Семен Никитин'.

Вслед за этим в подборке документов следует 'Выписка':

'Инженер Вилгелм Адам Кирштенштейн сказал.
По наряду де из Новгороцкого Приказу на его великого Государя службе был он во Пскове у Городового строения с прошлого 1701 году ноября по 1-е число прошлого 1702 году. А после де того был он в Шлюсенбурхе у Городового же строения. И всяких Городовых крепостей.
И у того строения зимовал.
А от того Городового строения был он в Санкт Петерсбурке у Городового ж строения и всяких крепостей. И в октябре месяце в 23 числе нынешнего 1703 году из Санкт Петерсбурка отпущен он к Москве...
А в прошлом де 1702 году по указу Великого Государя...' 214).

И тут запись обрывается: в деле были еще два листа, но они обрезаны и отсутствуют.

Тем не менее, мы узнали очень много.

Призванный на русскую службу, саксонский инженер Вильгельм Адам Кирштенштейн с марта по сентябрь 1700 г. провел в Нарве.

Девятнадцатого августа Россия объявила войну Швеции.

Видимо, Кирштенштейн тут же Нарву покинул.

В конце месяца к ней прибыл передовой отряд русских войск во главе с царем.

С этого, видимо, времени Кирштенштейн был уже среди русских. Не исключено, что в дорогу от Нарвы к Новгороду царь взял его с собой: он мог предвидеть, что скоро ему понадобятся услуги опытного инженера.

С мая 1701 по ноябрь 1702 г. Кирштенштейн находился в Пскове.

Чем он там мог заниматься?

Об этом писал в своих 'Записках с 1682 по 1709 год' думный дворянин, окольничий Иван Афанасьевич Желябужский:

'...Рвы копали и церкви ломали...
Палисады ставили с бойницами, а около палисадов окладывали с обеих сторон дерном... А башни насыпали землею, сверху дерн клали, - работа была насыпная. А верхи с башен деревянные и со стен кровлю деревянную же всю сломали' 215).

О том же сообщают авторы современной 'Истории Северной войны':

'Проводились работы по укреплению Печерского монастыря... Копали рвы, ставили палисады с бойницами, была заложена батарея. Большое внимание уделялось укреплению Пскова. В течение лета 1701 г. крепость была приведена в боевую готовность. Вновь возведенные укрепления состояли из земляного вала, прикрывавшего старинные каменные стены, земляных бастионов перед каменными башнями и из отдельных батарей' 216).

Словом, работа была сродни той, что вскоре стали осуществлять в Шлиссельбурге, а затем в Ямбурге: в духе современных для той поры европейских фортификационнных правил.

'Карта Откладашна острова', выполненная Кирштенштейном, наводит, кроме того, на мысль, что Петр, возможно, задумывался о сооружении оборонительной фортеции при впадении Печорской Мокрой речки в Псковское озеро.

Не для этого ли и поручено было саксонцу снять чертеж окружающей местности?

К слову, ясно, что показание Ласковского о том, будто Кирштенштейн подписал один из псковских чертежей 1706-м г., это - просто неправильное прочтение даты чертежа: на самом же деле, там были названы либо 1701, либо 1702 гг., поскольку лишь тогда саксонец и находился в Пскове.

Ни о каких работах в Азове инженер Кирштенштейн в донесении на имя царя не вспоминает. Видимо, не работал он в Азове. Хотя и есть в его карьере лакуна, в пространстве которой он мог побывать на юге: с марта по май 1701 г.

Но вряд ли царь мог отослать инженера, нужного ему на северо-западе, к югу, интерес к которому тогда у него уже остыл.

Ничего не узнаем мы и о майорском чине Кирштенштейна. Если и был он майором, то в известных нам документах об этом не говорится: только о том, что был инженером.

