На главную

XXIX. Взятие Нотэборга

В последних числах сентября настало время осады, предшествовавшей октябрьскому штурму Нотэборга.

Любопытно, что уже 13 октября 1702 г. из Нарвы было получено сообщение о начале осады, опубликованное 2 января 1703 г. в петровских 'Ведомостях':

'Сентября в 26 день, московские войска 10 000 человек на сей стороне реки Невы при Нотенбурхе между реками, на ингерманландские рубежи пришли, и стали там, и учали шанцы делать за пятьсот шагов от крепости на сей стороне реки. Войско наше ¹ с генералом Крониортом стоит на той стороне реки между Нотенбурхом, и не всю имеет пехоту, и конницу, и пушечный снаряд и возбраняет русским конным переправу на Неве реке, которые наудачу туда пройдут ли. Намерены крепости той Нотенбурху пушками досаждать, но что вся из камени построена и войска в ней добрые в осаде суть, и вновь четыреста человек в ту введено, и тако ныне нечего опасаться' 321).

Через двадцать лет осаду и взятие Нотэборга запечатлеет 'Гистория Свейской войны' - труд кабинет-секретаря Алексея Макарова. При издании в 1770 году князь Михаил Щербатов дал этой хронике другое название: 'Журнал или Поденная записка...'

'Гисторию' правил и дополнял сам царь (слова Макарова в текстах, написанных или правленных Петром, оговариваются особо и берутся в фигурные скобки).

Итак, вот отрывки из текста 'Журнала', разбитого по отдельным дням:

'{В 27 день поутру около 7 часов пришло все войско наше под Нотенбург (или Орешек)} и стало в лагерь на мысу от города ниже по реке Неве верстах в двух и уставило обоз свой.

{Того же дня в городе на башне после обеда, когда уже подлинно узнали об осаде, поставили Королевское знамя ² в знак осады своей, и желая помощи от своих.

В 28 день по вышеписанному знаку пришли 3 шкуты из Корелы к городу с запасом и с людьми, а с нашей стороны продолжали апроши делать ³.

В 29 день и в 30 день две батареи да два кетеля на пушки и мортиры сделаны ⁴. При работе этой убит только 1 рядовой солдат. Того же числа с 50 судов с Ладожского озера с полмили сухим путем чрез лес волочены в Неву реку, и той же ночью 12 мортир да 31 пушка на батареи и кетели поставлены.

В 1 день Октября около 4 часов поутру 1000 человек Преображенского и Семеновского полков в суда посажены и на другую сторону Невы посланы, где неприятельский шанц был, дабы оный взять} и приход неприятеля занять, {которое учинилось без потеряния единого человека}, понеже неприятели, дав один залп из шанца, тотчас побежали.

{Того же дня на той стороне под Нотенбургом} пост заняли с траншементом, и 3 полка там определены.

Того же дня {послано письмо от нашего Фельдмаршала к Коменданту тоя крепости с трубачом, хочет ли он ту крепость на способный договор сдать, потому что у него со всех сторон путь сикурсу [помощи] отнят ⁵.

На сие письмо последовало изустное учтивое соответствование к Фельдмаршалу от Коменданта, в том состоящее, что он благодарит за милостивое объявление сей жестокой осады, почему желает 4 дня срока, дабы ему в Нарву к вышнему своему командиру Генералу Горну послать о сем с ведомостью, и уведать о том его намерение} на что ему ответствовано пушечною стрельбою и бомбами со всех наших батарей и кетелей залпом; которые около 4 часов после полудня начаты и продолжены вплоть до приступа' 322).

В бомбардирском 'Юрнале' об этом сказано кратко:

'Октября в 1 день. Учали по городу бить и бомбы бросать' 323).

Октябрьские события продолжает фиксировать 'Журнал':

'{Во 2 день Октября около 10 часов поутру неприятельская партия, состоящая из 400 человек пехоты да из драгунской роты с четырьмя полевыми пушками, явилась на той стороне Невы реки у пильной мельницы, недалеко от взятого шанца, у которого стоял наш караул в 100 человек, на которых неприятели жестоко напали}.

Услышав эту стрельбу, наши тотчас добрую партию послали, которые (хотя тогда еще не гораздо искусны были в воинском деле) неприятеля ретироваться принудили и  за ним следовали, который хотя и с добрым порядком ретираду имел, однако ж 3 пушки нашим покинуть принужден, також одного капрала и 7 рядовых в полон взяли.

{С нашей стороны 10 человек убито и несколько ранено. С неприятельской стороны убито 64 человека (как о том по взятьи [крепости] от самого командира той партии уведались).

Сею партиею с неприятельской стороны командировал Майор Лион; с нашей же стороны командовал Кенигсек, Полковник и Посланник Польский (который с  вышепомянутым Майором пред тем был вместе во французской} в одной {службе)}...' 324)

Смысл небольшой поправки-вставки Петра в последней фразе 'Журнала' в том, что и швед, фамилия которого была Лейон, и саксонец Кенигсек находились некогда 'в одной' и той же службе, а ныне стали врагами (любопытно, что историк Николай Герасимович Устрялов, публикуя эту запись Петра, напечатал вместо 'в одной' - 'водной', то есть получилось, что Лейон и Кенигсек были раньше моряками).

Карта-схема осады и штурма Нотэборга 27 сентября - 12 октября 1702 г.
из Приложения 'Карты, планы и снимки к четвертому тому 'Истории царствования Петра Великого' Николая Устрялова'.

На ней обозначены:

А. Лагерь, занятый русскими войсками 27 сентября. В армии, руководимой генерал-фельдмаршалом Борисом Петровичем Шереметевым, в лагере расположились следующие полки -
Преображенский под командой генерал-майора Ивана Чамберса;
Семеновский под командой подполковника Михаила Голицына;
регименты Ивана и Павла Бернерова, Петра фон Буковена, Дениса Девгерина, князя Аникиты Репнина и Алексея Романовского;
а также артиллерия Якова Брюса.
B. Просека, по которой 30 сентября протащили из Ладожского озера в Неву 50 судов.
C. Отряд в 1000 человек, переправившийся 1 октября за Неву, разбивший шведский пост D и овладевший редутом E.
F. Лагерь трех русских полков - Романа Брюса, Александра Гордона и Ефима Гулица, занятый 1 октября на Невском правобережье.
G. Русские траншеи, сооруженные под командой генерал-инженера Жозефа Гаспара Ламбера де Герэна.
H. Мортирная батарея под  командой бомбардирского капитана Петра Михайлова (Петра I).
I. Мортирная батарея полковника Иоганна Гошке.
K. Две пушечные батареи майора Ивана Гинтера.
L. Апроши и две батареи, построенные 3 октября на правом берегу Невы.
M. Пост, занятый 4 октября на острове Киркосари тремя сотнями солдат под командой Петра I.
N. Лодки охотников под командой Михаила Голицына, плывшие на приступ.
O. Свежая штурмовая партия Александра Меншикова, приплывшая на помощь охотникам Голицына после отражения шведами их атаки.

