ГЛАВА ВТОРАЯ,
касающаяся достойных похвалы женщин

Знай, о визирь (и да пребудет с тобою благословение Бога!), что есть женщины разного сорта — и что есть между ними те, что заслуживают похвалы, и те, что не вызывают ничего, кроме порицания.

Известно, что привлекающая мужчину женщина должна обладать совершенной фигурой и кроме того быть полной и здоровой. И черны должны быть ее волосы, а лоб — широк, а брови — темны, как у эфиопок, а глаза — велики и черны, а белки — прозрачны. Щеки же ее должны быть округлы, нос — изящен, рот — грациозен, губы и язык — алы. Дыхание ее должно источать приятный запах. Ее шея должна быть длинна, затылок — крепок, грудь и живот — округлы, причем, груди — полны и тверды, живот — хорошей пропорции, пупок же надо иметь нормально развитый и выпуклый. Интимные части ее живота тоже должны быть крупны, а вульва (она же — эль кесс, или эль фердж) надобна чувственная и выдающаяся меж волос, идущих от лобка к ягодицам; канал ее должен быть узок и не влажен, мягок на ощупь, а выделения — теплые и хорошо пахнущие. Бедра и ягодицы ее должны быть твердыми, бока — округлыми и полными, талия — нежных очертаний, ладони и ступни — совершенной изящности, руки — полными, а плечи — хорошо развитыми.

Тот, кто смотрит на такую женщину спереди, вкушает очарование, а смотрящий сзади — умирает от удовольствия. Сидящая, она подобна округлому куполу, лежащая — мягкому дивану, стоящая — коллекции совершенств. Когда она идет, ее прелести, скрытые под платьем, пленительно шевелятся. Говорит и смеется она не часто — и никогда без причины. Дома своего она не покидает никогда, даже ради того, чтобы переброситься словом с соседями или знакомыми. Подруг у нее нет — и она никому не поверяет своих тайн, а единственное ее доверенное лицо — никто иной, как ее муж. Она никогда ничего не берет ни у кого за исключением своего мужа и родни. Если она и видится с родственниками, то никогда не вмешивается в их дела. Она не вероломна и не скрывает ни ошибок, ни несвоевременных предложений. Она не пытается никого соблазнять. Если ее муж обнаруживает намерение приступить к супружеским церемониям, она радуется его желанию и даже провоцирует его. Она всегда помогает ему в его делах и воздерживается от жалоб и слез. Она никогда не смеется и не веселится, видя своего мужа грустным или печальным, но, наоборот, разделяет его заботы, ласково шутя с ним, пока хорошее настроение не вернется к нему. Она не отдается никому, кроме своего мужа, даже если воздержание смертельно изнуряет ее. Она никогда не открывает и не обнажает интимных частей своего тела. Она всегда изящно одета — и одежда ее в предельном порядке и никогда не доставляет неудовольствия ее мужу. Она всегда благоухает духами, ее брови насурьмлены, а зубы начищены суаком^[1]. Такая женщина лелеема любым из мужчин.

История нубийца Доррамы^[2]

История повествует нам — и Господу ведомо, что это правда, — что жил некогда всесильный халиф, владевший обширными землями, армиями и союзниками. Имя его было Али бен Дирем.

Как-то ночью, обуреваемый бессонницей, призвал он к себе своего визиря, главу охраны и начальника караула. Они тут же явились и спросили его: «Что прикажет наш повелитель?»

Он сказал им: «Сон нейдет ко мне. Я хочу прогуляться по ночному городу — и мне надо, чтобы вы в этой прогулке были у меня под рукою».

«Слышать — значит повиноваться», — отвечали они.

И произнеся: «Во имя Аллаха! Пусть благословение пророка пребудет с нами, а благосклонность и воля Божья — с ним!», — халиф покинул дворец, а свита двинулась за ним, сопровождая его от улицы к улице.

Так шли они — и вдруг услышали на одной из улиц крики и завидели человека, в безумной страсти распростертого на земле с запрокинутой головой, бьющего себя в грудь и вопящего: «Нет, нет больше справедливости под небесами! Неужто нет никого, кто поведал бы нашему халифу, что творится в его владениях?» И прокричав это, он вновь принялся повторять: «Нет, нет больше справедливости на свете! Сокрылась она, сокрылась — и весь свет тоскует по ней!»

Халиф сказал своим спутникам: «Доставьте ко мне этого человека, Только не причините ему вреда».

Они подошли к вопиющему и, взяв его под руки, сказали: «Поднимись и не бойся: ничего с тобой не случится».

На что обезумевший отвечал: «Зачем вы говорите, что ничего со мной не случится и сулите мне защиту? Разве „эс саламалик“ само по себе не означает для верующего безопасности и защиты?^[3] А потому верующий, который не слышит в качестве приветствия „эс саламалик“, есть верующий, которому следует поливать землю слезами». И проговорив это, он поднялся и последовал за ними к халифу.

Халиф стоял молча, закрыв лицо кистью чалмы, подобно своим спутникам, которые обнажили сабли, заслонив ими своего владыку.

