По Окладным книгам 1500 г. тут значились селение 'Кулза' и три деревни.
Григорий Немиров пишет о них:
'Поблизости от села Кулзы в 1500 г. находились еще деревни: 'Корабленица нижний двор на Неве' в 2 двора... и 'Нижний же двор Ахкуево на Кулзее' в 3 двора; обе деревни находились по соседству, потому что в Обыскной книге 1573 г. отмечено, что 'на Ахкуе пол-обжа 1 пуста, не пахана и не кошена; запустела от мору 1568 г., детей не осталось, ни животов', а в Обложной книге 1586 г. упоминается уже 'пустошь Корабленица, Верхняя Ахкуя и Нижняя Ахкуя'. Относительно Ахкуи [историк Петр Григорьевич] Бутков считал, что это финское название Охты, которую финны и до сих пор зовут 'Acha', да и на карте 1676 г. река названа Acha-joki... Это предположение Буткова весьма вероятно, однако ж только относительно однообразья названия, потому что Охта в книге 1500 г. показана особо, да и в Писцовой книге 1640 г. Ochta-bu (Охта-деревня) показана сама по себе, и кроме того там же значатся особо и две деревни Ахкуевы: 'Achkilla' и 'Achkilla Nissna'. Одно, вероятно, было русское селение, другое - финское' (Петербург до его основания... С. 54-55).
Тут надо заметить, что относительно гидронима 'Охта' существует несколько имеющих широкое хождение мнений. Чаще всего говорится, что 'ohto' означает по-карельски 'косолапый', 'топтыгин', стало быть, на языке обитателей Карельского перешейка, по которому и течет Большая Охта, река эта называлась 'Медвежьей'.
В то же время 'aho' по-фински - 'поляна', а по-карельски - 'луговина на месте пожога'; тут мы находим вполне жизнеспособный второй вариант генезиса прибалтийско-финского имени реки.
Тем не менее Сергей Мызников вполне уверенно утверждает иное...
'Охта. Реконструируется как древн. финно-угор. 'охта' - 'река, приток' (см.: П о с п е л о в Е. М. Географические названия мира. Топонимический словарь. М., 1998)'.
Что до всего, высказанного Немировым, то оно было бы не только содержательно, но и познавательно, если бы он не 'расположил' все эти Ахкуи, Корабленицу и Кулзу не на Охтинском мысу, а далеко на северо-западе - близ нынешнего поселка Лахты.
Почему Немиров поступил именно так, вполне понятно.
Сведения о Кулзе, Ахкуях и Корабленице, приведенные им, находились двумя столбцами ниже сведений о топониме 'село Лахта' - и он, памятуя о том, что сто лет назад, как и сегодня, понятие 'Лахта' ассоциировалось с поселением у 'лахты' - 'залива' по-фински - на северо-западной окрестности Питера, связал все эти топонимы воедино.
В то же время залив-лахта существовал (еще и в ранние петровские годы) у восточного побережья Охтинского мыса, и о нем упомянули ладожане, описывавшие в мае 1701 г. Ниеншанц.
Немиров об этой 'лахте', видимо, не знал - отсюда и одна из причин допущенной им путаницы.
Была, видимо, и другая причина.
Историка, вероятно, смутило то, что в ОКВП сведения об охтинских поселениях были разбросаны по разным местам.
О трех упомянутых поселениях говорилось, скажем, на 119-й странице, о 'Сельце на усть Охты на Неве' и о 'Деревне Минкиной на усть Охты' - на 120-й, а о 'Деревнях на усть Охты Олферовских Иванова сына Офоносова', о 'Деревне на Неве на усть Охты' и 'Деревне на усть же Охты на Неве же' - на 133-й.
Вот Немиров и решил почему-то, что первые три тяготеют больше к северо-западной 'Лахте'...
В наши дни ошибку Немирова исправила историк Эдит Рухманова.
В статье 'Невские берега' она писала:
''Кулзея', 'Кулза' - слова интересные.
