ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
о пользе употребления яиц для коитуса
(итоги книги)

Знай, о визирь (да будет Аллах добр к тебe!), что глава эта содержит самые полезные наставления — как усилить в соитии свои силы, и что эту последнюю часть моей книги должны прочесть и старики, и люди в расцвете лет, и молодежь.

Шейх, давший свой добрый совет, годный для всех творений Аллаха Великого, был мудрецом и врачом, первым среди прочих. Он советовал ежедневно есть сырые яичные желтки, отделенные от белков, ибо обнаружил, что они являются невиданным энергетическим стимулянтом для соития. Того же эффекта достигает и мужчина, в течение трех дней употребляющий в пищу желтки, перемешанные с луком.

Тот, кто сварит спаржу[1], поджарит ее на сале, вобьет в нее яичные желтки и умастит истолченными специями, после чего будет несколько дней лакомиться этим блюдом, — станет весьма велик в деле соития, обнаружив в названном кушаньи источник невиданного ранее желания.

Или нарежь мелко лук, уложи его в горшочек, умасти специями и приправами, добавь поджаренные на масле яичные желтки, хорошенько все перемешай — и ешь в течение нескольких дней: успех твой в деле соития будет великолепен.

Верблюжье молоко, смешанное с медом и регулярно потребляемое, побуждает к бесчисленным, ночным и дневным, соитиям.

Тот, кто несколько дней будет есть яйца, сваренные с миррой: крупной корицей и перцем, станет силен в соитии, а член его будет вздыматься ввысь непрестанно — так, словно он никогда не опустится более вниз.

Мужчина, на которого свалится желание совокупляться в течение всей ночи, не дав ему времени как следует подготовиться к столь важному действу, может воспользоваться следующим рецептом. Пусть возьмет большое количество яиц, чтобы хорошенько насытиться, и пожарит их со свежим маслом; а когда кушанье будет приготовлено, пусть зальет его большим количеством меда, тщательно все перемешав. Взяв немного хлеба, он должен съесть как можно больше этого яства — и тогда будет уверен, что его член не даст ему покоя всю ночь.

По этому поводу сложены были такие стихи:

Месяц член простоял у Абу эль-Хейлука:
Ведь не ел он в те дни ничего, кроме лука.
За ночь восемь десятков девиц просверлил
Член Абу эль-Хейджи, что не ел и не пил,
Лишь горошка зеленого съев с вечерка
И верблюжьего, с медом, испив молока.
Негр Маймун становился сильней и сильней,
Пятьдесят проработав без устали дней,
К ним прибавив еще десять дней сверх того
По сравнению с тем, что просили его,
И питаясь лишь хлебом с желтками яиц...[2]

Деяния Абу эль-Хейлука, Абу эль-Хейджи и Маймуна, о которых говорится в приведенных выше стихах, известны, и история их поистине очаровательна.

С милостивого соизволения Аллаха, я познакомлю тебя с нею — и она завершит свод советов этого труда, который я создал для пользы живущего человечества.

 

История Зохры

Шейх — покровитель религии[3] (Господь Всемогущий да будет милостив к нему!) — записал историю о жившем в древности блестящем государе, обладавшем несметным воинством и богатством.

У государя этого было семь дочерей, известных своею красотой и совершенством — и рождались они одна за другою, и не появилось у него между ними ни одного мальчика.

Они носили мужское платье, скакали на превосходных конях, покрытых украшенными золотом чепраками, владели копьем и саблей, а также повергли не одного из мужчин в единоборствах. У каждой был прелестный дворец с рабами и слугами, которые готовили им еду с напитками и оказывали всевозможные услуги.

Государь время от времени желал выдать их замуж, но они всякий раз отказывались. Если к дочерям приезжали свататься, государь никогда не решал дела без совета с ними, но ответ их всегда был один: «Никогда не бывать такому!» Отказы эти имели разные последствия: и хорошие, и дурные.