Приблизившись к халифу, обезумевший промолвил: «Приветствую тебя, человек!»

Халиф отвечал: «И тебе привет, человек».

«Почему ты называешь меня „человек“?».

«А ты почему называешь меня „человеком“?».

«Потому, что я не знаю твоего имени».

«Но и я твоего не знаю, — отвечал халиф и, помолчав, добавил: — Что означают эти твои слова: „Ах, нет больше справедливости под небесами! Почему никто не расскажет халифу, что творится в его стране!“? Расскажи мне, что произошло с тобою.»

«Я расскажу об этом только тому, кто сумеет отомстить за меня и освободить меня от гнета моего стыда, если это будет угодно Господу всемогущему».

Халиф отвечал ему на это:

«Кто знает, может быть, именно мне Аллах предоставит право отомстить за тебя и избавить тебя от бремени твоего стыда?»

«То, что я расскажу тебе, — сказал тогда этот человек, — необычно и удивительно. Я любил женщину, которая тоже любила меня — и мы были едины в этой любви. Связь наша длилась долго, покуда не появилась некая старуха, которая соблазнила мою жену и умыкнула ее в дом стыда, несчастий и разврата. Так сон покинул мою постель. Так расстался я со всем моим счастьем и был ввергнут в бездну унижений».

Тогда халиф спросил его: «Где же находится этот дом дурных судеб и чья это была старуха?»

Человек ответствовал: «Это — старуха нубийца по имени Доррама, служившего в доме женщины, прекрасной как луна, подобной тем красавицам, которых халиф держит в своем доме. Его хозяйка глубоко любила его, была совершенно ему предана и снабжала его всем, чего он ни желал: серебряной посудой, напитками и одеждой».

Человек умолк. Халиф был очень удивлен услышанным, как и его спутники. Но больше всех поражен был визирь, не упустивший ни слова из рассказанного, ибо из того, о чем поведал этот человек, стало ясно, что упомянутый нубиец был ни кем иным, как его, визиря, собственным слугой.

Халиф попросил человека показать ему этот дом.

«Если я покажу его, что ты сделаешь?» — спросил человек.

«Ты увидишь, что я сделаю», — сказал халиф.

«Ты ничего не сможешь сделать, — заметил на это человек, — ибо это — место, в котором надо быть и осмотрительным и осторожным. Если ты захочешь войти туда силой, ты рискуешь расстаться с жизнью, ибо этот нубиец — человек страшной силы и отваги».

«Покажи мне это место, — сказал халиф, — и не бойся».

Человек ответил: «Пусть будет как Бог рассудит».

Он поднялся и пошел вперед. Халиф с провожатыми последовал за ним по широким, пустым, освещенным луною улицам. Наконец человек остановился перед домом, окруженным высокими неприступными стенами с крепко запертыми воротами.

Они осмотрели стены, выискивая, где можно было бы через них перебраться. Безрезультатно: дом был на удивление неприступен, напоминая панцирь черепахи».

Халиф повернулся к человеку и спросил: «Как твое имя?»

«Омар бен Исад», — отвечал тот.

Халиф спросил его: «Омар, ты, случаем, не тронулся, считая, что эти стены можно осилить?»

«Да, брат, — ответил Омар, — да, если это угодно высокому Богу», — и, взглянув на халифа, добавил: «Может быть, Аллах поможет тебе этой ночью?»

Тогда халиф сказал своим спутникам; «А что скажете вы? Кто-нибудь из вас в состоянии осилить эти стены?»

«Это невозможно», — ответили те разом.

Тогда халиф произнес: «Богу угодно, чтобы я сам осилил эту стену. Но я думаю, мне понадобится ваша помощь и поддержка — и если вы сделаете как надо, я переберусь через нее с соизволения небесного Покровителя».

«Что мы должны сделать?» — как один, спросили они.

«Скажите, — спросил халиф, — кто из вас самый сильный?»

Те ответили: «Глава охраны, ваш Чауч».

«А кто за ним?» — спросил халиф.

«Начальник караула».

«А дальше?»

«Великий визирь».

Омар слушал их разговор пораженный: он понял теперь, что перед ним стоял халиф — и удивление его было огромно.

Халиф спросил: «Больше у нас никого нет?»

Омар подал голос: «Я есть, о мой господин».

Халиф сказал ему: «Омар, ты понял, кто мы. Но не выдай нашей тайны — и ты избежишь многих упреков».

«Слышать — значит повиноваться», — произнес Омар.

Тогда халиф сказал Чаучу: «Наклонись — и упрись в стену ладонями».

Чауч выполнил то, что ему было велено.

Тогда халиф сказал начальнику караула: «Залезай на спину Чаучу».

Тот водрузился ногами на плечи Чауча. Затем визирь влез на его плечи, после чего халиф сказал: «Теперь ты, Омар, влезай еще выше».

И Омар, раскусивший замысел халифа, воскликнул: «О мой господин, сам Аллах помогает тебе в твоем начинании!» — и он поднялся на плечи Чауча, затем — на спину начальника караула, потом — еще выше, на плечи визиря, и утвердившийся там, тоже уперся руками в стену.