Здесь еще один дополнительный комментарий.

Фридерик Эрнст фон Кенигсек был чрезвычайным посланником в России от персоны Августа II Сильного - не только, напомню, короля Польши, но и курфюрста Саксонии, - и притом не только полковником, но и королевским генерал-адъютантом.

Кенигсек драматично погибнет в будущем, 1703 г., утонув 11 апреля в Неве близ того самого места, где в октябре 1702-го сражался против своего бывшего сослуживца по армии Людовика XIV.

Что до шведского майора Лейона, то и его имя не раз встречается позже в хронике ближайших лет Северной войны.

К примеру, 7 июля 1703 г. Лейон вновь противостоял со своим отрядом лично царю Петру в день сражения россиян с войсками командующего шведской Ингерманландской армией генерал-майора от инфантерии барона Абраама Кронъйорта на реке Сестре неподалеку от нынешнего Белоострова, то есть в непосредственной близости от молодого Петербурга. Лейон в этом сражении потерял руку.

А из 1702 г. до нас дошел любопытный документ, в котором рассказано, как отряд Лейона прибыл к Нотэборгу и как оказался в крепости.

Эта листовка Королевской печатни, оттиснутая в Стокгольме 'у вдовы покойного Ванкийва', называлась 'Донесение о главнейшем, что произошло во время осады Нотэборга русскими до 12 октября 1702, когда крепость была сдана по капитуляции'.

Историк Игорь Шаскольский полагал, что документ этот основан на рассказе самого майора. Так и будем его читать...

'После того, как Нотэборг был уже осажден врагами с 28 сентября до 5 октября, по просьбе полковника-лейтенанта и коменданта Шлиппенбаха господином генерал-майором Кронъйортом был дан приказ майору Лейону отправиться туда с 50 гренадерами на помощь и поддержку осажденным, что он тотчас и попытался осуществить' 325).

Заметим, что Макаров и Лейон называют разные даты и цифры: Макаров говорит о  прибытии партии в 400 человек, да еще и с ротой драгун, 2 октября, а Лейон - об отряде в 50 гренадер, явившемся 5 октября.

Здесь, правда, надо учесть, что шведский календарь расходился в ту пору с русским на день, но разница все равно составит два дня.

Что до шведского отряда, то, если поверить данным Макарова и соотнести их с показаниями Лейона, выйдет, что... все его бойцы (да еще и с лихвою!) были уничтожены, ибо Макаров пишет о шестидесяти четырех убитых. Лейон же вообще о начальных потерях, как мы увидим, молчит.

Кто тут прав? Макаров? Лейон? Логично предположить, что речь тут, видимо, идет все-таки о двух разных партиях, отправленных на помощь осажденным: одной - в 400 человек, а другой - в 50, но под единой командой Лейона. Тем не менее и несмотря на неясность, сопоставление рассказов Макарова с Петром и Лейона интересно само по себе. Так что давайте просто читать эти свидетельства и сравнивать их меж собою.

Рассказ продолжает майор Лейон:

'...Поскольку все позиции были захвачены и заняты врагом, пришлось ему, Лейону, с командой переправляться через Ладожское озеро в небольших судах между вражескими позициями к крепости, куда он, однако, не смог попасть, поскольку ворота там были закрыты, но должен был позволить поднимать себя и своих людей в башню на канате.
Придя внутрь крепости, он узнал, что в гарнизоне лишь 225 [человек] здоровы, и остальные больны или ранены бомбами; в крепости тогда уже башни были совсем разбиты, и через толстые стены и узкие амбразуры невозможно было пользоваться некоторыми орудиями, потому что стены были разрушены из-за постоянной канонады' 326).

Читаем Макарова (с поправками Петра):

'...{В 3 день ничего знатного не учинено, кроме того, что барабанщик из крепости - с письмом от Комендантши и от имени всех офицерских жен, в той крепости обретающихся, - был прислан к Фельдмаршалу, моля его о позволении, дабы они могли быть выпущены из крепости из-за великого беспокойства от огня и дыма и бедственного состояния, в котором они обретаются.
И на то им учинен ответ от Капитана} бомбардирской компании Преображенского полка {(Капитаном бомбардирским был сам Его Величество}. - Прим. Макарова), который был тогда на батареях и не хотел терять зря время, напрасно посылая в обоз к Фельдмаршалу для ответа на сие прошение, ответствовал им письменно следующим образом, что он с тем к Фельдмаршалу не едет, ибо подлинно ведает, что Фельдмаршал не изволит опечалить их тем разлучением; а если хотят выехать, то изволили б и любезных супружников своих вывесть купно с собою. И с тем того барабанщика потчевав, отпустил в город.
Но сей комплимент знатно осадным людям ⁶ показался досаден, потому что по возвращении барабанщика тотчас великою стрельбою во весь день по той батарее из пушек докучали паче иных дней, однако ж урона в людях не учинили.
В 4 день Октября взята неприятельская конная партия; а в тот же вечер около 8 часов вышеименованным Капитаном бомбардирским на острове, который [находился] меж крепостью и нашими апрошами ⁷, пост занят {и по учиненном занятии 300 человеками осажен} в силу близости к городу.
{В 5 день некоторые охотники под командою Полковника Гордона ⁸ хотели было взять неприятельские шкуты и суда, стоящие под крепостью; но понеже сии суда [были] на берег взволочены и цепьми прикреплены, того ради не могли они сего своего намерения исполнить за великим огнем из крепости, но принуждены довольствоваться добычею, которую они в тех судах получили, а именно: ветчиной, маслом, крупой и сухарями, и те суда разрубили и при том 15 человек наших побито...}
В 6 день был великий пожар в крепости, который учинился от нашего каркаса ⁹.
В 7 день велено собирать охотников к приступу, коих большое число записалось.
{В 9 день розданы лестницы} для приступа, понеже хотя бреши в 2 башнях и куртине учинены, однако ж из-за великой высоты стен зело крут всход был, а более стрелять было невозможно, понеже у пушек запалы зело разгорелись, {и всякому офицеру назначено место к приступу и отданы принадлежащие суда}.
Того же дня сделан и летучий мост через Неву.
{В 11 день Октября в воскресенье рано около 2 часов учинился великий пожар в крепости...}' 327)

Лейон уточняет причину и ход этого пожара:

'12 октября в 1 час ночи вметнули в крепость огненный шар, посредством которого куча разрушенных домов была охвачена пожаром, который с величайшим трудом смогли погасить, после того как огонь уже достиг пороховой башни' 328).

О дальнейшем 'Юрнал' бомбардиров пишет с присущим ему лаконизмом:

'Против 11 числа пошли на приступ' 329).