Зато мы теперь точно знаем, что с 16 мая 1703 по 24 июня 1705 г. именно инженер-саксонец Вильгельм Адам Кирштенштейн руководил строением Санктпетербургской крепости - и после смерти его сменил Доминико Трезини, срочно вернувшийся из Нарвы...

* * *

Ну, а как быть с авторством царя Петра применительно к начальным планам крепости и Санкт-Петербурга в целом?

В отделе рукописей БРАН есть (опять-таки!) как минимум два чертежа, приписываемых нашими исследователями Петру I.

Рассмотрим их.

Чертеж первый.

Это упоминавшийся уже в начале этой главы - в цитате из статьи Марины Иогансен и в 'Историческом очерке...' - 'План и профиль Петербургской крепости' 1703 г. (чертеж ? 141 из тома 2).

Последний раз он воспроизведен был, сколько мне известно, в статье хранителя Петропавловского собора Юрия Михайловича Голобокова 'Об окончательном проекте Петропавловской крепости...' (я не беру сейчас во внимание воспроизведение его в моей документальной повести 'Был ли Петр I основателем Санкт-Петербурга?' - Аврора. 1992. ? 7-8. С. 143).

Голобоков снабдил его такой пометой об авторстве:

'Ламбер (?), Петр I' 217).

Любопытно: авторство Петра тут сомнений не вызывает, зато рядом с фамилией Ламбера - знак вопроса. И, пожалуй, совсем не зря.

Впрочем, возле имени Петра стоило бы поставить точно такой же знак. Но об этом - ниже.

Чертеж второй.

Он тоже носит номер 141, но находится в томе 3. А именуется 'План островов в устье р. Невы с первыми зданиями Петербурга' 218).

Марина Викторовна Иогансен, ссылаясь в цитированной выше статье на упомянутое в начале этой главы свидетельство поляка-анонима, посвящает этому чертежу такие строки:

'Невольно привлекает внимание примитивный с точки зрения исполнения графический документ из числа чертежей и рисунков собрания Петра I.
Это план дельты Невы со схематическим изображением островов, очертаний Петербургской крепости и Адмиралтейства, с едва обозначенной северной частью царского 'огорода' и ясно читаемой композицией с каналами на месте усадьбы Меншикова.
В. А. Бутми и С. П. Луппов 219) считали его фиксационным и относили к 1705 г.
Нам представляется более правдоподобным рассматривать план как проектный набросок застройки невских берегов, составление которого следует отнести к 1703 или началу 1704 г.
О существовании в 1703-1704 гг. 'проекта' города упоминает 'поляк-очевидец'... Запись содержит прямое указание на то, что Петр был автором одного из ранних планов города...
Может быть, 'поляк-очевидец' и имел в виду рассматриваемый план?
Если бы он был выполнен кем-то другим, то его едва ли стали бы так бережно хранить, да еще в 1740-х годах перечерчивать' 220).

С тем, что это - не фиксационный, но именно генеральный план застройки города, согласиться можно и нужно. Изображенного на нем равелина перед крепостью тогда еще не существовало (на карте 1706 г. он уже фигурирует). Адмиралтейство - это подчеркивает и Иогансен - показано замкнутым четырехугольным оборонительным сооружением. Заложили его в конце 1704, а построили в течение 1705, причем, как известно, по собственному чертежу Петра I и - открытым к Неве для спуска судов. Так что 'генеральный план', как можно догадаться, зафиксировал положение, существовавшее к концу 1704-началу 1705 гг., когда окончательный чертеж Адмиралтейства еще не был выработан. Зафиксирован и неосуществленный план усадьбы Меншикова с гигантским десятиугольным дворцом и каналом, проходящим от южного до северного берегов Васильевского острова. На месте нынешнего Летнего сада - три строения и отделенные пунктиром садовые границы (по сути дела, это - его первоначальный, прикидочный план!). Карандашом (тут важно учесть, что на готовом плане сделаны были свободные корректирующие карандашные пометы: чьи это были пометы? Петра? Меншикова?) намечена аллея от нынешнего Тучкова моста к Гавани. Так же помечен мост через будущую Фонтанку - примерно на месте нынешнего Аничкова.