Они происходят от старинного русского 'кулига' - им обозначали клин земли или мыс на берегу излучистой реки. Древние гидронимы - Нева, Охта - сохранились до наших дней, а топоним Кулза исчез из живого языка. Но когда-то, по всей видимости, так называли это урочище' (Р у х м а н ов а Э. Д. Невские берега. Ленинградская правда. 1991. 30 марта. С. 6).
Несмотря на всю видимую резонность догадки, Сергей Мызников выдвигает совсем иное толкование...
'Кулзея. Кулза. Эти топонимы не могут быть связаны со словом 'кулига', поскольку это слово фиксировалось много восточнее, - не говоря уж о невозможности данного предположения в фонетическом плане.
Кроме того, многие исследователи возводят его к 'kula' - 'деревня', которое широко бытует в Приневье в составе многих топонимов.
Скорее всего слово 'кулза' представляет вариант от 'кузла', где 'куз' восходит к кар. 'kuuzi' - 'ель', а '-ла' - топоформант, обозначающий 'место'; в Посвирье фиксируется топоним 'Кузра': мена '-ла'/'-ра'. Причем наименование ели широко представлено в прибалтийско-финской топонимике (ср. 'Кузаранда' - 'Еловый берег')'.
В свою очередь позволю себе выдвинуть и собственную гипотезу о расположении десяти упомянутых в ОКВП древних поселений 'на усть Охты'.
Думается, часть из них занимала места, на которых и впоследствии стояли поселения. 'Кулзу', например, в этом свете нам было бы логично поставить у основания Охтинского - тогда, вероятно, 'Кулзенского' - мыса, чуть, скажем, севернее шведского 'Блекета' 1701 г.
'Корабленицу' резонно было бы расположить в верхней, северной части этого мыса, на правом невском берегу: во-первых, в ОКВП есть указание, что она - 'на Неве', а во-вторых, само название ее говорит, что тут корабли либо строили, либо встречали - и те, что шли вверх по Неве, и те, что спускались по ней.
'Нижний двор Ахкуево' и 'Верхнюю Ахкую' - в соответствии с названиями - можно поместить выше и ниже по течению Охты на правом берегу 'Кулзеевского мыса'.
'Деревня Минкина' находилась, видимо, на месте шведской мызы 'Мёрнерсхольм' 1676 г. у излучины Охты перед ее резким поворотом с юга на северо-запад.
Две 'Олферовские деревни' можно расположить по обе стороны реки Оккервиль у впадения ее в Большую Охту - примерно на место 'Голлас-хофа' 1699 г. и напротив него.
'Сельцо на усть Охты' хорошо укладывается в районе Красногвардейской площади, где впоследствии появились шведская и чудская кирхи.
А еще две деревни - 'на Неве на усть Охты' и 'на усть же Охты на Неве же' - могли стоять чуть ниже впадения в Охту исчезнувшей впоследствии речки Чернавки, посреди будущего Ниенштадта, - то есть как бы еще и 'на усть Охты', но уже - и 'на Неве'.
А за сим, совершив экскурс в XV в., перенесемся чуть ближе к нам - в век XVI, к торговому городу Ниену...
План-схема расположения поселений XV-XVI столетий на Кулзенском мысу по берегам рек Невы и Охты.
* * *
Напомню дату 21 августа 1521 г. - время первого документированного упоминания русского торгового порта Ниена, восприявшего опыт древних поселений на 'Кулзеевском мысу'.
В 1573 г. топоним 'Кулза' был еще жив. Изучая Обыскную книгу этого года, Петр Бутков поминает деревню 'на Кулзе на устье Невы у моря' (Б у т к о в П. Г. О состоянии местностей санктпетербургских в XVI веке // Журнал Министерства внутренних дел. Часть XX. ? 6. Июнь. СПб., 1836. С. 594).
Не очень понятно, правда, то ли местоположение 'Кулзы' указано было в Обыскной книге достаточно широко - по отношению ко всему течению Невы, то ли сам топоним действительно переместился от Охты куда-то ближе ко взморью? Полагаю: вернее первое.
Бегло вспомним и еще ряд дат, связанных с картографией Ниена.
В 1580 году его имя появляется на карте Понтуса де ла Гарди.
1611-й - год построения Линдведом Классоном Хестеско новой шведской крепости Ниеншанц на Охтинском мысу.