Макаров (дополняемый Петром I) более пространен:

'{И потом наши охотники к приступу, которые со своими судами с полмили на озере стояли, указ получили к нападению чрез три выстрела из 5 мортиров залпом, и около половины четвертого часа утра учинили начало приступа со всех сторон к крепости, который приступ} тем охотникам не гораздо удался; того ради посланы Подполковник Семеновского полка Князь Голицын, а потом Преображенского полка Майор Карпов (который вскоре жестоко картечем ранен сквозь ребра и руку) с командированными...' 330)

Еще один пассаж из рассказа Лейона:

'Вскоре враги начали штурмовать все 3 бреши, которые были заняты нашими; в  Церковной башне был майор Лейон с 95 и в Погребной башне - майор Шарпентье с 75 человеками, остальные люди были назначены по другим местам, где враги уже стали приставлять штурмовые лестницы и заняли амбразуры, так что только 4 человека было в резерве.
Первая атака была с 1 часа до 6 часов утра, и враги на тот раз были мужественно отбиты непрерывным киданием гранат; но тем не менее тотчас после этого продолжили со свежими и более многочисленными силами другую атаку равным образом на все 3 бреши до 10 часов дня, которая тогда же и таким же образом, как первая, была отражена. Третья атака совершена врагами с другими свежими и еще более многочисленными силами с наибольшим трудом отбита, так как под рукой больше не было гранат и вместо них пришлось пользоваться камнями' 331).

Ожесточение достигает высот и в рассказе Макарова (он повествует тут один, без царя):

'И так сей приступ продолжен был в непрестанном огне 13 часов, а именно от получетвертого часа утра до полупятого часа после полудня, однако ж на брешь ради крутости и малого места земли около города и сильного сопротивления неприятельского за краткостью наших приступных лестниц (которых в иных местах более полутора саженей нехватало) взойти и овладеть не могли' 332).

Сходного драматизма полон рассказ Лейона:

'И поскольку враги не позволили себе этим удовлетвориться, но осаждали крепость со всей наличной силой, которая перевозилась на ладьях, и теперь уже не было [у шведов] под рукой многих гранат, кремней, а ружья также из-за продолжительной стрельбы разрывались, вместе с тем все пули были израсходованы, так что во время происходившей атаки вынуждены были довольствоваться такими, которые быстро можно было обтесать, и гарнизон был совсем ослаблен: из 95 человек на посту майора Лейона осталось лишь 25, остальные были мертвы, ранены и от загоревшихся мешков с  порохом бежали из башни, а позднее также встретились с самим майором и его офицерами; одежда на них сгорела до тела, и их выволокли из дверей башни' 333).

Бой еще не завершен - и Макаров (его текст - в фигурных скобках) с царем не ослабляют напора повествования:

'...{А неприятели с одной стороны строение, которым было наши защитились, каркасами зажгли, и непрестанно дробью по нашим из пушек стреляли}, також, бомбы непрестанно зажигая, со стен катали, отчего великий и несносный вред нам учинился, в  силу чего был послан указ об отступлении, но оный посланец не смог из-за тесноты пройти к  командиру; а командующий Подполковник Князь Голицын суда велел порозжие отпустить, понеже некоторые люди стали от той неприятельской стрельбы бежать' 334).

Молва гласит, что посланец Петра добрался-таки до князя Михаила Михайловича - и Голицын велел передать царю слова, ставшие крылатыми и обессмертившие высокую отвагу князя:

'Скажи Государю, - ответствовал посланному неустрашимый полководец, - что я  теперь принадлежу одному Богу' 335).

Вот тогда-то Голицын и распорядился оттолкнуть лодки от берега, чтобы ни для кого не было искуса бежать с поля боя.

Петр продолжает свою реплику-вставку:

'И когда сие замешкалось, тогда от бомбардир поручик Меншиков суда сбирать начал, и еще несколько человек к берегу привел для переезда на помощь нашим' 336).

Лейон переходит к завершающей части своего рассказа о штурме Нотэборга:

'Тогда все офицеры сделали представление коменданту о невозможности далее обороняться от столь крупной силы, которая снова была готова напасть; комендант затем узнал и мнение об этом майора Лейона; но поскольку указанный майор счел сомнительным передавать врагам путем капитуляции столь значительную крепость, ему казалось лучше предоставить ей со всем, что находится внутри, взлететь на воздух; другие офицеры остались при своем мнении, полагая, что крепость при всем том не может вследствие сказанного быть сохранена за Его Королевским Величеством, но будет благоразумнее вступить в приемлемое соглашение об аккорде ¹⁰, чем подобное безрассудство. Были все за то, чтоб первое мнение было одобрено и принято (хотя майор Лейон остался твердо стоящим за свое решение), ввиду того, что невозможность далее защищаться была столь велика и очевидна, вместе с тем, что так много людей должны были там брать штурмом крепость, которой без сомнения оставалось жалким образом пасть, не говоря уж о том, что гарнизон был так слаб, что из 50 гренадеров, приведенных майором Лейоном, оставались здоровыми лишь 4, а остальные были убиты или ранены; поэтому стали бить шамад ¹¹ и было заключено соглашение' 337).

Адриан Схонебек.
План и вид осады Шлиссельбурга в 1702 г.
Питерский историк Евгений Анисимов обратил внимание на то, что на этой гравюре, у выхода Невы из Ладожского озера, в северной протоке между побережьем Карельского  перешейка и островом Орешек, стоят два корабля, более крупные по сравнению с остальными судами. В них Анисимов видит приведенные из Архангельска фрегаты 'Святой Дух' и ' Курьер'.

Повествование о капитуляции крепости завершает 'Журнал':

'Тогда неприятель, видя такое десператное [отчаянно смелое] действо наших, также в 13 часов столь утомлен, [что] ударил шамад, по которому шамаду послан Секретарь Шафиров ¹² да Поручик Жерлов в город; а из города Комендант выслал Поручика с аккордными пунктами, и по учиненной пересылке оные пункты того ж вечера от Фельдмаршала подписаны ¹³, и тою же ночью наши во все три бреша для занятия поста впущены' 338).

Вновь - неповторимый в краткости 'Юрнал':

'В 12 день. Город сдали' 339).

По договору о сдаче крепости шведы оставили пока на ее стенах свой караул, в силу чего в тот же день, 12 октября, произошел инцидент, причину которого царь Петр так изложил в макаровском 'Журнале':

'Во 12 день поутру получена ведомость, будто Генерал Крониорт идет на сикурс: с тем на брешь приехал бомбардирский Капитан Преображенского полка и о том сказал Генерал Майору Чамберсу, который тогда на бреше команду имел ¹⁴, чтобы немедленно караулы сменить по городу, а наипаче у погреба порохового; о чем оный Генерал Майор Коменданту сказал, который не хотел своих свесть, однако наши, опасаясь вышереченных ведомостей, силою то учинили, и, пошед по стенам от бреша Генерал Майор направо, а вышереченный Капитан налево, караулы свои поставили' 340).