Сначала чертеж был нарисован карандашом. Потом его обвели чернилами. После внесли (выцветшей сегодня до рыжины тушью) размашистые надписи (на немецком языке). Затем сделали корректирующие карандашные же пометы. План, несомненно, собирались перечерчивать: сопроводительные надписи так небрежно обычно не делают.

Масштаб указан в туазах ²⁵ (первый из рассматривавшихся тут чертежей, напомню, рассчитан в фаденах)...

Какой из всего изложенного напрашивается вывод?

А вот какой. Оба эти чертежа изготовил не россиянин. И уж никак не царь Петр.

С чего бы это, спрашивается, царю Петру использовать вместо русских саженей и аршинов чужие меры длины?

А уж если и использовать, то зачем делать надписи не на своем, а на немецком языке да еще и не своим почерком (кто хоть раз видел неповторимый по своей корявости и неразборчивости почерк Петра, сразу скажет, что этот - не его)?

Когда надо было, Петр сам, своей рукой и по-русски, делал пометы на чертежах служивших у него инженеров.

Есть, например, такая помета на чертеже ? 144 из третьего тома: это - план Шлиссельбургской крепости, который обоснованно приписывается Ивану Устинову. И на нем под масштабной линейкой, вот этим самым неповторимым петровским почерком - помета:

'Сажени. 3. аршины' 221).

Ну, а в данном 'Генеральном плане' с чего бы это царю Петру так 'маскироваться'? Не логичнее ли все-таки, что оба чертежа исполнены не русской, а скорее всего немецкой рукой?

Чьей именно?

Я уже упоминал о предположении Юрия Михайловича Голобокова относительно того, что автором 'Плана и профиля Петербургской крепости' - чертежа ? 141-2 - был, наряду с Петром I, инженер Ламбер. Об этом же пишет в книге 'Доминико Трезини' Юрий Максимиллианович Овсянников:

'Француз старался служить верой и правдой. Он хорошо показал себя при взятии Нотебурга и штурме Ниеншанца. А потом 'выбирал с царем Петром место для Петербурга и начертал план Петропавловской крепости'...
В отделе рукописной и редкой книги Библиотеки Академии наук сохранился первоначальный чертеж земляной фортеции.
Четкие линии, разрез валов и бастионов - все выдает руку опытного инженера, хорошо знакомого с последними достижениями европейской военной науки.
По этому плану предстояло насыпать большой земляной шестиугольник с выступающими по углам пятигранными бастионами' 222).

Я с этой атрибуцией, однако, согласиться не могу. И вот почему.

На этом чертеже нет ни одного французского слова. Все - немецкие.

И, вероятнее всего, создал его, действительно, немец.

И вероятнее всего, скажу сразу - Кирштенштейн.

Думаю, с именем Кирштенштейна надо связать не только чертеж ? 141-2 - один из первых планов крепости, - но и чертеж ? 141-3 - первый известный 'генплан' Петербурга.

Каковы - помимо немецкого языка этих планов - основания к тому?

Чтобы выявить это, сравним их с третьим, точно принадлежащим саксонцу и подписанным им: с 'Чертежом Откладашна острова', числящимся в собрании рукописных карт БРАН под номером 765.

Все чертежи отличают многие черты сходства.

Помимо языка един в них и почерк.

Сравните написание слов 'Ingenieür' чертежа 765 и 'Gouwerneür' чертежа 141-3.

Сравните близкое начертание букв 'А', 'n', 's', 'w'.

Едино на всех трех чертежах оригинальное, не повторяемое ни на одном другом плане собрания, написание цифры '1'.

Едины и элементы рисунка: одинаково изображены мосты как на чертеже 141-2, так и на чертеже 141-3.

Едины на чертежах 765 и 141-2 выбор и написание масштабной меры - 'Toises', туазов.