Долгое время из владений их не поступало никаких известий о дочерях того государя, но всe полагали, что они так и будут вести себя до скончания их родителя. Когда же оно произошло, на трон взошла старшая из дочерей — младшие присягнули ей на верность. Во многие страны отправлено было возвещение об интронизации старшей сестры.

Имя ее было Фузель Джемал (Цветок Красоты); вторую звали Солтана эль-Агмар (Королева Луны); третью — Бедиат эль-Джемал (Бесподобная Красота); четвертую — Уарда (Роза); пятую — Махмуда (Достохвалимая); шестую — Камела (Совершенная) и, наконец, седьмую — Зохра (Цветущая): эта младшая сестра была в тоже время самой умной и рассудительной.

Она обожала охоту — и однажды, несясь по полям в сопровождении двадцати слуг, повстречала на пути всадника. Он приветствовал ее — и она ответила ему тем же. Всадник подумал, что голос этот похож на женский, но лицо Зохры закрыто было хайком[4], так что полной уверенности у него не было, и тогда он решил: «Надо бы разузнать, юноша это или девушка?» И обратился он к одному из слуг принцессы, который рассеял его сомнения. Подъехав к Зохре, всадник начал с нею приятный разговор, продлившийся до времени завтрака, во время которого он сел рядом с нею в надежде увидеть ее лицо.

К разочарованию его, принцесса лица не открыла, сославшись на пост, во время которого она пищи не употребляет. Однако он отметил и изящество ее рук, и стройность ее стана, и блеск ее глаз — и тогда сердце его сжалось от нахлынувшей неистовой любви.

Тогда состоялся между ними такой разговор:

Всадник. Скажи мне, не склонно ли сердце твое испытать ко мне дружбу?

Зохра. Но разве пристало мужчине испытывать к женщине дружбу? Ведь могут сердца их однажды друг к другу склониться — и разом охватит их страсти желанье. Тогда Сатана их заставит дурное свершить — и об этом узнает весь мир на беду им.

Всадник. Неверно! Когда увлеченность правдива, то верная дружба чиста от любого навета!

Зохра. Не выявить женщине явно свою увлеченность мужчиной: ведь оба с той самой минуты предстанут желанным предметом клевет недостойного мира — и что им останется, кроме раскаянья и сожалений?

Всадник. Но можно ведь сделать, чтоб дружба секретною, тайною стала: встречаться вот в этой пустыне, сокрытой от глаз любопытных, — никто не узнает о встречах.

Зохра. Не выйдет! Подумай: на деле не так уж легко это сделать. Ошибка малейшая, промах — и сразу внимание мира на нас, бедняков, обернется.

Всадник. А как же любовь — нашей жизни источник? Ведь любящих счастье всегда состоит из свиданий, объятий и тех наслаждений, которыми дарят друг друга они, — что порою и жизни приносят, как жертву фортуне.

Зохра. Слова твои веют любовью. Полна притягательной силы улыбка твоя. Но не лучше ль, чтоб ты прекратил свои речи, которые очень опасны?

Всадник. Слова твои сладки, и раньше столь искренних слов я не слышал. И знаю: любовь к тебе в сердце отныне навек поселилась, и, значит, изгнать ее силой никто не посмеет, не сможет. И если меня от себя ты прогонишь, то знаю: не жить мне.

Зохра. И все же должны мы вернуться: к себе ты обязан поехать; к себе возвращусь я. Однако — коль скоро Аллах Всемогущий к нам милостив будет — мы снова увидим друг друга с тобою…[5]

И они сказали друг другу «прощай», разъехались — и вернулись каждый к своему месту.

Всадника звали Абу эль-Хейджа. Его отец, Хейрун, был знаменитым богатым купцом, чьи владения находились в дне езды от замка принцессы. Абу эль-Хейджа вернулся домой и, едва отдохнув, по наступлении темноты надел черный тюрбан и накинул на себя темер[6], прицепив под ним свою саблю. Затем взнуздал коня и, сопровождаемый любимым своим нубийцем Маймуном, поскакал вдаль под покровом ночи.