Теперь внизу остался один халиф, проговоривший: «Во имя Господа — да будет благословен им Пророк, на коем да пребудут милость и благоволенье Божьи!» — и взяв Чауча за плечи, добавил: «Постой покрепче — это поможет мне».

И он полез наверх. А ухватив, наконец, за плечи Омара, сказал ему: «Ну, а теперь ты покрепись — и ты сможешь стать моим личным секретарем. Только, ради всего святого, не шевелись!»

И, встав на плечи Омара, халиф ухватился за верхний край стены, прошептав:. «Во имя Господа — да будет благословен им Пророк, на коем да пребудет милость и благоволенье Аллаха!»

И с этими словами халиф взобрался на стену и спрыгнул на террасу с другой ее стороны. Тогда он сказал своим спутникам: «Спускайтесь теперь по одному на землю».

И они, не переставая восхищаться идеей, пришедшей в голову халифа, спрыгнули один за другим с плеч Чауча, который держал всех их четырех разом.

Халиф тем временем начал осматриваться, решая, как бы ему спуститься вниз, но не обнаружил никакой лестницы. Тогда он размотал свой тюрбан, закрепил его на небольшом крюке, торчавшем вблизи на стене — и спустился по нему во внутренний двор. Он осмотрел его — и, наконец, выяснил, что ворота посередине стены были накрепко заперты изнутри мощным замком.

Это заставило халифа задуматься: «Я — в затруднении. Но все исходит от Господа. Он подал мне идею, как осилить стену — и я оказался здесь. Он поможет мне и вернуться к моим спутникам».

Тогда он решил обследовать дом.

Халиф вошел в него — и обнаружил там семь разнообразно украшенных комнат, увешанных цветными тканями, коврами и бархатными занавесями. Он обследовал их все — от первой до последней, в которой обнаружил семь ступенек, ведущих к занавешенному входу: за ним слышался сильный шум. Халиф подошел к ступеням, шепча: «Боже, помоги в моем начинании — и выведи меня отсюда в целости и сохранности».

Ступив на первую ступеньку, он подумал: «Во имя Господа, милостивого и всепрощающего!» Он опустил глаза к ступенькам — и заметил, что они были сделаны из разноцветного мрамора: черного, красного, белого, желтого, зеленого и других оттенков.

Поднявшись на вторую ступеньку, он шепнул: «Тот, кому помогает Господь, непобедим!»

На третьей ступеньке он подумал: «Близка победа с помощью Бога!»

А на четвертой: «Прошу победы у Аллаха — самого могущественного помощника!»

Пятую, шестую и седьмую ступеньки он одолел, обращаясь за помощью к Пророку (к которому да пребудут благодать и благословение Божье!).

И тогда халиф приблизился наконец к занавесу из красной парчи, висевшему у входа в некое новое помещение. Чуть раздвинув занавес, он увидел утопавшую в свете залу, уставленную сверкавшими золотом шандалами и канделябрами. Посреди залы бил фонтан мускатной воды. Скатерти, расстеленные от края до края залы, были уставлены разнообразными закусками и фруктами. Вдоль стен стояли всевозможные шкафчики, которые поблескивали позолоченными деталями. Стены и потолок залы украшали орнаменты.

Внимательнее вглядевшись, халиф насчитал семерых женщин и двенадцать совсем молодых девушек, возлежавших вокруг скатертей. Там было также семеро нубийцев, что удивило халифа. Внимание его привлекла женщина изысканной красоты — подобная полной луне, черноглазая, с округлыми щеками и высокой красивой грудью. Своими мягкими манерами она пленяла сердца тех, кто отваживался взглянуть на нее.

Пораженный ее красотой, халиф в изумлении подумал: «Надо бы поскорее выбраться отсюда, а то не влюбиться бы мне!»

Продолжая разглядывать залу, он увидел, что сидевшие наполнили свои бокалы вином. Они пили, ели — и видно было, что все уже изрядно пьяны.

Покуда халиф раздумывал, как бы ему выйти из этого дома, одна из женщин обратилась к своей соседке: «Послушай, имярек, — она назвала подругу по имени, — возьми-ка светильник, и пойдем в другую комнату».

Они встали и направились к занавесу. Халиф спрятался — и увидел, что они, подняв занавес, прошли в свою комнату. Воспользовавшись тем, что они покинули ее, дабы совершить надобное всем детям человеческим, он быстро осмотрел комнату и укрылся в шкафу.

Женщины вскоре вернулись и заперли дверь своей комнаты. Сознание их было отуманено вином. Они сбросили одежды и начали ласкать друг друга^[4].

Халиф подумал: «Прав был Омар, назвав этот дом пристанищем бесстыдства и распутства».

Когда женщины заснули, халиф вышел из шкафа, погасил свет шандала, разделся и лег между женщинами. Покуда они ласкались, он запомнил нежные имена, которыми они называли друг друга. И теперь, повернувшись к одной из них, он и назвал ее этим именем: «Послушай, имярек, куда ты положила ключ от входных ворот?»