- 13 октября торжествующий Петр I известил о падении крепости 'князя-кесаря' Федора Юрьевича Ромодановского, главу Монастырского приказа Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, своего 'военного министра' Тихона Никитича Стрешнева, адмиралтейца Федора Матвеевича Апраксина, думных дьяков Андрея Андреевича Виниуса и Автамона Ивановича Иванова, князя Михаила Алегуковича Черкасского и купца-англичанина Эндрью Стейлса (по-русски - Андрея Стельса).

Последнему Петр, в частности, так писал в своем неподражаемом стиле:

'Я чаю, что хотя и часто, но ненадокучил вам о таких вестях писать, понеже Господь Бог сей год милостивым порядком совершил, ибо по 2-х знатных полевых викториях ¹⁵ (и протчих находках) ныне, на конец оного, сею изрядною и неприступною крепостию одарити изволил, которая по жестоком и чрезвычайном кровавом приступе на аккорт здалась... Правда, хотя и зело жесток сей орех был, однако ж, слава Богу, разгрызли, но не без тягости, ибо многие наши меденые зубы от того испортились.
Piter' 341).

Из писем, направленных Петру с поздравлениями по поводу взятия Орешка, стоит упомянуть одно - прусского посланника Георга Иоганна фон Кейзерлинга, темное и смутное по стилю, но ясное по смыслу:

'Истинно, сей, чрез Вашего Царского Величества славное оружие полученный прибыток вы также взятием сей крепости себе гавен [гавань] на Балтийском море открываете... Ваше Царское Величество ныне, Божиим благословением, купно государем Балтийского моря сочинитися можете' 342).

Еще раз обратимся к тексту макаровского 'Журнала', повествующего о событиях 14 октября:

'Того же дня Генерал Фельдмаршал с Генералитетом пошли в город и по воздании Богу благодарения, при троекратной пушечной и из мелкого ружья стрельбе, [была] тогда сия крепость переименована в Шлюсенбург, и по сему имени потом с помощью Божиею действительно сталось: ибо сим ключем ¹⁶ отворились ворота в неприятельскую землю.
Также объявлены тогда чины за труды, показанные во время осады сей крепости, от бомбардир Порутчику Меншикову Губернатором Шлюсенбургским, Подполковнику от Гвардии Голицыну Полковником от гвардии Семеновского полка, Майору от гвардии Карпову Подполковником от гвардии ж Преображенской, и пожалованы деревнями, також и прочие офицеры и рядовые, каждый по достоинству своих трудов, были награждены деревнями и золотыми монетами; недостойные ж, особливо те, которые с приступа побежали, несколько десятков рядовых ошельмованы, а именно гонены сквозь строй, и лица их заплевав, казнены смертью' 343).

Особое слово произносит Макаров в этом своем рассказе и о побежденных шведах:

'В 14 день гарнизон по договору с распущенными знаменами, барабанным боем и  с пулями во рту, с четырьмя железными пушками сквозь учиненный брешь вышел, и на данных судах отпущен со всеми своими вещьми к Шанцам' 344).

Это сообщение подтверждает и майор Лейон:

'Таким образом, гарнизон из 83 здоровых солдат и 156 раненых промаршировал через бреши с 4 пушками' 345).

Два замечания к сообщению Макарова и Лейона.

Во-первых, - о формулировке 'с пулями во рту'.

Некоторые историки пишут, что пули, которые покидавшие крепость шведы держали во рту, были для них неким унижением. Это не так. Пули во рту означали, что солдат готов к бою в любой миг, ибо во время атаки он и держал их за щекой, чтобы не тратить время на доставание из патронташа. Так что 'пули во рту' были как бы знаком доблести, которым победители-россияне воздавали должное защитникам крепости.

И во-вторых, - два слова о 'Шанцах', к которым отправились из Нотэборга его защитники, то есть о крепости Ниеншанц, стоявшей на другом конце Невы.

Небезынтересно то обстоятельство, что уже через два дня после капитуляции Нотэборга, то есть 16 октября, было получено сообщение 'Из Ниена во Ингерманландской земле', которое опубликовали в первом номере 'Ведомостей' за 1703 г.:

'Мы здесь живем в бедном постановлении, понеже Москва в здешней земле зело не добро поступает, и для того многие люди от страха отселе в Выбурх и в Финляндскую землю уходят, взяв лучшие пожитки с собою.

Крепость Орешек высокая, кругом глубокою водою объятая, в сорока верстах отселе, крепко от московских войск осажена, и уже больше четырех выстрелов [залпов] из пушек вдруг по двадцать выстрелов было, и уже больше 1500 бомб бросили, но по се время невеликой убыток учинили, а еще много трудиться иметь будут, покамест тою крепостью овладеют' 346).

Когда же до обитателей крепости Ниеншанц, защищавшей торговый город Ниенштадт, дошла весть о взятии Нотэборга, они пришли в полную панику, что зафиксировано в воспоминаниях ректора ниенштадтской школы, о которых историк Игорь Шаскольский писал в упомянутой выше статье следующее:

'О том же событии ¹⁷ сообщает и один недавно выявленный в Государственном архиве Финляндии источник - автобиографическое сочинение последнего ректора городской школы Ниеншанца Лютера Габриэля Хиннеля (Г.Хиннель [1677-1735] - сын одного из бургомистров Ниеншанца. - Прим. И. Шаскольского). В сочинении Хиннеля сообщается, что в 1702 г. Ниеншанц 'с церковью и школой был впоследствии, 20 октября, из страха перед врагом нашими собственными офицерами превращен в пепел' (Luther G. Hinnel. Ett fund i Lagiska samlinga // Genos. Helsinki, 1969, N 4. S. 89. - Прим. И. Шаскольского)' 347).

О том же имеются и еще два сообщения. В третьем, январском выпуске московских 'Ведомостей' за 1703 г. читаем такое известие:

'Из Риги пишут ноября в 18 день.
Замок Нотенбург 14 дней оборонялся и три приступа отбил, так что число осадных людей, которое в начале облежания [осады] 400 человек сочинило, до 66 здоровых людей убавилось ¹⁸, когда полковник Шлиппенбах комендант того места принужден был знак к сдаче подать, однако же он при том договоре постановил все, что людям честным и заслуженным по обыкновению воинскому обыкло позволять. А именно, дабы ему с осадными людьми, со всеми ружьями, с распущенными знаменами и с барабанным битьем сквозь три пролома выйти и водою к Нарве отвезеньем быть ¹⁹, и 4 железные пушки с собою увезть. Мы ведомость имеем, что царь московский некую часть своей артиллерии на озере Ладожском на корабли поставить велел, из чего мы рассуждаем, что он на Кексгольм, чьи крепостные строения только деревянные суть, нападение учинит.
Полковник Аполлов, губернатор [комендант] Нового Шанца, увидев, что сей город осажден быти имел, оной сжечь приказал, как и магазин, которой там собран был к  пропитанию войска на четыре месяца' 348).