Они скакали, не останавливаясь, всю ночь — и на рассвете остановились вблизи замка Зохры среди окружающих его холмов. Там они нашли пещеру, в которую вошли с лошадьми.

Абу эль-Хейджа оставил нубийца стеречь лошадей, а сам направился в сторону замка, чтобы исследовать его окрестности. Он нашел, что замок окружен довольно высокой стеной, в силу чего попасть в него было никак невозможно. Некоторое время Абу эль-Хейджа оставался поблизости, решив изучить, кто входит в замок и выходит из него. Однако до самого вечера никто оттуда не вышел и никто в него не вошел.

После захода солнца он сел у входа в пещеру и наблюдал за окружающим до полуночи. Затем сон сморил его.

Он спал, положив голову на колени Маймуна, когда что-то разбудило его. «Что это?» — спросил он. «Я слышал какой-то шум из пещеры, хозяин, — ответил Маймун. — И мне показалось, что я вижу какие-то огни». Абу эль-Хейджа тут же встал и внимательно огляделся. Он действительно увидел некие огни, приказал нубийцу оставаться на месте, взял саблю и направился по направлению к огням.

Свет привел его к строению, находившемуся внутри пещеры. Оно сооружено было из крупного камня. Пройдя вдоль стены, Абу эль-Хейджа обнаружил оконце, сквозь которое лился в пещеру свет. Взглянув в него, он увидел принцессу Зохру, окруженную сотней девиц. Сидели они в ослепительно прекрасном зале, вырытом в сердцевине горы, изысканно обставленном и отделанном золотом. Девушки пили и наслаждались яствами.

Абу эль-Хейджа сказал себе: «Увы, никто не окажет мне помощи в моем положении! Вот в чем трудность». Находясь под сильным впечатлением от увиденного, он вернулся к Наймуну и приказал ему: «Поезжай к моему названному брату[7], Абу эль-Хейлуку и скажи ему, чтобы он как можно скорее прибыл сюда». Слуга тут же сел на коня — и проскакал целую ночь, прибыв к Абу эль-Хейлуку, который был лучшим другом Абу эль-Хейджи и, кроме того,сыном визиря. Этот молодой человек, как и Абу эль-Хейджа вместе с его слугой Маймуном, считались тремя самыми сильными и бесстрашными людьми своего времени, и никто не мог превзойти их в единоборствах.

Когда нубиец явился к другу своего хозяина и рассказал обо всем случившемся. Абу эль-Хейлук сказал: «Все мы принадлежим Аллаху и возвращаемся к нему». Вслед за этим он подпоясался саблей, оседлал коня, взял с собою своего любимого нубийца и поскакал вслед за Маймуном к пещере.

Абу эль-Хейджа вышел навстречу, поприветствовал их — и рассказал Абу эль-Хейлуку о своей любви к Зохре. Он поведал другу также, как трудно проникнуть в замок, о поисках в пещере, в результате которых он обнаружил подземный зал, и о восхитительной сцене, представившейся ему в этом зале.

Абу эль-Хейлук был поражен рассказанным.

В полночь они услышали пение, легкий смех и быстрые разговоры. Абу эль-Хейджа сказал другу: «Пойдем к концу подземного прохода и посмотрим. Ты простишь теперь своего брата за его любовь». Абу эль-Хейлук прошел с ним к окошку, ведущему в зал, взглянул в него, был поражен очарованием собравшихся там прелестных девиц и спросил друга:«Братец, а которая же из них — твоя Зохра?» Абу эль-Хейджа ответил: «Та, что обладает невиданно дивной фигурой, неповторимой улыбкой, сходными с розами щеками, сказочно белым лбом. Та, чья голова увенчана жемчужной диадемой и украшения сверкают золотом. Та, что сидит на троне с драгоценными камнями. Та, чьи ногти посеребрены и что сидит, опираясь на свою ладонь».