Женщина пробормотала: «Спи, сучка, ключ лежит там, где ему положено».

Халиф подумал: «Нет могущественнее и сильнее Господа великодушного и милостивого!» И опять потрепав за плечо дремлющую женщину, вновь спросил ее о ключе: «Скоро рассвет. Мне надо открыть ворота. Вот уж солнце встанет. Как мне открыть дверь?»

И та ответила: «Ключ там, где ему положено. Что ты беспокоишься? Спи. Будет день — тогда и встанем».

И халиф вновь подумал: «Нет сильнее и могущественнее великодушного и милостивого Господа, и если бы я не страшился его, то давно бы проткнул эту женщину саблей!» И он опять прошептал ей: «Имярек, послушай-ка!»

«Чего ты хочешь?» — отвечала она сквозь сон.

«У меня из головы вылетело, где находится ключ, — шепнул он. — Напомни мне поскорее».

И она ответила: «Ты, шлюха, что у тебя там — зудит без случки, что ли? Не можешь ночи без этого провести? Посмотри на жену сына визиря: она плюет на все мольбы нубийца и дает ему отпор уже шестой месяц! А что до ключа, так он в кармане нубийца: того, что зовут Доррамой. Иди и возьми его. Только не говори ему: „Дай мне ключ“. Скажи: „Дай мне твой член“…»

Халиф знал теперь, что ему надо делать, и потому больше не тревожил женщину вопросами.

Он дождался, пока та не уснула, потом встал, оделся в ее одежды, спрятав в них саблю и закрыв лицо вуалью красного шелка. Взглянув в зеркало, он убедился, что не отличается в этом наряде от других женщин. Тогда он открыл дверь, тихо вышел из комнаты и, откинув полог, встал у входа в залу, оглядев ее.

За скатертью остались немногие. Большинство спало.

Халиф сотворил безмолвную молитву: «О душа моя, наставь меня на верный путь. И пусть все эти люди пребудут в пьяном одурении, чтобы не узнать своего халифа. И да поможет мне Господь!»

И прошептав: «Во имя Божье!», он вступил в залу, запинаясь, словно был сильно пьян, и направился к ложу нубийца. Доррама, как и окружавшие его женщины, приняли халифа за ту, в чьи одежды он был обряжен.

Халиф уселся на ложе Доррамы, а тот, решив, что подружка пробудилась, чтобы заняться с ним любовными играми, и сам будучи вовсе не против позабавиться с нею, сказал: «Эй, ты, имярек, раздевайся и иди ко мне в мою постель: я скоро сам пожалую к тебе». И налив себе чашу вина, нубиец принялся глотать его, громко булькая им в горле.

Халиф подумал: «Нет сильней и могущественней Аллаха всемогущего!» — и потихоньку обшарил карманы нубийца, надеясь найти в них ключ. Однако ничего не обнаружил. Тогда он подумал: «Помоги мне, Господи!» И подняв глаза, увидел широкое окно, возле которого висело расшитое одеяние. Он незаметно поднял руку и сунул ее в карман этого одеяния. И — о, удача!— нащупал там и незаметно вытащил ключи. Их было семь — и на каждом проставлен был номер комнаты.

«Будь славен и велик Господь!» — прошептал халиф, а про себя подумал: «Я смогу выйти отсюда только благодаря хитрости...» И сделав вид, будто его мучит нестерпимая рвота, он зажал рот и устремился из зала ко внутреннему дворику.

«Награди тебя Господь, имярек! — крикнул ему вслед нубиец. — Ведь другие женщины блюют прямо в постель».

Халиф выбежал в первую комнату, опустил за собой занавес и, подойдя к запертой двери на другом конце комнаты, отпер ее, а потом закрыл за собою ключом.

Так прошествовал он через все семь комнат. Дверь седьмой неожиданно вывела его прямо на улицу, а не во двор, обнесенный стеной с воротами. Обогнув стену снаружи, халиф обнаружил у ворот всех своих спутников и Омара, которые находились в сильном беспокойстве.

Они начали расспрашивать его, что он видел, но халиф сказал: «Не время сейчас рассказывать. Давайте войдем в этот дом с помощью и благословением Божьим». Он сообщил им только, что в доме находятся семеро нубийцев, а также двенадцать девушек и семь женщин, прекрасных как луны, — после чего все решили положиться на свои силы и войти в дом.

Визирь спросил халифа, что это за одежды на нем, и халиф ответил: «Без них я не добыл бы ключа от дома».

Они вошли в дом — и когда достигли седьмой комнаты, халиф направился в спальню, где похрапывали две женщины, между которыми он недавно возлежал. Там он снял с себя женский наряд и надел свой, прихватив с собою и саблю. Затем он поднялся вместе со спутниками по мраморным ступенькам, которые вели ко входу в залу, где сидели нубийцы с женщинами. Сделав щелку в занавеси, они заглянули в нее.

Кто-то проговорил: «Нет среди этих женщин прекраснее той, что сидит на качелях».