О том же (то есть о сожжении города) сообщал в созданном в 1715 г. 'Журнале государя Петра I с 1695 по 1709' барон Генрих фон Гюйсен:

'Неприятель, после того, как отревожен был, что он, опасаяся осады, весь город без фортификации сущей против шанца выжег и больше двух дней в городе горело' 349).

Игорь Шаскольский в статье 'Борьба России за выход на Балтику в 1702-1703 гг.' подытоживал это событие:

'Речь идет, таким образом, о времени конца Ниеншанца, стоявшего на месте будущего Петербурга' 350).

Тут стоит, пожалуй, уточнить, что так закончилась жизнь не Ниеншанца, то есть не крепости, которая еще продолжала существовать и была взята лишь в мае следующего года, а бытие торгового города Ниенштадта: именно города, первое упоминание о котором относится ко времени, отстоявшему от 1702 г. на сто восемьдесят с лишним лет.

И вот теперь, в октябре 1702-го, город Ниенштадт, ради защиты которого, собственно, шведы и соорудили в 1611 г. новую крепость Ниеншанц, был сожжен. И произошло это то ли после того, как Петр I отдал 29 октября распоряжение направить отряд в разведывательный набег на Ниеншанц, то ли, вероятнее всего, после прибытия к городу и крепости остатков гарнизона взятого русскими солдатами Нотэборга...

О последующих празднествах и иных событиях упомянуто и в 'Юрнале' бомбардирской роты:

'В 18 день [октября]. Был благодарный молебен и фейерверк...

Ноября в 1 день. Было освящение церкви...

В 5 день. Наша рота из обозу отпущена...

В 14 день. Пришли в Новгород...

В 17 день. Отсель пошли...

Декабря в 4 день, то есть в пяток, пришли к Москве' 351).

Там, в Москве, и состоялся торжественный вход в столицу армии-победительницы, незабываемо впечатливший и жителей города, и иностранцев - свидетелей этого красочного события.

* * *

Взятие старинной русской крепости Орешек, переставшей быть Нотэборгом и ставшей Шлиссельбургом, было самой впечатляющей победой русской армии с начала Северной войны и сыграло значительную роль в судьбе Приневья, а потому празднование этой виктории в российской столице заслуживает и особого нашего внимания, и подробного рассказа.

Детали этого торжественного входа в Москву сохранились для нас, по крайней мере, в двух описаниях, которые мы и можем сегодня сравнить между собой.

Одно - изложенное в знакомой нам 'Гистории Свейской войны', или в 'Журнале' - составил, напомню, Алексей Макаров.

Другое принадлежит перу голландского путешественника, художника, этнографа и писателя Корнелия де Бруина.

В своей книге 'Путешествия в Московию' Корнелий де Бруин рассказывал следующее:

'Стали приготовлять все необходимое для въезда его величества...
Иностранные министры, наш резидент ²⁰, английский консул и несколько купцов отправились в Никольское на поклон к царю и возвратились оттуда рано утром на другой день. Это было 4-го числа ²¹ именно в тот день, когда назначен был въезд царя.
Для этого приготовлено было немецкое платье на восемьсот человек и построены из дерева двое триумфальных ворот на Мясницкой улице.
Первые ворота были внутри Красной стены, насупротив Греческого монастыря, близ типографии и дома фельдмаршала Шереметева; вторые - в Белой стене, подле приказа Адмиралтейства, в четырехстах шагах от первых' 352).

А вот что по этому поводу пишет Макаров, приводя о числе ворот и времени празднества более, видимо, точные данные:

'Его Величество прибыл в Москву Декабря в 6 день. И имел торжественный вход со взятыми в том году в Лифляндии и в Шлюсенбурге пленниками и с воинскими знаками...
...Сей торжественный вход был Тверскою улицею в Воскресенские ворота чрез Китай и Мясницкою улицею, для чего сделаны были трое Триумфальных ворот:
1. у Казанской церкви;
2. за Никольскими воротами на Лубянке;
3. на Мясницкой.
И во время входа Его Величества в тех воротах его приветствовали как первые духовные, так и прочих чинов люди и школьники' 353).

Де Бруин приводит некоторые красочные детали событий, предшествовавших началу торжеств:

'Улицы и предместье полны были народа, собравшегося поглядеть на торжество. Я проехал город и выехал из него, чтобы видеть весь торжественный въезд процессии с самого его начала.
Я прибыл в то время, когда шествие приостановилось на время, чтобы все привести в надлежащий порядок, причем распоряжался всем сам царь лично. Он был на ногах уже, а не на коне, и я приблизился к нему, чтобы приветствовать его, поздравить с благополучным возвращением. Поблагодарив, он обнял меня, поцеловал... Затем взял меня за руку и сказал:
'Пойдем, я хочу показать тебе несколько корабельных флагов'.
Затем прибавил:
'Ступай теперь туда далее и снимай все, что только пожелаешь' ²².
В то время, как я был занят этим, вдруг ко мне подходит какой-то русский господин в сопровождении нескольких прислужников и выхватывает у меня из рук бумагу, на которую я снимал. Он подозвал потом к себе одного немецкого офицера, чтобы объясниться со мною и узнать, что это я такое делаю. Когда же он узнал, что снимаю по приказанию его величества, то он тотчас возвратил мне начатый мной снимок, который я и окончил: без царского дозволения снимать что-либо было бы невозможно.
Шествие происходило следующим образом: впереди шел полк гвардии в восемьсот человек, под начальством полковника Риддера, родом немца.
Половина этого полка, шедшая впереди, одета была в красное, по-немецки, а другая половина - по-русски, потому что за недостатком времени не успели покончить им новые платья' 354).

Из описания же Макарова становится ясно, что полк этот не был гвардейским: это был просто пехотный регимент, ибо далее автор 'Гистории' особо оговаривает шествие двух гвардейских полков:

'Торжественный вход был следующим образом:
1. Шел полковник Ридер [Денис Риддер] с батальоном своего полка строем с распущенными знаменами и с барабанным и литаврным боем.
2. За ними следовали 150 человек пленных Шведов.
3. Потом шло несколько рот командированных полков, между которыми такоже шли Шведские пленные' 355).