Правда, в третьем чертеже - 141-3 - автор вместо туазов употребляет иную меру длины: фадены (напомню: написание тут троякое: 'faden', 'faaden' и 'faadem').

Однако стоит взглянуть еще на один чертеж собрания иностранных рукописей - чертеж ? 149: план Шлиссельбурга, - во всех элементах схожий с тремя вышеназванными, а стало быть, принадлежащий тому же автору, - и у масштабной линейки увидим замечательную помету:

'Toises od[er] fadem' 223).

Это свидетельствует о том, что автор, в традиции времени, свободно пользовался как фаденами, так и туазами.

Вывод таков: чертежи эти имеют так много сходных элементов, что все их, безусловно, можно считать принадлежащими одному человеку.

Но один из них, подписанный, бесспорно принадлежит 'В. А. Кирштенштейну, инженеру'.

Следовательно, автор и всех остальных - тот же самый, а именно: инженер-саксонец Вильгельм Адам Кирштенштейн...

Вильгельм Адам Кирштенштейн.
Вверху - 'План островов в устье р. Невы с первыми зданиями Петербурга' (карта ? 141-3 из собрания БРАН), который не без основания следует отнести к творчеству инженера-cаксонца.
Внизу - фрагмент'Плана': остатки крепости Ниеншанц.

Вильгельм Адам Кирштенштейн. Слева - фрагменты 'Плана островов в устье р. Невы с первыми зданиями Петербурга': проектные изображения Адмиралтейства (в верхней части) и усадьбы Меншикова на Васильевском острове (в нижней части фрагмента). Справа - фрагмент 'Плана и профиля Петербургской крепости'.

Петр I.
План крепости Шлиссельбург. 1702 г.
На чертеже ясно различима надпись, сделанная, несомненно, рукой царя: 'С фасу'.
Стоит обратить внимание на цифру '3' в правом верхнем углу чертежа и слева - у входа в крепость. Она схожа с начертанием тройки на подписи царя к чертежу Устинова ? 149:
'Сажени .3. аршины'.
Сравните ту же цифру на чертеже ? 136 (публикуется впервые): у верхнего левого и нижних - центрального и правого бастионов.Ничего общего с 'Петровской тройкой' - с ее прямой верхней линией. Этот план чертил не царь Петр...

Петр, разумеется, и сам любил и умел чертить всевозможные планы. Сам создал их множество, самостоятельно и без чьей-либо помощи. Никто этого его дара не отрицает. Однако предлагаемая схема позволяет интегрировать его труд с деятельностью людей, немало поработавших во славу рождающегося молодого Санкт-Петербурга, то есть воздать должное не только царю Петру, но и его деятельным сподвижникам, заслужившим наше искреннее и непреходящее уважение...

Конечно, многие события, о которых рассказано было тут, относятся ко времени, далекому от 16 мая 1703 г. Но сейчас мы и вернемся в ту пору.

Поскольку 16 мая в рукописи 'О зачатии и здании...' нами уже 'обследовано', то нам можно теперь обратиться и к событиям иных дней, запечатленных в этом манускрипте...