И халиф ответил: «Если только она не принадлежит кому-то другому, она будет моей».

Покуда они рассматривали из-за занавеси залу, Доррама сошел со своей постели вместе с одной из красавиц-женщин. Другой нубиец поднялся туда с другой дамой. А за ними, по очереди, последовали и все остальные, ведя за собою остальных красавиц — за исключением девушек и той, что сидела на качелях. Каждая женщина поднималась на постель с явной неохотой, а совокупившись со своим нубийцем, сходила вниз с опущенной головой.

Однако похоть нубийцев все не утихала — и, один за другим, они начали приставать к сидевшей на качелях красавице.

Но она с презрением отвергала их, повторяя: «Я не уступлю никому из вас, точно так же, как не позволю сделать это и всем этим девицам, которых беру под свое покровительство».

Тогда поднялся Доррама, который двинулся к красавице, держа в руках свой торчавший, подобно колонне, член. Он ударил им ее по лицу и по голове, приговаривая: «Шесть раз этой ночью я просил тебя уступить моему желанию, но ты всякий раз отказывала. Но теперь я должен получить тебя. И чем скорее, тем лучше!»

Поняв, что нубиец пьян и несдержан в своем упрямстве, красавица решила, видимо, смягчить его своими обещаниями.

«Сядь рядом со мной, — сказала она нубийцу. — Твои желания будут вознаграждены этой ночью.»

Нубиец сел рядом с нею. Член его все еще был подобен колонне, что удивляло и поражало халифа.

И тогда женщина запела, словно бы извлекая стихи своей песни из глубины сердца:

«Если мне совокупиться предоставит Бог возможность,
Молодого человека предпочту иным другим.
Молодой отваги полон. Им душа моя томится.
Член его настолько крепок и настолько он велик,
И его головку медник закалил такой умелый,
Сделав сильною и твердой, закругленной, как шишак, —
Что ему вполне по силам взять у девушки невинность,
Так что в деле зарожденья он никем не превзойден.
Он всегда готов к работе. Он не спит и вниз не смотрит,
Но всегда готовно поднят к страсти пламенной любви.
Он вздыхает неустанно, в фердж мою войти мечтая
И роняя слезы страсти на округлый мой живот.
Он о помощи взывает, ни о чем не помышляя,
Кроме быстрого соитья — только в нем его нужда.
Гордо высясь одиноко, он колеблем утомленьем, —
Но никто вокруг не знает о стремлении его.
Полный силы, полный жизни, вот он в фердж мою стучится.
Вот вошел в нее. Забился в ней, как угорь в западне.
Вот трудится в ней работой постоянною и дивной,
Проскользнув в нее от входа аж до донышка сперва,
А потом, начавши справа, повернув, стучит налево
И, почти наружу выйдя, резко движется вперед.
А затем он трет головкой язычок у устья щелки
И, войдя в меня обратно, завершает сладкий труд.
А потом его хозяин вновь мои целует щеки
И оглаживает спину, и живот мой, и бока,
И сосет мои он губы, лежа рядом на постели,
И мое нагое тело обнимает крепко он.
И в руках его подобна я податливому воску
В миг, когда он покрывает поцелуями огня
И покусывает нежно всю меня — от губ до пяток,
Зажигая вновь желанье и пылание внутри.
И завидя это, быстро наклонившись надо мною
И раздвинув мне колени, он целует мой живот.
А потом кладет мне в руки совершенное орудье,
Чтобы в дверь своих владений им я стукнула сама.
Вот и снова он — в пещере. Вот и снова он в работе.
Приближенье наслажденья я предчувствую уже.
Он меня в руках сжимает. Мы в поту любовном оба.
Возбуждает и торопит он, взволнованно шепча:
«Получи же поскорее от меня мое ты семя!»
Я на это отвечаю: «Поскорее дай его!
Дай его мне, мой любимый, свет очей моих! Его я
И приветствую, и жажду, дивный муж среди мужей!
Завершай скорее ласки! Ведь сегодня не случайно
Ты меня исполнил негой, о душа моей души!
Вот и вспыхнуло звездою пламя общей нашей страсти...
Но помедли, мой любимый: из меня не уходи.
Пусть, усталый и горячий, он внутри меня побудет —
И тогда без всякой грусти мы закончим этот день.
Ведь недаром присягнул ты всемогущему Аллаху
Быть со мною в этой ласке ровно семьдесят ночей.
Ради этой нежной клятвы мы скрепляем поцелуем
И объятием прощальным эту ночь своей любви...»

Когда она кончила петь, потрясенный услышанным халиф промолвил: «Какою же сладостью исполнил Господь эту женщину! — И добавил, повернувшись к спутникам. — Нет сомнения: у нее нет мужа, и она не развратна. Этот нубиец, конечно, — не любовник ее. Ведь она постоянно отказывает ему».

Омар бен Исад проговорил: «Это правда, о халиф, хотя и не вся. Муж у нее есть, но он отсутствует уже около года. Множество мужчин пыталось ввергнуть ее в распутство, но она всякий раз успешно сопротивлялась».

Халиф спросил: «Кто ее муж?»