«Она выделяется среди других подобно флагу, — сказал Абу эль-Хейлук. — Но братец, позволь мне обратить твое внимание на одну вещь, которая, может быть, огорчит тебя». — «Конечно, — отвечал Абу эль-Хейджа. — В чем дело?» — «В том, что в зале этом царит безнравственность. Обрати внимание, что все эти девицы появляются здесь только ночью и что место это — уединенное. Есть все причины полагать, что оно предназначено только для угощений, выпивки и наслаждений. И если ты полагаешь, что идея о любви с твоей принцессой может так просто осуществиться, то, мне кажется, ты ошибаешься, несмотря на любую помощь тебе со стороны». — «Но почему?» — спросил его Абу-эль-Хейджа. «Потому, — отвечал его друг, — что, насколько я могу видеть, Зохра целиком занята сейчас юными девицами окружающими ее, и в силу этого совсем не заинтересована муж чинами и не может жаждать их любви». — «О, Абу эль-Хейлук, я знаю цену твоим суждениям: для того и послал за тобою. Ты ведь знаешь, как точно исполняю я твои советы». — «Брат мой, — ответил сын визиря, — если Аллах не помешает нам войти в этот зал, ты, несомненно, сможешь соединиться с Зохрой. Именно отсюда должны мы начать».

Когда наступил рассвет, они велели слугам своим подготовить пролом в стене, сделав так, чтобы можно было свободно и быстро восстановить стенку. Сделав это, они укрыли своих коней от воров или диких зверей в другой пещере. Затем все четверо — двое хозяев и двое слуг, вооруженных саблями и щитами, — проникли в зал подземного дворца, замуровав пролом.

Было темно, но Абу эль-Хейлук засветил шандал — и они начали тщательно изучать дворец. Он был восхитителен. Обстановка отличалась изысканностью. Повсюду расставлены были диваны и кушетки разного рода, столы, уставленные кушаньями, напитками и фруктами, развешаны богатые канделябры и люстры, расстелены великолепные ковры.

Насладившись видом всех этих сокровищ, они двинулись далее, изучая другие комнаты дворца. Было их тут немало, и в последней они обнаружили небольшую потайную дверцу, сразу привлекшую их внимание. «Наверняка она связана с верхним дворцом, — сказал Абу эль-Хейлук. — Давай-ка, брат, схоронимся в одной из этих комнат». И они спрятались в комнате, из которой могли наблюдать за дверью, будучи сами незаметны.

Они прождали там до начала ночи. Тогда маленькая дверца отворилась — и появились слуги со светильниками. Они зажгли люстры и канделябры в зале, оправили покрывала диванов, накрыли столы тарелками, блюдами с мясом, кувшинами с напитками и окурили воздух благовониями. Вслед за тем появились девушки. Их щебет был многоголос и весел. Они расселись по диванам, принялись за еду. Отведав вина, они мелодично запели.

Тогда четверо мужчин, видя, что возбудились девицы вином, вышли из своего укрытия с обнаженными саблями, сверкая ими над головами девушек. Причем, лица их были наполовину замаскированы покрывалами.

«Кто эти люди, — вскричала Зохра, — что нарушили наш покой под завесой ночных теней? Кто послал вас — земные или небесные силы? Что вам нужно?» — «Соития», — отвечали те. «С кем?» — спросила Зохра. «С тобой, о яблочко глаза моего!» — ответил ей Абу эль-Хейджа, выступая вперед. «Но кто ты?» — «Я — Абу эль-Хейджа». — «Откуда же ты меня знаешь?» — «Я — тот, кто повстречал тебя на охоте в таком-то месте». — «Но кто привел вас сюда?» — «Воля Аллаха Всевышнего».