В 1632-м Ниенштадт, выросший под охраной Ниеншанца на правом охтинском и невском берегах, получает статус города.
Около 1640 г. землемер Эрик Нильссон Аспегрен составляет первую карту Ниена с окружающей местностью: ту, что нам знакома как А640.
Вот - краткий комментарий к ней.
На этой карте мы видим крепость Линдведа Хестеско на Охтинском мысу - неправильной четырехугольной формы с обращенными к Неве воротами, одним круглым и двумя ромбовидными бастионами и орилионом на северо-западном краю, выходящем к Неве. Внутри Ниеншанца - несколько крепостных строений: вероятно, казармы, цейхгауз и дом коменданта.
С мыса на правый берег Черного ручья (Большой Охты) переброшен мост - первый на территории будущего Петербурга. Находился он западнее впадающей в Охту речки Чернавки, на карте не поименованной (через нее перекинут был еще один мост, поменьше).
К востоку от Чернавки стоит шведская кирха с колокольней.
Торговая пристань, судя по всему, находилась на невском берегу сразу же после впадения в Неву Охты (если только мост через нее не был уже подъемным).
На карте обозначены две улицы, идущие в западной части города с севера на юг - к 'невской пристани' - и с юго-востока, от моста через Чернавку, к первой улице...
По данным 1650 г. из Государственного архива Финляндии, в штате служащих Ниеншанца значились бургомистр и камерарий (казначей), провиантмейстер и два священника - шведский и немецкий, ректор и учителя школы, судебный пристав и цирюльник, почтмейстер со служащими и русский переводчик, кузнец и носильщик, факельщик, готовивший факелы для освещения улиц, два стекольщика, а также русский священник со своими дьяками.
Штат хорошо развитого, цивилизованного города!..
Из предыдущей главы читатель уже знает, что были в жизни шведского Ниеншанца два человека, сыгравшие в ней немаловажные и противоречивые роли.
Первый - Эрик Йонсон Дальберг (1625-1703) - военный и государственный деятель, который укрепил и перестроил до полусотни прибалтийских фортеций, усовершенствовал новоголландскую и французскую системы бастионной фортификации.
В 1696 г. он стал генерал-губернатором Лифляндии, а в конце жизни - генерал-фельдмаршалом.
В 1681 г., как читатель уже знает, Дальберг составил карту Невы от Нотэборга до Ниеншанца (см. предыдущий раздел). В ее легенде сказано:
'Берега Невы от Ладожского озера до Ниеншанца высоки, состоят из песка и большей частью покрыты густым лесом или кустарником. Течение ее не очень быстро; хотя высота воды в ней везде доходит до 6 футов, глубина реки незначительна, так что на лодках и других судах при попутном ветре можно плыть против течения, но при сильном противном ветре ходить трудно. При буре с запада, севера и юго-запада вода у Нюэна поднимается на четыре локтя выше обыкновенного и причиняет находящемуся там укреплению большой убыток. Около 32 верст выше места, где Охта вливается в Неву, течение самое быстрое, что неправильно зовется порогом 2. В Туссине 3, на расстоянии 1,5 мили от Невы и 0,5 мили от реки того же названия, находятся ломки, где добывается известь и розовый камень, которые по рекам Туссине и Неве могут быть доставлены в Нюэн. Чертил в октябре 1681 года Э. Й. ДБг' (Д681, MNR, лист X, а - легенда).
Дальберг же дал в своей 'Подробной реляции о современном состоянии крепостей Карелии и Ингерманландии...' описание недостатков Ниеншанца (тонкость брустверов и несовершенство оборонительных линий бастионов, подмываемых с западной стороны невскими водами, 'скорее вредные, чем полезные' городские и предмостные укрепления). Отмечал он и стратегическую важность фортеции:
'Если не удержать Нюэн, то ни Кексгольм, ни Нотэборг не помогут укрепить Карелию и Кексгольмский лен, и даже сам Выборг... А русские, благодаря большой численности своего войска, легко могут навсегда осесть в этом месте между двумя реками и, таким образом, не дай Бог, получат выход к Балтике, о которой мечтали с незапамятных времен' (цит. по: К а л ь ю н д и Е. А., К и р п и ч н и к о в А. Н. Крепости Ингерманландии и Карелии в 1681 году // Скандинавский сборник, т. XX. Таллин. 1975).