И кто-то из спутников ответил: «Она — жена сына визиря твоего отца, о повелитель».

Халиф заметил: «То, что вы говорите — истина. Я действительно слышал, что сын визиря моего отца женат на женщине без недостатков, наделенной красотой, совершенством и изысканной фигурой, а кроме того чуждой страсти к любовным приключениям и похоти».

«Это и есть та самая женщина», — отвечали ему.

Халиф сказал: «Неважно как, но я должен заполучить ее, — и повернувшись к Омару, добавил: — Которая из этих женщин твоя возлюбленная?»

Омар отвечал: «Я не вижу ее здесь, о халиф».

«Будь спокоен, я укажу тебе, где она», — отвечал ему на это халиф.

Омар был поражен тем, как много знает его халиф.

«А этот нубиец и есть тот самый Доррама?» — спросил халиф.

«Да, это мой раб», — ответил ему визирь.

«Впрочем, помолчим. Сейчас не время говорить», — заметил халиф.

И это было сказано ко времени. Пока они обменивались вопросами и ответами, Доррама отнюдь не потерял желания получить удовольствия от красавицы — и заявил ей: «Я устал от твоей лжи, о Бедер эль Бедур» (Бедер эль Бедур означало самую полную среди полных лун — и именно таково было имя этой красавицы).

Халиф сказал: «Тот, кто дал ей это имя, дал его по заслугам, ибо она, клянусь Аллахом, и впрямь — самая полная из самых полных лун!»

Но тут он увидел, что нубиец, вознамерившийся все-таки увести красавицу с собою, вновь ударил ее по лицу. И обезумев от ревности, преисполнив сердце гневом, халиф сказал, обращаясь к визирю: «Смотри, что делает твой нубиец! Клянусь Господом, он заслужил участи умереть смертью самого низкого подонка — и чтобы предостеречь тех, кто возжелает подражать ему, я примерно воздам ему!»

В этот миг халиф услышал, как красавица сказала нубийцу: «Ты предал своего господина визиря и его жену, а теперь ты дважды предаешь ее, несмотря на твою близость с нею и на подарки, которые она тебе дарит^[5]. Нет сомнения в том, что она страстно любит тебя, а ты вожделеешь другой женщины!»

И халиф сказал визирю: «Слушай, но не говори ни слова». А красавица, усевшись удобней на качелях, стала читать:

«О мужчина, послушай рассказ мой о женской природе^[6].
Между глаз наших вкраплена жадная жажда соитья.
Так не слушайте наши отказы и наши обеты.
Кто б мы ни были — пусть даже дочери мудрых султанов, —
Жажда эта страшна. И сильнейший халиф из халифов
Не смирит ее самой могучей и крепкою властью.
Осторожнее с нашей любовью, мужчины! С дороги!
Не твердите: «Она — моя верная спутница жизни».
Не твердите: «Меня она любит безмернее прочих».
Если я говорю это всё, хоть немного лукавя,
Докажи-ка, попробуй, что в чем-то слова мои ложны!
Вот что я говорю тебе, полный надежды мужчина:
Если женщина рядом с тобою в постели, ты можешь
Знать, что ею любим ты. Но только надолго ли, право?
Возлежа у нее на груди, ты — бесценный любовник.
И покуда соитие длится, ты дорог ей, глупый!
Но лишь только закончишь любовную схватку, как сразу
Для нее ты становишься полем проигранной битвы.
Это — правда. И быть тут не может нелепых сомнений.
Ведь жена получает раба на постели хозяйской,
И слуга ублажает на ней свою низкую похоть.
Это часто бывает — и это бесчестно и грязно,
Но, увы, добродетели женщин некрепки и хрупки.
Не впадай в заблуждение, глядя на это с презреньем.
Не желай лучше женщины вовсе, коль сердце имеешь...»

При этих словах визирь начал плакать, но халиф приказал ему успокоиться. И тогда они услышали, как нубиец в ответ на слова красавицы прочел такие стихи:

«У нас, у нубийцев, всегда предостаточно женщин —
И мы не боимся их хитростей тонких.
Мужья ваши нам доверяют бездумно заботу
О тех, кого сами безмерно лелеют^[7].
Запомни, что в этих словах моих нету обмана,
Но есть, как ты знаешь, одна только правда.
О женщины, вы в ожидании сильного члена
Покоя не знаете. В нем назначенье
И жизни и смерти у вас, и предел всех мечтаний,
Венец всех желаний, открытых и скрытых.
Когда раздраженье и гнев на мужей изольете,
Они усмирят вас введением члена.
Душа ваша — в члене отважном. Религия — в щелке.
И нет ничего больше в женской натуре!»

После этого нубиец кинулся на красавицу, но та оттолкнула его.

Халиф почувствовал удар в сердце. Он обнажил свою саблю (спутники последовали его примеру) и вошел в залу. Нубийцы и женщины были ослеплены сверканием клинков.