На этот раз Зохра промолчала, решив подумать над ситуацией, в которой оказалась она и ее подруги.

А среди девиц, окружавших ее, имелось несколько, чьи ферджи были словно бы заперты на железный засов[8], и никто на свете не смог бы лишить их невинности. Была также и одна женщина, которую звали Моана (Утоляющая Страсть), ненасытная в бесконечных соитиях. Вот Зохра и подумала про себя: «Только благодаря хитрости смогу я посмеяться над этими мужчинами. С помощью моих женщин я задам им такую задачу, с которой они не смогут справиться — и я буду свободна».

И вот, обратившись к Абу эль-Хейдже, она сказала: «Ты можешь получить меня, только выполнив определенные условия». И четверо молодых людей сказали, что принимают их, даже не выслушав заранее. «Но если вы не выполните их, дайте слово, что добровольно станете моими пленниками и предоставите себя в мое полное распоряжение». — «Даем слово!» — отвечали они.

Тогда взяла она с них клятву, что они выполнят свое обещание, и, коснувшись ладонью руки Абу эль-Хейджы, произнесла: «Что касается тебя, я даю тебе такую задачу: ты должен лишить девственности восемьдесят указанных мною девиц, не излив при этом ни разу своего семени. Такова моя воля!» И он отвечал: «Я исполню ее».

Затем, взглянув на Маймуна, принцесса спросила: «А как имя этого молодца?» — «Маймун», — отвечали ей. «А тебе будет такая задача, — сказала она, — повернувшись к Моане. — Займись делом с этой вот женщиной, и делай его на протяжении пятидесяти дней, начиная с этого. Ты можешь изливать семя или нет — как тебе угодно. Но если силы покинут тебя и ты остановишься хотя бы на час, то я посчитаю твою задачу невыполненной». Трое молодых людей вскричали, что задача слишком трудна, но Маймун ответил: «Я принимаю условия, и считаю за честь выполнить их, — ибо нубиец сам имел вечно неутоляемую страсть к соитию. Зохра велела ему идти с Моаной в ее комнату, наказав ей сразу же сообщить, как только нубиец проявит малейший признак усталости.

«А как твое имя?» — спросила она друга Абу эль-Хейджа. «Я зовусь Абу эль-Хейлуком», — отвечал тот. «Хорошо, Абу эль-Хейлук, — сказала она, — а ты останешься здесь и в присутствии всех этих женщин и девственниц проведешь тридцать полных дней — и все эти дни и ночи член твой должен быть вознесенным, ни на момент не падая».

Потом она спросила четвертого: «А тебя как эовут?» — «Фелах» (то есть, Добрая Судьба), — ответил тот. «А ты, Фелах, будешь находиться при нас и услужать нам».

Затем Зохра, желая, чтобы ее не укорили в какой-либо пристрастности, спросила, какой пищи желали бы они на время их испытания. А6у эль-Хейджа заявил, что просит подать ему привычную для него пищу: пить он станет только верблюжье молоко с медом, а есть — зеленый горошек с мясом и луковым соусом. Абу эль-Хейлук попросил в качестве пищи готовить ему мясо с луком, а как питье — луковый сок, смешанный с медом. Маймун же попросил кормить его яичными желтками с хлебом.

Абу эль-Хейджа поел — и 3охра велела отвести его в комнату, уставленную диванами, послав к нему, одну за другой, восемьдесят девиц. И совокупился со всеми ними Абу эль-Хейджа, в одну ночь лишив девственности все восемь десятков и не излив при этом ни капли семени. Эта сверхъестественная мощь повергла Зохру, как и всех присутствующих, в крайнее изумление.