Последний факт подтверждает и де Бруин:

'Между теми и другими шли пленные шведские солдаты и крестьяне, вперемешку, по три в ряд, в семи отрядах, от восьмидесяти до восьмидесяти четырех человек в каждом, составляя, таким образом, около пятисот восьмидесяти человек, окруженных тремя ротами солдат.
За этими вели двух прекрасных подручных лошадей, и шла рота гренадер, одетых в зеленые кафтаны с красными отворотами, на немецкий покрой, но вместо шляп - в шапках, обшитых медвежьим мехом. Это были первые гвардейские гренадеры.
Далее шли шестеро с бердышами, пять гобоистов, наигрывающих весело, и шесть офицеров.
Потом его величества Преображенский полк, числом в четыреста человек, одетых в новые немецкие кафтаны из зеленого сукна, с красными отворотами, и в шляпах, обшитых серебряным белым галуном.
Во главе полка шли Царь и господин Александр ²³, предшествуемые девятью немецкими флейтщиками и несколькими превосходными подручными лошадьми. Затем следовал отряд Семеновского полка, также гвардии его величества, одетый в голубые кафтаны с красными отворотами' 356).

Макаров, будучи, конечно, более осведомлен, нежели голландец, дает чуть иную картину шествия:

'4. За ними следовали два полка гвардии, Преображенский и Семеновский.
5. Потом несены 2 морские флага.
6. За флагами шла рота бомбардирская, при которой Его Величество, яко Капитан, присутствовал ²⁴.
7. За тою ротою везена взятая у неприятеля артиллерия, пушки и мортиры.
8. Потом следовал баталион мушкетеров, между которыми 100 человек Шведских пленных офицеров ведено.
9. После всего везена на 20 возах взятая неприятельская амуниция, ружья и прочее' 357).

В описании у де Бруина в конце - несколько отличные от макаровского и порядок шествия, и состав военных трофеев:

'Далее несли знамена, взятые у шведов. Впереди - два знамени в сопровождении большого третьего, которое несли четыре солдата и которое водружено было на Нотенбургской крепости. Потом пять корабельных флагов и двадцать пять знамен синих, зеленых, желтых и красных, каждое из коих несли два солдата. На большей части этих знамен изображено по два золотых льва с короною наверху.
За знаменами следовали сорок пушек, из которых каждую везли четыре или шесть лошадей, все одной масти; четыре большие мортиры и пятнадцать полевых чугунных орудий - больших и малых, потом еще мортира и четырнадцать тяжелых полевых чугунных орудий, чрезвычайно длинных: каждое везли от шести до восьми лошадей.
За всем этим везли деревянный ящик, наполненный поварской посудой; далее - десять саней с  ружьями, три барабана и еще сани с кузнечным прибором...
Далее шли пленные офицеры - сорок человек, каждый между двумя солдатами, и наконец, несколько саней с больными и ранеными пленными в сопровождении нескольких русских солдат, которые и замыкали шествие' 358).

Можно спросить: надо ли было сравнивать два эти сочинения, изыскивая разницу между ними?

Отвечу: можно было и не сравнивать.

Однако при этом мы лишились бы тех очаровательных деталей, подробностей, которые и составляют дух подлинности любого исторического описания. Соединяя эти подробности вместе, мы получаем картину и более объемную, и более красочную.

Дух Истины витает над такой картиной.

Лицезрение его делает и самих нас духовнее...

Так завершим описание одного из первых военных российских торжеств еще одной пространной цитатой из воспоминаний голландца де Бруина, поблагодарив его за то, что он составил их для нас и сохранил частицу нашей улетевшей истории:

'Был уже час пополудни, когда шествие это вступило в город.
Прошед в Тверские ворота, лежащие на север, оно приблизилось к первым Триумфальным воротам, и когда первый полк прошел через них, его величество приостановился на четверть часа, чтобы принять поздравления от духовенства и подкрепить себя закуской.
Так как улица была здесь широкая, то Триумфальные ворота состояли из трех арок - в середине большой и по бокам двух поменьше, которые и примыкали к стене.
Все ворота были увешаны коврами, так что плотничной работы совсем не было видно. На верху ворот устроена была вислая площадка, на которой стояли, по два в ряд, восемь молодых юношей, великолепно разодетых, сливавших свое пение с музыкой.
Ворота увешаны были гербами, из коих некоторые имели иносказательные изображения с приличными подписями.
Сверху стоял огромный орел и множество знамен.
Лицевые стороны домов, находящихся по соседству с Триумфальными воротами, также все увешаны были коврами и украшены изображениями, а на вислых крыльцах их [балконах] развевались флаги лент, стояли музыканты и гремела музыка на всевозможных инструментах, которым подтягивал и орган, что производило гармонию чрезвычайно приятную.
Улицы усыпаны были зелеными ветками и другою зеленью в том месте, где находились разные господа.
Княжна, сестра его величества, царица и княжны ее, три молоденькие дочери ²⁵ в сообществе множества русских и иностранных дам помещались поблизости, в доме Якова Васильевича Федорова, чтобы хорошо видеть это торжественное шествие.
Сделавши приветствие княжнам, царь продвинулся ко вторым Триумфальным воротам, точно так же, как и первые, разукрашенным.
Прошедши в этом месте город, он направился далее, через Мясницкие ворота, к Немецкой слободе.
Когда царь прибыл сюда, в слободу, к двору голландского резидента, последний поднес ему вина, но царь отказался и потребовал пива, стакан которого и имел честь поднести ему я. Он только отхлебнул пива и продолжал шествие в Преображенское.
Когда он вышел из слободы, стало уже темно; его величество сел на лошадь и поехал в сказанное Преображенское, чем и окончилось это торжество' 359).

О характере украшавших Москву в конце 1702 г. транспарантов можно судить по двум таким произведениям, которые появятся на московском Царицыном лугу к 1 января 1703 г.
На первом транспаранте под надписью 'Его за сие благодарение о сем прошение' изо-бражен двуликий Янус, обращенный своими лицами в прошлое и будущее; знак прошлого - осуществленное взятие Нотэборга, переименованного в Шлиссельбург-'Ключ-город',  символ которого божество и держит в правой руке; знак будущего - замок в левой руке, который будет овеществлен в названии Ниеншанца-Шлотбурга-'Замка-города' (ясно, что название для Ниеншанца было придумано задолго до его взятия).
На втором транспаранте - изображение идущего в море корабля: намек на овладение морским выходом в Балтику, которое и было осуществлено в 1703 г. со взятием Ниеншанца-Шлотбурга.Внизу - собственноручная подпись Петра I: 'Фейрверк по взятии Нетебурга в Москве в 1703 генваря в .1.'.

- На следующий день после торжественного въезда Петра в Москву, 5 декабря, получено было такое, с небольшими неточностями, известие:

'Из Гамбурга декабря в 5 день. Сие истинно есть, что полковник Шлипенбах, крепость Нотенбурх, от 1612 года и так 90 лет во владении свейском бывшую, москвичам октября в 13 день сдать принужден был, которая от 600 человек осадных и 24 пушкарей в нем обретавшихся только 30 человек здоровых содержала и не могла больше 10 или 12 тысячам человек противиться' 360).

- 11 декабря весть о сдаче Орешка и о мнимом взрыве крепости достигла Амстердама, где ее получили из Риги, куда она, в свою очередь, попала из Ниеншанца и Нарвы.