Один из нубийцев поднялся и бросился на халифа и его спутников, но Чауч одним ударом отделил его голову от тела. Халиф вскричал: «Благослови тебя Господь! Твоя мать родила не слабого сына — и рука твоя не ослабла. Ты повергаешь своих врагов — и рай будет твоим пристанищем и местом отдыха!»

Другой нубиец встал и, ринувшись на Чауча, переломил пополам его саблю. Это было хорошее оружие, и Чауч, увидев, что оно сломано, преисполнился гнева. Он сжал нубийца руками, поднял его и треснул о стену, переломав ему кости. И халиф вновь вскричал: «Господь велик! Он укрепил твои руки. О, что за Чауч! Аллах удостоил тебя благодати!»

Увидев все это, нубийцы присмирели и стихли. И халиф, как владыка их жизней, произнес: «Кто хоть раз поднимет руку, тот должен проститься с головой!»

И он приказал, чтобы пяти оставшимся в живых нубийцам связали руки за спинами, что и было исполнено.

Тогда он обратился к красавице: «Чья ты жена и кто этот нубиец?» — и он указал на Дорраму.

Она поведала ему то, что он уже слышал от Омара. И поблагодарив ее за правдивый ответ, халиф сказал: «Да благословит тебя за это Господь, — и, помолчав, вновь обратился к ней. — Как долго женщина может спокойно прожить без соития?»

Бедер эль Бедур была смущена, но халиф приказал: «Говори, не конфузясь».

И она отвечала: «Здоровая дама высокой породы и крепкой натуры может продержаться шесть месяцев. Но слабая женщина невысоких качеств и низкого происхождения, не владеющая собою, однажды лишь дотронувшись до мужчины, только и мечтает, чтобы его живот возлег на ее, а его член погрузился бы в ее фердж».

Тогда, указав на одну из женщин, халиф спросил: «Кто она?»

«Это — жена кади^[8]».

«А это?»

«Жена второго визиря».

«А эта?»

«Жена главы муфтиев^[9]».

«А эта?»

«Жена главы сокровищницы».

«А те две, что в другой комнате?»

«Они получили укрытие в этом доме, — отвечала Бедер эль Бедур. — А одну из них привела сюда вчера старуха. Нубийцы с нею пока не забавлялись».

Омар проговорил в волнении: «Это — та, о которой я рассказывал, о владыка».

«А вторая из них? Чья она?» — спросил халиф.

«Она — жена амина^[10] плотников», — отвечала женщина.

Тогда халиф спросил: «А эти девушки, кто они?»

«Одна — дочь чиновника сокровищницы, — отвечала Бедер эль Бедур. — Вторая — дочь держателя цветов^[11]. Третья — дочь мухтасиба^[12]. Эта — дочь буаба^[13]. Следующая — дочь амина муэдзинов^[14]», — и по просьбе халифа красавица показала ему всех этих девиц. Он спросил о причине, собравшей здесь столь многих девиц и женщин.

«Причина кроется в чреслах нубийцев,— отвечала Бедер эль Бедур. — У нубийца нет иных страстей, кроме вина и соития, о владыка. Он готов заниматься любовью день и ночь. Его член отдыхает, лишь когда засыпает его хозяин».

«На чем же держатся эти нубийцы?» — спросил халиф.

«На желтках яиц, сваренных вкрутую, растопленных в меде и намазанных на белый хлеб. А пьют они только мускатное вино», — ответила красавица.

Халиф спросил: «Кто же собрал сюда всех этих женщин, принадлежащих к знати страны?»

И она отвечала: «О владыка, Дорраме служит старуха, которая обегает все дома города. Она выбирает и приводит к нему женщин выдающейся красоты и совершенства. Но служит она ему только за хорошее вознаграждение серебром, одеждой, дорогими камнями, рубинами и другими ценными вещами».

«Но где же этот нубиец берет такие драгоценности?» — спросил халиф и, видя, что красавица умолкла, ободряюще кивнул ей: мол, объясни мне, пожалуйста.

Тогда краем глаза она показала ему, что все это он может разузнать у жены визиря.

Халиф понял ее и продолжал: «О Бедер эль Бедур, я верю и доверяю тебе. Твое показание имеет в моих глазах силу свидетельства двух аделей^[15]. Говори, не опасаясь, что это может повредить тебе».

Она ответила ему: «Чтобы все прояснить, скажу тебе, что от меня ведь в этом доме никто ничего так и не добился, несмотря на то, что положение, когда нубиец не удовлетворяет своего желания, не могло длиться бесконечно».

«Так ли это?» — спросил халиф.

«Это так!» — подтвердила она, поняв, чтó именно хотел знать халиф — и халиф уловил это понимание в ее словах.

«А теперь поведай мне, — приказал он, — уважает ли нубиец мою честь?»

«Он уважает твою честь настолько, насколько хорошо охраняемы твои жены, — отвечала она. — Он не распространяет свои преступные действия так уж далеко. Но если Господь продлит его дни, нет сомнения в том, что он постарается вспахать ту землю, которую положено охранять».

Халиф спросил, кто же такие остальные нубийцы, находящиеся тут.