И тогда сказал Абу эль-Хейджа принцессе, что он полностью исполнил порученное ему дело, а потому хочет, чтобы и Зохра, 6езусловно удостоверившись в его силе, исполнила обещанное. Однако она ответила ему: «Нет, пока это невозможно! Условия, выполненные тобой, неотрывны от тех, что должны исполнить твои друзья. Соглашение должно быть выполнено полностью, как вы и обещали мне. И если только кто-то из вас не выполнит своей задачи, будет считаться, что не выполнили ее все — и все вы станете, по воле Аллаха, моими пленниками».

Абу аль-Хейджа, поставленный лицом к лицу с судьбой, уселся среди девиц и невольниц принцессы — и принялся за еду и питье, ожидая, когда друзья его справятся с назначенным.

Поначалу 3охра, считая, что вскоре все они окажутся в ее власти, была любезна и улыбчива. Но подошел двадцатый день — и на лице ее стали появляться следы беспокойства. А на тридцатый день она залилась вдруг слезами. На этот день завершилось испытание Абу эль-Хейлука, выполненное им в точности с заданием, — и он уселся за стол рядом со своим другом и остальной компанией, которая весело продолжала есть и пить.

Теперь судьба принцессы зависела только от успеха или поражения нубийца Маймуна, которому оставалось еще много поработать для выполнения своей задачи. Она каждый день посылала за сведениями к Моане, но та извещала, что нубиец по-прежнему свеж и могуч. Глядя на Абу эль-Хейджу и Абу эль-Хейлука, которые победительно взирали на нее, она сказала друзьям: «Моана дает мне знать, что ваш нубиец уже выглядит совсем усталым». На это Абу эль-Хейджа воскликнул: «Во имя Аллаха! Если он не выполнит назначенного, мало того, — если не превысит урочного срока на десять дней, я предам подлеца смерти!»

Однако верный слуга исполнял дело соития все пятьдесят дней без отдыха и, более того, прибавил к сроку еще десять дней по приказу своего хозяина. Моана же, в свою очередь, впервые в жизни получила величайшее наслаждение, полностью утолив, наконец, свою страсть к соитию[9]. И  аймун, как еще один победитель, занял место за столом рядом с товарищами.

И сказал тогда Абу эль-Хейджа Зохре: «Что ж, мы, как видишь, выполнили все поставленные тобой условия. Теперь твоя очередь исполнить обещанное, твоя очередь платить тобой же назначенную цену». — «Это — правда!» — отвечала пораженная принцесса, и она отдалась ему, и он нашел ее[10] восхитительнейшей из восхитительных.

Что до нубийца Маймуна, то он женился на Моане. А Абу эль-Хейлук выбрал из приглянувшихся ему девиц ту, что была всех привлекательнее.

И оставались они еще долго вместе, проводя дни во всех мыслимых удовольствиях до той поры, пока смерть не положила конец их счастливому существованию, расторгнув их союз. Аллах да будет милостив к ним[11], как и к каждому из мусульман! Аминь!

 

Эту историю не раз воспевали поэты (хотя и не всегда точно следуя фактам). Я привел ее здесь потому, что в ней упомянуты рецепты и пища, использовать которые я советую каждому, кто решит усилить свои силы в соитии и умеет учиться. Есть и другие эффективно действующие средства. Я опишу тут один из них. Взять часть сока, выжатого из истолченного лука, и смешать его с двумя частями очищенного меда. Смешать их — и варить на медленном огне, пока луковый сок не испарится. Снять сосуд с огня, остудить его и оставить для пользования в нужное время. А когда это время наступит, возьми окку[12] снадобья, смешай ее с тремя окками воды — и дай настояться этой микстуре сутки на турецком горохе.

Средство это принимается зимой, перед отходом ко сну, раз в день и в малом количестве. Член того, кто будет правильно пользовать это средство, не очень-то даст уснуть ему в течение этой и следующей ночей. Тот же, кто злоупотребит принятием его, будет иметь постоянно торчащий член, что особой радости, конечно, не доставит. Мужчинам порывистого темперамента можно вообще его не принимать, ибо тут недолго и заболеть. Не стоит также пользовать его более трех дней, разве что если ты — совсем уж холодный или немолодой человек. И, наконец, не стоит употреблять его летом. И это — все.