- 12 декабря в Москве появился офицер-иноземец, который станет в будущем первым комендантом Санктпетербургской крепости.

В выписке Посольского приказа о нем сказано:

'12 декабря 1702 года в Посольский приказ явился иноземец полковник Карл-Эвальд [Магнусович фон] Ренне, который прежде сего выехал к Москве с Польским посланником Кенигсеком. В допросе сказал: 'Породою Курляндчик, житель города Митавы; отец его служил Курляндскому князю в кавалерах, а он-де, Карл, выехал из Митавы 12 лет и служил в Свейской земле 10 лет в хорунжих при дворе королевском, а на службах нигде не бывал; потом служил в Голландии хорунжим 4 года, капитаном 5 лет; ходил на Французов под Намюр; после был в Саксонии над драгунами капитаном, ходил на шведов. Ныне в 1702 году договорился с Паткулем и кн[язем] Гр[игорием] Фед[оровичем] Долгоруким служить в коннице его ц.в. полковником''  361).

- К 13 декабря царь пришел к решению об отмене намечавшегося ранее зимнего похода на Лифляндию армии генерал-фельдмаршала Шереметева, о чем он и сообщил в этот день Борису Петровичу:

'Поход ваш генеральный по настоящему делу кажется быть не удобен, и лучше быть к весне готовым, чем ныне на малом утрудиться (как и сам ваша милость писал); однако ж добрыми партиями по своему рассмотрению чинить промысел извольте.
Когда не быть походу, нужда есть вашей милости быть сюда великая' 362).

Шереметев приказ об отмене 'генерального похода' встретил с восторгом, ответив царю через пять дней:

'А что изволил генеральный поход отставить, от Бога изволил совет принять: всесовершенно бы утрудили людей, а паче бы лошадей, и подводам была бы великая трудность. И озеро Чудское не встало по сие время, а миновать бы его нельзя.
И управя сие дело, при помощи Божией, сам побреду к тебе, государю, к Москве наскоро. Только день или два замешкаюсь в Новгороде для управления драгунских лошадей и забегу в Ладогу, где стоят Малинин полк ²⁶ и новые драгунские полки: посмотреть и, что смогу, управить...
Тако ж посмотрю, по ведомостям, и каково озеро Ладожское, крепко ли, и если крепко, если удобно будет послать, пошлю в Корелу с Татарами и казаками Бахметева, товарища Петра Матвеевича ²⁷, чтоб даром не стоять бездельно' 363).

Шереметев, правда, в Москву к новогоднему празднику не поспеет - лишь в начале будущего года узнает еще об одном новшестве, появившемся в это время по воле царя Петра в Москве.

Новшество это было крупнейшим событием в российской культурной и политической жизни и имело последствия, которые мы с вами ощущаем по сей день со все возрастающей силой.

Дело в том, что 15 декабря 1702 г. царь Петр подписал указ 'О печатании газет для извещения оными о заграничных и внутренних происшествиях'.

Указ этот предписывал:

'По ведомостям о воинских и о всяких делах, которые надлежат для объявления людям Московского и окрестных государств, печатать куранты, а для печати тех курантов ведомости, которые в приказах ныне какие есть и впредь будут, присылать из тех приказов в Монастырский приказ без задержки, а из Монастырского приказа те ведомости отсылать на Печатный двор.
И о том во все приказы из Монастырского приказа послать памяти' 364).

16 декабря указ этот был напечатан.

Однако указ - еще не сами 'Ведомости'. Ждали их первого выпуска.

И ждать пришлось недолго. Первый номер 'Ведомостей' вышел уже на следующий день - 17 декабря. Номер этот не сохранился, но мы знаем, что в нем писали:

'В нынешний 1702 год декабря в 17 день.

Великий Государь наш, Его Царское пресветлое Величество преславно победил шведа на разных местах, и многие города и мызы его опустошив, в полон офицеров взял и солдат премного'

- 19 декабря в Москве получили весть из Стокгольма:

'Русские войска еще непрестанно поступают воинским походом к лифляндской и ингерманландской землям, и места малые обладают, но к Кареле городку еще не приступали, приблизились к Ругодиву [Нарве], и опасаемся, что тот город еще сей зимой добывать будут' 365).

20 декабря - известие из Ревеля:

'Еще неприятель нас пощадил, а царь, оставя в осаде в Орешке ²⁸ 2 000 человек, пошел к Нову городу, и так тут оглашено, что Орешек разорен и покинут.
Крониорт стоит с войском своим в сорока верстах от Выбурха' 366).

А еще через шесть дней, 26 декабря, пришло новое для 'Ведомостей' сообщение из Стокгольма, основанное на предыдущем ревельском известии, но уточняющее и дополняющее его:

'Ведомо здесь, что Москва, как из Ревеля пишут, во взятую крепость Шлютенбурх сначала две тысячи человек ратных своих людей поставила со всякими припасами на оборону от осаждения, но после того его царское величество с его главным войском вновь назад к Нову городу пошел, а генерал Крониорт с шведским войском от Выборка к Кексгольму пошел на оборону той крепости' 367).

- 27 декабря вышел и второй номер 'Ведомостей'.

Он содержал 'Юрнал, или Поденную роспись, что в мимошедшую осаду под крепостию Нотебурх чинилось сентября с 26 в 1702 году'.

* * *

Подведем итог совершенного на исходе 1702 г.

Мы можем убежденно сказать, что российская периодическая печать создана была в конце 1702 г. - 17 декабря ²⁹, и поэтому празднование нами Дня печати в январе неточно и несправедливо. Было бы вполне логично исправить допущенную ошибку и не тиражировать далее в сознании общества неверно установленную дату этого праздника. Невежество никогда никого не украшало - ни законодателей, ни послушно внимающие им народы, не весьма осведомленные в хитросплетениях исторических фактов.

И хорошо, что рассказ об истории зарождения Санкт-Петербурга понудил нас сегодня вспомнить об этом...

* * *

Однако до заложения Петербурга было еще далеко.

Пока царя Петра занимали другие заботы. Пока он отдал приказ руководителю мастерской при Оружейной палате голландскому граверу Адриану Схонебеку ³⁰ и его помощникам о подготовке теперь уже не торжественного марша войск-победителей при Нотэборге, но всемосковского празднования возврата древнего русского Орешка под новым европейским именем - Шлиссельбург:

'Для триумфального торжества в честь взятия Свейского города Нотенбурга, который ныне проименован Шлисельбург, убрать башню Водовзводную по ярусам круглым и в окнах до самого верха украсить знаменами разных цветов, а в ночь вокруг той башни по ярусам и окнам между знамен поставить большие и малые слюдяные фонари, какие в скором времени можно сыскать генваря к первому числу 1703 года, а впредь сделать для таковых же триумфов пятьсот фонарей, станки деревянные и скрепить холстиной, и учинить на тех фонарях виды разных фигур' 368).