Генерал-квартирмейстер и начальник над фортификациями как в воду глядел! Русский царь так в 1702-1703 гг. и поступил...
Другим человеком, определившим судьбу Ниеншанца и Ниенштадта, был барон Абраам Кронъйорт (1634-1703), в 1698 г. начальник Нюландской и Тавагустской губерний, а с 3 ноября 1700 г. - генерал от инфантерии, в апреле 1703 г. утвержденный в звании командующего Ингерманландской армией.
Читатель помнит, вероятно, что еще в феврале 1698 г. Кронъйорт писал королю Карлу XII о плане перестройки Ниеншанцкой крепости или возможности построения новой фортеции - ближе к заливу.
План этот был отражен в карте 'города Ниэна с окрестностями...', составленной, как указано на ней, 'Абраамом Кронъйортом, бароном Королевского Величества Швеции, в соответствии с фортификационными работами 1698' (К698). Оригинал этой карты нам неизвестен - и судим мы о ней, напомню, лишь по копии 1737 г., которую снял Христофор Яков Шварц.
Как видим, и Дальберг, и Кронъйорт отдавали отчет в том, что значила Ниеншанцкая крепость для обороны шведских владений в дельте Невы.
И тот, и другой обладали и знаниями, и весомым авторитетом в военно-административных кругах Швеции.
Но ни тот, ни другой ничего толком не сделали для укрепления Ниеншанца, для того чтобы превратить его из 'маленькой никчемной крепости в устье Невы' (выражение Дальберга, изреченное все в том же 1698 г.) в способную к достойному сопротивлению фортецию.
Крепость должна была пасть при первом же серьезном приступе русских...
Единственным последствием письма Кронъйорта королю стал лишь план укрепления Ниеншанца, составленный 29 июня 1698 г. Йоханом Майером, да начатые строением, но не доведенные до конца некоторые оборонительные сооружения. (Я не исключаю, что именно профессиональный картограф Майер был составителем и самой 'карты Кронъйорта', но точных сведений об этом мы не имеем.)
Что мы видим на 'карте Кронъйорта'?
Крепость и город Ниен с кирхой и находившимся при ней кладбищем.
Лежащий к югу и северу от города форштадт.
Селение Мичмансхольм в районе Якорной улицы.
Круглую пороховую башню и лабораторию на месте нынешней лавры.
Городской сад с цветниками на месте Большеохтинского кладбища; к востоку от него - водоводные трубы, а также Комендантский сад на территории Металлического завода.
Старый редут к востоку от города и новые - к югу от крепости.
Цейхгауз напротив церкви и артиллерийский полигон близ Финляндского вокзала.
Используя данные Абраама Кронъйорта и Йохана Майера, а также 'План Ниеншанца', рисованный 15 мая 1644 г. Георгом фон Швангелем, и 'План осады Ниеншанца 24 апреля-1 мая 1703 г.', выполненный, вероятнее всего, Адрианом Схонебеком на основе предварительного рисунка, сделанного, несомненно, Питером Пикартом, в том году побывавшим на месте осады и руководившим Походной гравировальной мастерской, я составил описание крепости и города, какими они были в пору составления карты Элдберга, то есть после 1701 г.
* * *
Крепость Ниеншанц была невелика.
Диаметр ее составлял до 225 метров (раза в два с половиной больше того, что имела стоявшая тут четыреста лет назад Ландскруна).
Внутри крепости Швангель обозначил очертания другой фортеции меньшего размера (1): полагаю, что это - напоминание о самой первой стоявшей тут некогда крепости - Ландскруне, поскольку малые размеры ее к возведенной Линдведом Хестеско фортеции не подходят; очертания ее я нанес на свой 'сводный план'.
Крепость была пятибастионной; именовались бастионы так: Хельмфельтс (2), Квари (3), Гембл (4), Додхе (5) и Каролус (6). С севера и с юга крепость прикрывали два равелина - Сторапорт (7) и Лиллапорт (8).