_______________
¹ Иогансен пишет в комментариях о личном участии Петра в разработке планов и основании крепостей в 1706 и 1723 гг. Добавлю, что царь в 1703 г. сам начертил и план перестройки Ямской крепости, которую на практике осуществил инженер Давид Гольцман.
² Малоосновательность убежденности Иогансен в отсутствии Петра I на Заячьем острове 16 мая долгих доказательств, думаю, уже не требует.
³ Еще одно, увы, неосновательное предположение автора. См. его критический разбор ниже в этой главе.
⁴ 'Фаден' - морская, или маховая сажень - старинная мера длины, которую использовали в ту пору европейские (голландские, немецкие, французские и английские) инженеры; на данном чертеже имеются и разночтения: 'Faaden', 'Faadem'.
⁴ Мария Николаевна Мурзанова, специалист и эксперт весьма знающий, по праву пользовалась уважением и доверием историков. Не забудем, однако, что в данном именно случае она не подтвердила своей догадки хоть какой-нибудь системой доказательств, ограничившись профессионально вежливой, но не играющей роли аргумента оговоркой: 'возможно'.
⁵ Геральдистов; от франц. 'blasonne' - 'обладающий гербом, аристократический'.
⁶ 'Перуки' - это парики. Между прочим, это письмо Постникова опровергает уверенность многих историков в том, что Петр I, якобы, не носил париков.
Публикуемый в этой книге гравированный портрет Петра работы Адриана Схонебека подтверждает, что царь Петр в пору своего тридцатилетия париков отнюдь не чуждался.
⁷ Письмо это я позже процитирую более подробно: в том числе - и с фразами, создающими более привлекательный облик французского инженера.
⁸ Напомню, что 24 марта 1706 г., ввиду угрозы нападения шведов под командованием самого короля Карла XII (которого с 1700 г., после нарвского разгрома, царь все еще очень опасался), русская армия покинула Гродню.
Благодаря талантливо разработанному плану Петра I, армия удачно и вовремя опередив Карла, навела мост через Неман и вышла из шведской блокады, что, как казалось поначалу, сделать было просто невозможно.
Значит, Ламбер остался в марте в Гродне, откуда, не будучи, видимо, интернирован как подданный дружественной шведам Франции, отправился вскоре на балтийское побережье, решив, на всякий случай, не порывать и с Петром.
⁹ Отдельное издание под названием 'История князя Меншикова' выпущено в 2003 г. издательством 'Дмитрий Буланин' уже после смерти А. М. Шарымова. (Прим. ред.)
¹⁰ В этой цитате слова 'исторический документ' и 'неофициально' выделены мной. - А. Ш.
¹¹ Судя по всему, буквы 'Р.Р.В.' означают 'Редакция Русского Вестника': журнал выходил в Петербурге в 1841-1844 гг. и редактировался Н. И. Гречем и Н. А. Полевым, П. П. Каменским (с конца 1842).
¹² 'Е.И.В' - 'Его Императорское Величество'; анахронизм, ибо в ту пору Петр I императором еще не был.
¹³ Крепость так и называлась - Новодвинской.
¹⁴ Напомню: тогда, в первой половине 1706 г., Меншиков не был еще светлейшим российским князем, а чин носил пехотного генерал-поручика и генерала над всей кавалерией.
¹⁵ Чертеж ? 288 и есть тот, что носил знак '5В'.
¹⁶ Историк-патриот тут почему-то игнорирует многовековую 'доновгородскую' историю Приневья.
¹⁷ Неточность: этого Трезини звали Доминико, а Иозеф, он же Джузеппе - это совсем другой архитектор; поверх 'Иозефа' кем-то написано: 'Андрей Яклевич'.
¹⁸ К моменту приезда Трезини в Петербург Кроншлот уже был заложен - и зодчий возглавил его строительство 208).
¹⁹ Оба утверждения, как мы скоро убедимся, неверны.
²⁰ Ошибка: инженер был вызван на Неву задолго до заложения крепости: см. дальнейшие документы.
²¹ Ныне - СПбФИРИ РАН: Санкт-Петербургский филиал Института российской истории Российской Академии наук.
²² Ныне - РГИА: Российский государственный исторический архив, Санкт-Петербург.
²³ На самом-то деле - не 'V. A.', а 'W. A', и не 'ingeneur', а 'ingenieur', - то есть авторы 'Исторических очерков...' допускают две маленькие неточности, но уж поправим их.
²⁴ Ошибка, как и у всех цитированных выше авторов, писавших об инженере-саксонце: см. публикуемые ниже архивные документы.
²⁵ Старинная французская мера длины, которую наравне с фаденами (морскими саженями) использовали в ту пору иностранные инженеры.