Хотя указ датирован 31 декабря 1702 г., доведен он был до исполнителей, несомненно, намного раньше, ибо к 1 января 1703 г. Адриан Схонебек и его помощники уже выполнили его.

Словно бы утверждая некую традицию, генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, как и год назад, завершил декабрь крупной акцией, о которой в 'Журнале' Макарова будет позже рассказано так:

'Декабря 31 дня 1702 года фельдмаршал Шереметев по ведомостям шпионов посылал изо Пскова к Нарве и ко Ивану городу с полковником князем [Василием Алексеевичем] Вадбольским сильную партию драгун в трех полках да в 1 000 козаков, которые незапно напали на неприятельскую конницу и пехоту, которая стояла в  Иванегородском посаде, где их числом было больше двух тысяч человек.
И оных разбили, и знамена и барабаны у них взяли, и гнали их до самой Нарвы, и близ Нарвской стены сожгли четыре шкуты, и взяли в полон одного Майорского сына, одного Мызника, да солдат и  рейтар человек с тридцать; также по мызам и деревням, которые прилегали к Нарве, немалое число людей побили и в полон побрали, и оные мызы и деревни, близ Нарвы лежащие, сожгли' 369).

Так блестяще завершили 1702 г. драгуны и казаки генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева.

Закончу на этом свою хронику 1702-го и я.

Впрочем, пришло время завершить и всю хронику допетровского Приневья: ведь в конце 1702 г. солдаты Петра вышли уже к истоку Невы.

Так что теперь начинается новая глава в истории Озерного края: та, в которой решающую роль стали вновь играть россияне (хотя борьба за возвращение Ингерманландии шла еще долго).

Однако прежде чем завершить 'Предысторию Санкт-Петербурга', нам стоит - после того, как мы ознакомимся со списком литературы по второму разделу книги - бросить взгляд на Неву, вниз по которой петровские солдаты двинутся уже в следующем, 1703-м...

 _______________
¹ 'Наше войско' тут - шведское: сообщение извлечено из шведского источника.
И еще одно: 'на той стороне реки', то есть на невском правобережье стояло не 'войско с генералом Крониортом', а маленький отряд, защищавший мелкие крепостные укрепления.
² Это знамя москвичи увидят в конце 1703 г. на празднестве в честь взятия Нотэборга.
³ 'Апроши' - это зигзагообразные окопы, сооружаемые для осады и предназначенные для укрытия осаждающих от пушечного и ружейного обстрела противника.
⁴ 'Кетели' - сооружения для осадных орудий.
⁵ 'Фельдмаршал' в цитируемом эпизоде - это генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, официально исполнявший тогда роль главнокомандующего русской армии.
'Трубача' звали Готфридом - и через полгода с небольшим мы опять встретимся с ним: уже при осаде Ниеншанца.
Шведский же 'Комендант' Нотэборга - это полковник-лейтенант (то есть подполковник) Густав Вильгельм фон Шлиппенбах.
⁶ 'Осадные' тут - не те, что осаждали крепость, а те, что были осаждаемы в Нотэборге.
⁷ Шведы называли этот остров Киркосари, то есть Церковный, а россияне - Монастырский или Монашеский; теперь это - Никольский остров.
⁸ Александра Гордона, одного из сыновей сподвижника Петра - английского генерал-майора Патрика Джона Гордона, как и отец, служивших царю на военной службе.
⁹ 'Каркас' - особого рода зажигательный снаряд.
¹⁰ То есть о капитуляции крепости с учетом требований обороняющихся.
¹¹ Барабанная дробь: призыв начать переговоры.
¹² Петр Павлович Шафиров, в ту пору - переводчик Посольского приказа, а в будущем - вице-канцлер.
¹³ С личными поправками царя.
¹⁴ В виду имеется уже встречавшийся нам ранее генерал русской службы Иван Иванович Чамберс - изначально, видимо, все-таки Джон, ибо он был англичанином.
¹⁵ Петр I тут имеет в виду, видимо, победы генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева при мызе Хуммули - Гуммельсгофе - 18 июля и при Мариенбурге 25 августа 1702 г., в последней из которых взята была в плен, в частности, Екатерина Крузе, будущая Екатерина I Алексеевна.
¹⁶ Напомню: 'Шлиссельбург' в переводе с голландского значит 'Ключ-город'.
¹⁷ Последовавшем в конце октября 1702 г.
¹⁸ Лейон, как помним, называл другие цифры: 83 здоровых и 156 раненых.
¹⁹ Макаров, как помним, пишет об отъезде в Ниену.
²⁰ 'Резидентами' тогда назывались дипломатические посланники.
²¹ 4 декабря 1702 г.; напомню, что европейский календарь расходился с русским - отсюда разные даты у де Бруина и Макарова.
²² Тут нам надо принять во внимание, что под словом 'снимай' де Бруин подразумевает: 'рисуй', 'срисовывай', точно так же, как под словом 'снимок' - 'рисунок'.
²³ Тут де Бруин имеет в виду Александра Меншикова, который в ту пору был лейтенантом бомбардирской роты, но голландец не был в курсе этих воинских тонкостей, а потому допустил, как мы убедимся, сравнивая его сообщение с текстом Макарова, небольшую неточность.
²⁴ Как видим, Макаров не говорит тут о Меншикове, но, учитывая, что 'господин Александр' упомянут де Бруином как идущий рядом с царем, убеждаемся, что Меншиков, конечно, тоже шествовал именно во главе бомбардирской роты, но не во главе всего полка, как утверждал де Бруин.
²⁵ Де Бруин говорит тут о сестре Петра - царевне Наталье Алексеевне, а также о царице Прасковье Федоровне, вдове покойного соправителя Петра - царя Ивана V - и их дочерях: Екатерине (будущей герцогине Мекленбургской), Анне (будущей императрице Анне Ивановне) и царевне Прасковье.
²⁶ То есть регимент драгунского полковника Александра Малины.
²⁷ А тут фельдмаршал имеет в виду Дмитрия Бахметева, командира полка низовой иррегулярной конницы, помощника действовавшего в Ингерманландии окольничего Петра Апраксина.
²⁸ В Ревеле еще не знают о переименовании не только Нотэборга, но и Орешка.
²⁹ По словам известного историка, специализирующегося на петровском периоде истории России, профессора Евгения Викторовича Анисимова, автор, безусловно, прав, с одним лишь уточнением: '17 декабря 1702 г. по старому стилю', поскольку повествование основано на документах того времени. По новому стилю День печати следовало бы отмечать 28 декабря, что ни в коей мере не противоречит утверждению А.М. Шарымова (прим. ред.)
³⁰ Обращу внимание на то, что голландца всегда у нас именуют 'Шхонебеком'; такова традиция, но правильное написание его фамилии именно 'Схонебек'.