Местность перед крепостью испещрена была трассами дорог.
К востоку от фортеции - за озерцом и заливом (то есть за той самой 'лахтой', которую обнаружили в 1300 г. воины Торгильса Кнутсона, о которой писали в 1701 г. ладожане и незнание о которой подвело историка Григория Немирова) - тянулась зигзагообразная линия земляного 'Южного вала' (13), строительство которого генерал Кронъйорт не завершил не только в 1701, но и двумя годами позже (интересная подробность: общий периметр крепостных стен с равелинами составлял - в переводе на современные меры -1054 метра; длина 'Южного вала' должна была составить те же 1054 метра: стало быть, шведские инженеры не чужды были формальных изысков).
Между прочим, начатый вал вызвал одобрительный отзыв царя Петра в его письме к Меншикову: '...весь зачат и выведен равно изрядной фортификациею...'
План-схема Ниеншанца и Ниенштадта в 1702 г.
1 - местоположение старой крепости; бастионы Ниеншанца: 2 - Хельмфельтс, 3 - Квари, 4 - Гембл, 5 - Додхе, 6 - Каролус; равелины Ниеншанца: 7 - Сторапорт, 8 - Лиллапорт; 9 - Киркхоф; 10 - кладбище; 11 - дом пастора; 12 - школа; 13 - проект Южного вала; 14 - ратуша; 15 - магистрат; 16 - склады; 17 - рынок; 18 - пробирная палатка; 19 - немецкая кирха; 20 - проект земляного вала; 21 - рыбные садки; 22 - Трансгородская дорога; 23 - Кенигстрасс; 24 - Миттельстрасс; 25 - Виборгстрасс; 26 - городской сад; 27 - пашни; 28 - Выборгская дорога; 29 - Нотэборгская дорога; 30 - церковь Спаса Преображения; 31 - таможня; 32 - ретраншемент; 33 - мытный двор; 34 - прачечная; 35 - Дудоровская дорога; 36 - леса; 37 - дороги; 38 - госпиталь.
На правом берегу Сварте-бека, или просто Сварты (Черного ручья, или Черной речки, то есть понятно, что Большой Охты), лежал город Ниенштадт.
За северным мостом, прямо против крепости, находился так называемый Киркхоф со шведской кирхой (9) и кладбищем (10) возле нее.
Рядом с кирхой стоял домик пастора (11).
К северо-востоку от кирхи была шведская школа (12), а к северу - рыбные садки (21), которые устроены были и в северной части Ниенштадта.
Город должна была опоясать контрвалюционная линия редантного расположения, проще говоря - городская оборонительная земляная стена (20), проект которой был разработан, но до конца тоже не осуществлен.
От крепости к городу вели два моста, о которых упомянули в своей 'сказке' ладожане: один - северный, разводной, а второй - южный, перед которым выходила к Охте строящаяся оборонительная стена.
Южнее этой стены, вдоль правого Охтинского берега, уходила к истоку Невы Нотэборгская дорога (29). Между подъемным мостом и рекой Чернавкой, прорезавшей Ниенштадт посередине, на берегу Большой Охты находился городской рынок (17), а напротив него - торговые склады (16).
Чернавку тоже пересекали два моста: западный лежал на трассе прибрежной дороги (22), тянувшейся вдоль всего Ниенштадта с юга на север; названия она не имела, но я буду условно именовать ее Трансгородской.
Сразу же за этим мостом построено было здание городского магистрата (15), справа от которого стояла старая ниенштадтская ратуша (14).
Пересекая Трансгородскую дорогу, через Ниенштадт проходили с запада на восток три его главные улицы: Кенигстрасс (23: Королевская улица), Миттельстрасс (24: Средняя улица) и Виборгстрасс (25: Выборгская улица).
На углу Трансгородской дороги и Миттельстрасс находилась Ниенштадтская пробирная палатка (18). К востоку от нее - на другой стороне Миттельстрасс - стояла немецкая кирха (19), которая на одной из карт именовалась 'чудской'.
На северо-востоке, за земляным валом, был обсаженный деревьями Городской сад (26) с цветниками, рисунок которых я более или менее точно воспроизвел на своем 'сводном плане'.