«Они — его компаньоны. После того, как он полностью пресыщался женщинами, попавшими в его сети, он передавал их своим компаньонам, как ты и сам мог видеть. На что все эти существа вообще нужны, как не для того, чтобы властвовать над женщинами!»

Тогда халиф спросил: «О Бедер эль Бедур, но почему ни твой муж, ни ты сама не пожаловались мне и не попросили моей помощи против тлетворного влияния этих людей?»

«О халиф Времени, о возлюбленный султан, о владыка бесчисленных войск и вассалов! — отвечала она. — Что касается моего мужа, то я достаточно сообщала ему о своем жребии. Что же до меня самой, то я не могу сказать ничего иного, кроме того, что я только что пропела в своих стихах. С первой строки до последней все это — мой совет для всех и для каждого из мужчин».

«О Бедер эль Бедур! Ты нравишься мне, — промолвил халиф. — Я еще раз хочу задать тебе вопрос именем Пророка — да пребудет с ним благословение и милость Аллаха! Скажи мне всю правду, не бойся ничего — я дам тебе полный аман^[16]. Я полагаю, что никто из находящихся тут женщин не избежал насилия этого ненасытного нубийца и не сохранил свою честь. Так ответь мне: разве он не насладился тобою?»

И она отвечала: «О халиф всех времен, я отвечаю во имя твоего великолепного величия и твоей власти. Посмотри же! Того, о ком ты спрашиваешь, я не могла рассматривать как законного супруга. Как же я могла тогда согласиться одарить его благосклонностью незаконной, запретной любви?»

«Это звучит искренне, — произнес халиф, — но стихи, услышанные нами, поселили сомнения в моей душе».

«У меня были три причины прибегнуть к этому языку, — отвечала она. — Во-первых, в эти минуты я была перевозбуждена, как молодая кобыла. Во-вторых, Эблис^[17] искушал мою плоть. И наконец, я хотела успокоить нубийца, умиротворить его, чтобы он предоставил мне некую отсрочку и отпустил меня с миром, дабы сам Господь взял меня к себе от него».

«Ты говоришь серьезно?» — спросил халиф.

Она молчала.

Тогда халиф вскричал: «О Бедер эль Бедур, ты — единственная, кто может быть пощажен!»

Она поняла, что только ее халиф избавит от наказания смертью. Он кивнул ей, как бы подтверждая ее мысль, предупредил ее, чтобы она хранила все в секрете и сказал, что собирается уходить.

Он отошел к своим спутникам — и тогда все женщины и девушки окружили Бедер эль Бедур, умоляя ее заступиться за них, коль скоро она имеет власть над халифом. И они орошали ее руки слезами и падали в горе ниц перед ней.

Тогда Бедер эль Бедур позвала халифа, а когда он подошел к ней, сказала ему: «О наш владыка! Могу ли я просить тебя еще об одной благосклонности?»

«Какой? — спросил халиф. — Сейчас я пошлю за красивым мулом для тебя. Сядешь на него — и поедешь с нами. А что до этих женщин, то всех их ждет смерть».

И она сказала ему: «О наш владыка! Я прошу и заклинаю тебя об одной лишь милости, но прошу тебя исполнить ее».

Халиф тут же поклялся исполнить любую ее просьбу — тогда она сказала: «Я прошу, как дара, прощения для всех этих женщин и этих девушек. Поверь: их смерть заставит содрогнуться весь город. Как мне тогда жить?»

Но халиф сказал: «Прощать — право одного лишь Аллаха». И он приказал обезглавить всех нубийцев, кроме Доррамы — чрезвычайно крепкого, с бычьей шеей. А ему он приказал отрезать уши, нос и губы, а затем — и его мощный член, который велел засунуть ему в рот, а потом повесить его.

Затем халиф повелел запереть все семь дверей дома — и вернулся в свой дворец.

На восходе солнца он послал мула для Бедер эль Бедур, приказав доставить ее к себе. И он обладал ею — и нашел ее наипрекраснейшей из всех прекрасных.

Затем он распорядился, чтобы Омару бен Исаду вернули его жену, а самого его сделал своим личным секретарем. После этого приказал визирю отречься от своей жены, а Чаучу с начальником караула сделал богатые подарки, использовав для этого драгоценности, изъятые у нубийца. Сына визиря своего отца он заточил в тюрьму. А потом приказал привести к себе старую сводню, повелев ей сообщить ему мельчайшие подробности о поведении нубийцев. Он спросил ее также: «Скажи, доброе ли это дело — приводить женщин к мужчинам подобным образом?»

«Это — работа почти всех пожилых женщин», — сказала она.

Тогда он назначил ей наказание, поступив так же со всеми старухами этого ремесла, что выкорчевало в его стране древо сводничества, безжалостно им сожженное.

Он приказал также отослать виновных женщин и девушек в их семьи, предписав им покаяться во имя Господа.

Этот рассказ поветствует лишь о части хитростей и уловок, используемых женщинами против своих мужей.

Мораль истории в том, что мужчина, влюбляющийся в женщину, подвергает себя крайней опасности, ввергая себя в океан величайших испытаний.