Я был неправ, в своем труде весь этот вздор собрав;
Но судишь только ты, Аллах, кто прав, а кто неправ, —
И в судный день прости мне то, что сделал я, бедняк,
А ты, читатель, как и я, скажи: да будет так! [13]

 


[1] В арабском тексте тут назван «хейлун», о котором медицинский словарь Абд эль Резейга сообщает: «Под хейлуном медики, в отличие от всех прочих, подразумевают аспаргус». Не найдя ничего более подходящею на роль «хейлуна» как приправы для упомянутого шейхом Нефзауи кушанья, переводчик и оставил тут аспаргус, или, попросту, спаржу.

[2] Это стихотворение в оригинале обрывается на полустишии, что, вообще, не очень характерно для арабской поэзии.

[3] В некоторых вариантах названо имя этот шейха — Насир ли-Дин Аллах, — но идентифицировать его с кем-либо из исторических лиц не удалось.

[4] Хайк — длинный кусок тонкой шерстяной или шелковой белой материи, которой арабы закутывают тело и голову, а поверх нее носят бурнус.

[5] Диалог этот написан в оригинале ритмизованной прозой.

[6] Темер — шерстяная накидка, используемая на Востоке для укрытия в ночных путешествиях от холода. Это — одно из древнейших арабских одеяний.

[7] Среди арабов слово «брат» постоянно обращено к друзъям.

[8] Буквально, «железнобокие», или мышеловки.

[9]В одном из вариантов имеется следующий текст: «Моана к концу пятидесятого дня была счастлива, что пришел конец испытанию, ибо она утомилась этим бесконечным соитием. Однако Маймун требовал продолжения, в силу чего она послала письмо Зохре: «О госпожа моя, время подошло, а он не отпускает меня от себя! Умоляю тебя именем Аллаха Всевышнего вызволить меня из этой тяжелой ситуации. Ягодицы мои совсем истерлись и разбиты — и я не могу теперь лежать на спине. Но Маймун поклялся, что не отступится, пока не минет еще десять дней, ибо так приказал ему его хозяин, а он умеет держать слово».

[10]В одном из вариантов сказано: «Деяние Маймуна повергло всех в изумление. Тогда победители овладели всем, что находилось в замке — сокровищами, женщинами, прислужницами, девицами, поделив все это на равные части. И Абу эль-Хейджа насладился тогда Зохрой и нашел ее...» — и далее по тексту.

[11] Когда говорится о смерти единоверца, ни один мусумьманин не забудет добавить: «Аллах да будет милостив к нему!»

[12] Окка — греческая мера, пользуемая в разные времена в разных странах. В фармакопее равна 12 драхм = 44, 784 г.

[13] Заключительное примечание автора русского перевода.
Этот стих завершает самый полный вариант «Сада благоуханного», бывший в распоряжении его английских переводчиков, труд которых, как я уже упоминал, лежит в основе и моего перевода. 
Англичане из Общества «Кама Сутры» в Лондоне и Бенаресе, создавшие свой труд на основе французского перевода с арабского, произведенного в 1800 году неким «штаб-офицером М…», имели в руках не только его, но и два сугубо арабских варианта, причем, в одном, по их утверждению, имелась еще одна — «Двадцать первая и последняя глава книги, повествующая о пользе яиц и некоторых других субстанций, благоприятствующих коитусу; о трибадах и женщинах, впервые постигающих это описание чувственности; о педерастии и всем, связанным с нею; о своднях и о различных хитростях, с помощью которых можно обладать женщиной; содержащая также шутки, анекдоты и несколько общих рассуждений об искусстве соития».
По малопонятной причине глава эта в английском переводе не появилась. Но потому отсутствует она и здесь. (Александр Шарымов)

На главную