К северу от города, вдоль правого невского берега, шла Большая Выборгская дорога (28); восточнее лежали пригородные пашни (27).
Там же, за пределами земляного вала, между Выборгской дорогой и Невой, находился Хаспиталитет - госпиталь (38), единственный в Ингрии и Карелии.
Напротив Ниеншанца, на невском левобережье, стояла городская прачечная (34): ныне это - часть Смольнинского сада.
Чуть южнее, примерно на стыке строений Смольного монастыря со Смольным институтом, находилось раньше русское село Спасское, на месте которого в начале XVIII столетия начат был строением ретраншемент (32) - заречный кронверк: укрепление, которое должно было защитить Ниеншанц и Ниенштадт с запада.
Читатель может припомнить, что в августе 1702 г. солдаты окольничего Петра Апраксина в ходе боя с частями Ингерманландской армии генерала Кронъйорта взяли в плен шведского драгуна Иоганна Вегиля, который упомянул в расспросных речах 'новопостроенный городок, что на Спасовщине', сообщив о нем следующее:
'На реке Неве, у Канец, перевозных двенадцать паромов; против Канец на другой стороне Невы построен вновь земляной городок, вал небольшой вышиною и около того валу ров в вышину и в глубину в сажень; людей в ней пехоты триста человек и пушки по тому новопостроенному валу поставлены, а сколько, про то не ведает' (РГАДА, ф. 9, Кабинет Петра Великого, отд. II, кн. 2, л. 53).
На земле этого 'городка' стояла некогда русская деревянная церковь Спаса Преображения (30) - первое православное строение на территории будущего Петербурга. Изображение этой церкви сохранилось на одной из старых карт - и я воспроизвожу его здесь (разумеется, отдавая себе отчет в том, что картографическое изображение прежних лет вряд ли было точным художественным воспроизведением облика этой церкви).
На запад от ретраншемента уходила дорога, которая вела к Дудорову и дальше - к Нарве (35).
Южнее, у прибрежной дороги - видимо, у паромного перевоза к Ниенштадту - издавна располагался мытный двор (33), в котором с приезжавших к Ниенштадту сухим путем купцов взимали пошлину. В 1703 году таможня (31) перебралась внутрь кронверка.
К общей картине стоит добавить, что дороги (37), проходившие сквозь густые болотистые леса (36), тянулись вдоль невских и охтинских берегов на всем их протяжении...
Мы помним, что 20 октября 1702 г. Ниенштадт был сожжен шведскими офицерами, узнавшими о сдаче Нотэборга солдатам царя Петра. Не прошло и года, как одни развалины остались и от крепости Ниеншанц.
Развалины эти не раз еще обозначались на различных планах, однако в декабре 1709 г. настал и их черед. Датский посланник Юст Юль сообщал в своих Записках:
'Царь в сопровождении всех присутствующих поехал... к месту бывшего Ниеншанца, от которого еще уцелела часть вала. Туда привезли два пороховых ящика, изобретенных вице-адмиралом Крейсом 4... В каждом заключалось по 1 000 фунтов пороха... Когда подожгли привезенные ящики, приставив их к остаткам старого вала Shanter-Nie, то они пробили вал на половину его толщи, причем взрыв был так силен, что в самом Петербурге, за 5 верст от места опыта, задрожали окна; подо мною же и другими, стоявшими тут зрителями, как от землетрясения, заколебалась земля, а на Неве потрескался лед...' (Записки Ю с т а Ю л я, датского посланника при Петре Великом // Петр Великий. Воспоминания. Дневниковые записи. Анекдоты. СПб., Париж-Москва-Нью-Йорк. 1993. С. 93).
Этим логически завершается наше путешествие по тому поселению, которое мы называем сегодня 'пра-Петербургом'.
Двинемся теперь по Невским берегам дальше.
_______________
1 'Обжа', как помнит, вероятно, читатель - это земельная окладная единица.
2 Дальберг отметил тут место, где по ОКВП была деревня Порог.
3 Автор имеет в виду каменоломни на Тосне.
4 В русских документах - Корнелий Крюйс.
| К содержанию |
